– Неси!

Власик приносит тазик с замаринованным мясом, шампуры.

Сталин снимает китель и брюки. Остается в белой рубахе и в таких же кальсонах. Снова надевает мягкие хромовые сапожки. Хромовячие прохаря называют такие сапоги на зоне. Но Сталин, конечно, такого жаргона не знает. Хотя он и сам мог легко запустить в беседе со старыми друзьями острое словцо. Сталин закатывает рукава нательной рубахи. Удивительно! Рубаха и кальсоны обыкновенные. Бязевые, солдатские. А ведь Иосиф Виссарионович уже почти что генералиссимус.

Через месяц ему присвоят высшее воинское звание.

Сталин с удовольствием нанизывает куски мяса на шампур.

Он любит сам жарить шашлыки на дышащих жаром углях камина.

А какой грузин не любит жарить шашлыки?!

Мы видим, как по рукам Сталина течет красно-розовый сок маринада. Никакой символики и никаких параллелей с кровавым режимом.

Просто Сталин жарит шашлык!

Угли становятся малиновыми.

Сталин хороший костровой.

«Хозяин должен был неотрывно следить за динамикой Священного огня – чтобы костер разгорался, но все-таки не сжег страну дотла», – пишет известный популяризатор истории Эдвард Радзинский в своей книге «Сталин».

Иосифа Виссарионовича он называет Хозяином.

Идут и идут составы на восток.

Мы видим лица сквозь зарешеченные окна. Они, окна, больше похожи на бойницы. Колонны зэков бредут по снегу. Опять лают псы. Картавит, по-ленински, снежок под ногами. И опять звонко кричит на морозе краснощекий Летёха. Ему нравится его служба.

А Сталин ведь не только костровой, он еще и настоящий кочегар социализма! Иосиф Виссарионович тоже истопник. Как и Костя Ярков. Только печки и дрова у них разные. Вздымаются стройки социализма – Беломорканал, Днепрогэс, БАМ. Укладываются рельсы.

На сцене хор кубанских казаков и казачек. Пляска. Жить становится лучше. Жить становится веселее.

Сталин подбрасывает в огонь новые полешки.

Камин, как и Костин костер, разгорается.

На экране возникает нарезка эпизодов подлинной жизни в сталинских лагерях строительства социализма.

Колонна женщин бредет по снегу. Этап охраняют солдаты с овчарками на поводу. Выходят на лед таежной реки. На пути возникает преграда. От морозов, прямо на излуке, образовалась наледь. Вода вперемешку с ледяной крошкой. Конвоиры замешкались и заметались.

Как провести этап по наледи?! А если промоины во льду? В колонне зэчек ропот: «Надо бы на привал встать, гражданин начальник конвоя! Костры разведем на берегу! Закоченели в дороге».

Начальник конвоя, уже знакомый нам краснощекий Летёха, командует: «Этап – на колени! Руки за голову!»

Он боится, что зэчки разбегутся. За это его самого расстреляют. Летёха дает очередь из автомата поверх голов. Женщины падают на колени, прямо в ледяное крошево. Конвойный посылает солдат разведать дорогу.

Один на один, с автоматом в руках, он стоит перед коленнопреклоненным этапом. Летёхе кажется, что он бог. И женщины сейчас ему молятся. А может, он видит себя Понтием Пилатом, судьей Сына Божьего?! Если, конечно, он знает, кто такой Пилат. У ног лейтенанта сидит настороженная овчарка. Одной рукой Летёха треплет ее по ощетинившемуся загривку. И не спускает глаз с этапа. Понтий Пилат, прокуратор Иудеи, тоже любил гладить свою собаку, по прозвищу Банга, по голове. Успокаивало.

Резкий порыв ветра. Снег сечет лица.

Такое здесь по весне бывает.

Внезапно из глубокого ущелья налетает снежный заряд. Словно сам черт плюется в лицо людям.

Женщины молятся.

А промоина расширяется. В горной реке, тем более на излучине, быстрое течение. Да и лед уже подтаял. Лейтенант видит, как боком, без крика, согбенная женская фигурка уходит под лед. Одна, вторая, третья…

Бог услышал их молитву.

Вереница заключенных катит тачки с грунтом. Они отсыпают тело магистрали. Так здесь, на стройке-500, называются земляные работы по прокладке будущей железной дороги. Технология примитивная. Но уже проверенная годами. Прямо по болоту и марям проложены мосточки, в две доски. У сопок рабочие-зэки нагружают тачки, а тачковозы, по узким деревянным трапам, везут щебень на трассу. Тянут с трудом. Дорога проложена между низенькими карликовыми лиственницами прямо к тоннелю. Он виднеется вдалеке. Да что такое тоннель, если говорить по-простому, без инженерных чертежей?! Это дырка, пробитая зэками в угрюмой скале. Один тачковоз, сразу видно, что ослабевший, но еще не доходяга, запнулся на самом краю отсыпки, упал лицом в щебенку. А потом и покатился под насыпь. Другой зэк бросился ему помогать. Длинная вереница тачковозов встала. Сбился ритм доставки грунта в тело магистрали. Тачковозов много. Их сто или двести! А может, даже триста. Целая фаланга. Так генерал Френкель назвал одно из трудовых подразделений вверенной ему стройки. Название восходило к древнеримскому боевому строю.

Лейтенант выхватывает из кобуры пистолет и стреляет в воздух:

– Не нарушать строй! Продолжать отсыпку! Пристрелю!

Зэки вновь берутся за ручки тачек. Скрипят колеса, сыпется щебень. С сухим шуршанием мелкие и раздробленные камешки покрывают тело человека, бьющегося на откосе. Пока еще торчат плечи и голова, но вот взметнулась лишь одна рука. Грунт шевелится.

Лейтенант подскакивает на край обрыва, несколько раз стреляет в кучу щебня. Фонтанчиками взлетают каменные брызги. Уже никто не шевелится.

Длинноволосый и мосластый зэк в потрепанной шапочке-скуфейке, по виду – бывший священник, крестится:

– Спасибо, гражданин начальник! Упокоил душу раба твоего…

– Какого еще моего?! – зло хрипит Летёха.

Зэк уточняет:

– Все мы рабы Божьи.

– Ты мне тут агитацию поповскую не разводи!

Патлатый послушно подхватывает тачку.

Зэки и охранники зовут его Апостолом.

А вообще-то он – отец Климент.

Ночами исповедует и причащает зэков.

Капитан-следователь проводит допрос заключенной. Чтобы она, распутная, призналась в содеянном. Арестантка никак не хочет подписать показания о своем сожительстве с иностранцем. То есть о сотрудничестве с буржуазией. Говоря юридическим языком, 58-я статья Уголовного кодекса, 4-й пункт: «Оказание помощи международной буржуазии». Вместе с мужем-дипломатом работала секретарем-машинисткой в советском посольстве.

Контактировала с иностранцами и белоэмигрантским отребьем.

Муж уже сгинул где-то на этапах.

Настал и ее черед. Не признается вторую неделю.

Следователь-энкавед решает применить пытку детьми. Была и такая в арсенале его ведомства.

На руках у заключенной ребенок-малютка.

Рядом стоит старший сын подследственной, ему лет десять. Двое подручных держат мальчишку за руки. Капитан ломает пацану пальцы. Перебивает кости тяжелой мраморной подставкой из письменного прибора. Два пальца уже сломаны. Мальчишка кричит так, что, кажется, у матери лопнут в ушах перепонки. Капитан говорит заключенной:

– Если сломаешь мизинец ему… – тычет пальцем в малютку, – я обещаю отпустить твоего старшего! А потом начнешь давать показания.

Мать ломает пальчик младенцу и падает в обморок. Ее отливают водой.

Взбунтовались сразу несколько лагерных пунктов. В том числе и женбараки. Женские бараки. Струсившая охрана разбежалась. Урки, блатные, мастевые, суки, политические – все объединились и встали плечом к плечу. Создали Комиссию для самоуправления и переговоров с начальством. В Комиссию вошли авторитетный вор в законе и политическая – учительница, приговоренная к пятнадцати годам лишения свободы. За сорок дней восстания – ни одного преступления. Справедливое распределение продуктов. В Комиссии даже работал отдел агитации и пропаганды. Заключенные-чеченцы придумали и запустили воздушные змеи. Над лагерем взметнулись призывы: «Мы требуем приезда члена Президиума ЦК!», «Спасите женщин и стариков от избиения!», «Долой убийц-бериевцев!», «Жены офицеров! Вам не стыдно быть женами убийц?!»