Джейн быстро сбежала вниз по лестнице и остановилась у приоткрытых дверей кабинета.

Он был пуст.

Девушка всегда здоровалась с отцом на пути в столовую. Иногда он присоединялся к ней, с чашечкой свежего чая, но чаще просто осведомлялся о здоровье и планах на день.

Озадаченная таким откровенным нарушением привычного графика, Джейн еще немного постояла на пороге комнаты, резко развернулась, и пошла завтракать.

В доме Дженкинсов, на самом деле довольно скромном двухэтажном коттедже, выстроенном в традиционном английском стиле, под эту цель была отведена небольшая комната рядом с гостиной. Джейн была уверена, что изначально она имела какое-то другое предназначение. Возможно даже связанное с хозяйственными службами. Но отец рассказывал, что только лишь переступив порог дома, юная миссис Дженкинс определила эти десять метров для приема пищи.

«Не пристало нам, – говорила она, – и нашим будущим детям питаться где попало. Пусть эта комната маленькая, но она находится в правильном месте и может стать очень уютной». Так впоследствии и произошло.

Каждый раз, заходя сюда по утрам, Джейн, казалось, ощущала присутствие матери. В ярких шторах, которые просеивали солнечный свет, пропуская его внутрь дома уже волшебно-приглушенным. В светлой мебели, состоящей из нескольких шкафов с посудой и большого стола, за которым могли уместиться целых двенадцать человек. В мягких креслах рядом с кофейным столиком возле окна. Но главное очарование было в картине. Именно она, завершала и замыкала на себе всю композицию столовой. Это был небольшой парадный портрет самой миссис Эмили Дженкинс, написанный незадолго до рождения дочери. С него на свою любимую малышку каждое утро смотрела красивая темноволосая леди с полными нежности, голубыми глазами.

Джейн вошла. Как обычно улыбнулась портрету и вызвала слуг, чтобы подавали завтрак.

Мистер Пибоди, старый дворецкий, который работал еще на дедушку Джейн, появился через несколько минут. За ним проскользнула служанка и начала накрывать на стол.

Дворецкий положил перед девушкой несколько свежих газет. Глядя на них, она не могла не улыбаться, вспоминая свою первую баталию с мистером Пибоди. Ей как раз только исполнилось семнадцать.

Слегка оторвавшись от сентиментальной прозы, девушка начала обращать внимание на окружающий мир, хотя бы и посредствам чтения прессы. Но доставались ей лишь старые номера, иногда почти целые стараниями рачительной экономки. Тогда-то и началась пресловутая «газетная война» юной мисс и старого Пибоди, приверженца классического образования для леди: рисование-вышивание-пение, но никак не чтение. Итак, он газеты уничтожал, она их выкрадывала. Длилось это целый год, привело к массе забавных ситуаций, и закончилось полным и безоговорочным поражением Пибоди. По мнению Джейн. Ибо он, исчерпав все честные методы борьбы, пошел жаловаться папеньке. Мистер Дженкинс был глубоко впечатлен этой историей и разом разрешил конфликт, приказав дворецкому относить газеты к мисс Джейн сразу же как только он сам, хозяин дома, с ними закончит. Старому слуге пришлось с этим смириться. Девушка праздновала победу просвещения.

Сегодня перед Джейн легли свежая Таймс, Телеграф и новое книжное обозрение. Газеты все еще немного пахли типографской краской и не были разрезаны.

Джейн удивленно посмотрела на дворецкого.

– Странно, мистер Пибоди, разве отец их не прочитал?

– Нет, мисс. – Он повернулся к двери с явным желанием поскорее скрыться.

– Мистер Пибоди! – Джейн улыбнулась. – Вам это не нравится, мне тоже. В основном потому что страницы придется разрезать ножом для салата, но это не важно. – Дворецкий смущенно покраснел. – Я прошу вас, расскажите мне о том, что происходило с отцом вчера вечером и сегодня утром. Присядьте со мной и расскажите.

Мистер Пибоди, обуреваемый сомнениями, переминался с ноги на ногу.

– Я не знаю, что вы хотите услышать, мисс.

– Только факты. – Джейн подвинулся к себе тарелку с яичницей. – Прошу вас, только факты. Встал, поел, пошел и так далее. Я, с вашего позволения, примусь за завтрак. Кофе, может быть?

Пибоди приободрился. Он частенько пил кофе в гостиной вместе с хозяевами и был страстным поклонником этого напитка. Только в этом, пожалуй, проявлялась хоть малейшая страсть в его окостенелой жизни.

–С удовольствием, мисс. Я сам обслужу себя, Элли.

–Да, Элли, вы свободны, спасибо. – Джейн подождала, пока за служанкой закроется дверь. – Начинайте, мистер Пибоди.

Он не спеша налил себе кофе, добавил каплю молока и пригубил божественный напиток с видом истинного гурмана.

– Вчера, когда вы изволили подняться в свою комнату, мистер Дженкинс остался работать в кабинете. Было поздно, но он корректировал свою речь для предстоящей лекции в …. Клубе путешественников.

–А-аа, это лекция о его последней поездке по Южной Австралии…

– Да, мисс. Он зачитывал мне целые отрывки. Очень интересная вышла поездка. Даже сенсационная.

– Что вы говорите? – Девушка немного удивилась такому эпитету. – Возможно. Продолжайте.

– Продолжаю. Спать он отправился около двенадцати часов ночи. Но и под дверью его спальни я видел свет, когда совершал еженощный обход дома в половине первого. Поэтому не было ничего удивительного, что приказ подавать завтрак прозвучал от вашего отца сегодня только в девять утра. На самом деле могу предположить, что он не спал до двух часов ночи, как минимум. – Джейн отметила про себя, что легла в то же время. – Газеты, как вы заметили, его не заинтересовали, тем более, что трапезу прервало появление письма. Его принес мальчишка-посыльный, из тех, что в любой подворотне по две штуки за цент. Мистер Дженкинс не склонен прерывать завтрак ради корреспонденции, но в этот раз сделал исключение. Он наскоро прочитал сообщение, велел принести чай в кабинет и заперся там на час. Незадолго до вашего появления он покинул дом, сказав, что собирается гулять до обеда и обдумывать речь.

– Прекрасно, мистер Пибоди. Прекрасное изложение фактов. А имеете ли вы хоть малейшее представление о содержании этого письма? – Джейн тщетно искала в его глазах проблеск смущения или хитрости. Однако Пибоди был, похоже, совершенно честен.

– Ни малейшего понятия, мисс. К сожалению. – С досадой добавил он.

– Хорошо… А вот еще! Было ли это ответ или вопрос? Скажите, не писал ли случайно вчера отец кому-нибудь?

– Да, мисс, так и было. Я не упомянул об этом только потому, что вы в тот момент еще не покинули дом.

– Ясно. Значит, вчера он написал вопрос, а сегодня получил ответ.

– Логичное предположение, мисс.

– С кем же была эта переписка? Мистер Пибоди, я будто пытаю вас, в самом деле?!

– Нет, мисс, мне просто не хотелось вас беспокоить. Письмо пришло от мадам Дюпри.

Второй раз за это утро, единственное, что смогла произнести девушка, было: «О!»

***

Когда Джейн думала о мадам Дюпри, ей представлялось глубокое синее небо, яркое солнце и одна единственная маленькая тучка, которая то и дело заслоняла свет, превращая дивный день в предгрозовой кошмар. Возможно это звучит излишне драматично, однако на то имелись свои основания.

Мадам Дюпри была фигурой необычной. Хотя бы потому, что никаких других фигур женского рода, за исключением жены и самой Джейн в жизни мистера Дженкинса не было. Вообще, будучи довольно яркой и насыщенной разнообразными событиями, само его существование протекало в двух четко разграниченных плоскостях.

Семья и Клуб путешественников.

Женщины из первой параллели были Джейн прекрасно знакомы и состояли из десятка живых, нескольких умерших, но оставивших после себя незабываемые истории родственниц, а так же леди, находящихся в услужении.

Вторая структура являлась более запутанной, но так же вполне прозрачной. Сама идея путешествия была для мистера Дженкинса непосредственно связана с искусством рассказа. Поэтому каждое свое приключение он не единожды озвучивал и тщательно записывал. Что же касается лондонской локации клуба путешественников, Джейн не раз присутствовала на заседаниях ученого совета, была вхожа в клуб знатоков и представлена редким новым слушателям. И ни разу прежде в этой среде она не слышала имени мадам Дюпри.