… – Не спеши, – остановил он меня, – давай посидим вдвоём. Они подойдут сами…

– Я пришёл попрощаться, Алёша, – начал он, немного помолчав, – подходит к концу ваша экспедиция. Но я все-таки дождался вас. Хотя и верил всем сердцем, что придёте непременно, только вот когда? Когда проснутся люди и откроют свои сердца? Сколько времени они будут не жить, а дремать, превратив своё существование в одну иллюзию от начала и до конца? Но пробил час, и началась решительная и грозная битва внутри каждого человека, в его душе. И кто не одолеет, тот уйдёт ни с чем, а кто одолеет, тот поднимется на следующую ступень. Середины нет. Её не дано, поэтому нет и не будет безучастных. Так накалена атмосфера и так велико напряжение. Но как бы там ни было, Алёша, мужайся.

Я сидел и слушал его, не дыша. К нам подошёл дядя, за ним – Доктор, Миша с Верой, и через некоторое время мы оказались в кольце людей, пришли все до одного и, почувствовав, что разговор будет долгим, расселись вокруг отца Макария. Он улыбнулся, и эта улыбка такая ласковая, отеческая, неузнаваемо преобразила его лицо: – Настал мой черёд сказать вам своё слово. Если вы не захотите его услышать, я буду безсилен перед вашими закрытыми сердцами. Но не имею права уйти молча.

Зов будет дан всем, непременно. И он звучит… Таков закон. Хочу сказать, что труден этот Путь и под силу отнюдь не многим. И одолеть его вы сможете только сообща, рука к руке, сердце к сердцу, прокладывая во тьме дорогу и озаряя её светом своей любви.

Он обвёл нас глазами, остановив на каждом свой взгляд, который выдержали не все, и продолжил: – Вижу, не все согласны со мной и не каждый готов к окончательному выбору. Кого-то одолела зависть, кого-то ревность, обида, на ком-то повисли путы предрассудков. Но выход есть. Нужно изжить эти чувства в себе, расплавив их в огне своего сердца. Рано или поздно вы все придёте на эту дорогу. Но когда? Сколько будет упущено времени и возможностей? И сегодня, в этот трудный час, я призываю вас, отметя все страхи, сомнения, неуверенность, встать на этот путь во имя Будущего. И как бы ни было трудно, помните, вы не одни. Мы всегда незримо рядом с вами, готовые протянуть свои руки, сердце, любовь.

Наступила тишина. Первой прервала молчание Аня: – О чем вы все говорите и без конца нас пугаете? Что Николай Васильевич, что Доктор – одни и те же разговоры. Но все живут как люди и ничего не чувствуют, их волнуют простые житейские вопросы. Вы лучше объясните мне, что за монастырь у вас такой в горах, и почему Николай Васильевич запрещает нам туда ходить?

– Потому что ничто не остается безнаказанным. Существуют вещи, к которым нельзя приближаться, прыгая через ступени. Это чревато тяжёлыми последствиям. А особенно опасна игра с огнём для неподготовленного сознания. Не знаю, прислушаетесь ли вы к моим словам, однако, я не советовал бы вам туда ходить, иначе не избежать беды.

Анна надула губы и не скрыла своей досады. Но, спрятавшись за спину Андрея, больше не проронила ни слова.

– Прошлое, собственные предрассудки, держат человека крепкими путами, – продолжил отец Макарий, – и от этих пут можно освободиться лишь огромным терпением, усердием и любовью. И чтобы это прошлое не захлестнуло вас, не сделало своим рабом, спешите творить добро, друг мой, – обратился он к Артёму. – И как бы ни было трудно сделать первый шаг – нужно его сделать, потом будет легче. Самое главное, подчинить себя своей воле. Только потом придут необходимые знания, умения, опыт. Любить вы умеете, только боитесь раскрыть своё сердце и отдаться во власть этого прекрасного чувства, досадуя на себя…

У Артёма изменилось лицо после этих слов, таким я его ещё никогда не видел.

Я перевел взгляд на Сергея, который смотрел угрюмо и сразу сник, когда отец Макарий повернулся к нему. Постарался стать меньше, незаметнее, вобрав голову в плечи, смотря куда-то в сторону. – Мужайтесь, человеку даётся только то, что он может выдержать, не более. Не бойтесь, не жалейте себя, испытания только закалят ваш дух и сделают вас сильным. Трудности, страдания заставляют человека раскрыться, никогда в тепличных условиях этого не произойдёт. И пусть ничто вас не смущает. Вы все сумеете и всего достигнете непременно, если будете верить в себя, в собственные силы, – говорил Отец Макарий.

Серёжа выслушал это с напряжением, которое долго его не отпускало. Сначала его лицо выражало недоверие, а потом, с всё возрастающим интересом он слушал отца Макария, не сводя с него глаз.

– Прежде всего, я хочу напомнить, что выбор должен быть исключительно добровольным. Не надо никому навязывать свою волю, думать, что можно человека переделать, наставить на Путь Истинный. Нет, каждый только сам, ценою собственных усилий, поиска, найдёт тот единственный, верный Путь. А дорогу подскажет сердце. И не надо брать на свои плечи ответственность за другого, лишний груз, с которым вы справиться не в силах. Единственное, чем вы можете помочь – отдать всю свою любовь.

И не судить. Все мы можем не однажды ошибаться, принимая желаемое за действительное. Нет границ для человеческого духа, их устанавливает только сам человек. И в это трудное время объединитесь все вместе, протяните друг другу руки и взрастите прекрасный сад верности, поддержки и взаимопомощи. Не жалейте себя, вы не подозреваете, на что способны. А, узнав, откроете в себе немало прекрасных качеств, и, поверив в себя – взлетите, доказав на примере, что героями не рождаются, ими становятся – ничего невозможного нет! Есть лишь устремлённость, вера, мужество, преданность и любовь!

Светало, исчезали звезды с небосклона. Костёр догорал, освещая наши серьёзные лица и возвышающуюся над нами фигуру отца Макария.

Он уходил обратно в монастырь. Неужели его Зов не будет услышан? При этой мысли я на минуту содрогнулся. – Нет, – ответило тут же моё сердце, которое всё настойчивее заявляло о себе и жило помимо моей воли собственной жизнью, не подчиняясь законам логики и рассудка, – должен быть услышан! Всё чаще и чаще я ощущал в себе новые чувства, учился прислушиваться к ним, доверять. И они ещё ни разу меня не подвели.

Ночь промелькнула как одно мгновение, однако, я совсем не чувствовал усталости.

Мы проводили отца Макария на рассвете, когда восходящее солнце окрасило всё вокруг в нежные розовые цвета. Запели птицы, приветствуя новый день, раскрывались цветы. Всё живое тянулось к Свету, радуясь предстоящему дню.

… Перед ним открывалась необыкновенная панорама такой красоты, какой он ещё не видел. Огромные безмолвные вершины гор, тянущиеся безконечной цепью, утопающие в снегу и облаках, такие близкие и недосягаемые, суровые, величественные…

Он был намного выше нас, около трех метров ростом, на лице лучились огромные миндалевидные глаза, необычайно выразительные. Всё в нем было другим: и цвет кожи, и рост, но своеобразно красивым и гармоничным. В первую же минуту я испытал к нему симпатию и доброжелательство.

– Я – друг, – сказал он, улыбнувшись, по крайней мере, я это ясно услышал. – Орионец. Зовут меня Вик, я – командир этого корабля.

Оглянувшись на дядю и Доктора, я понял, что они тоже услышали слова Вика. И только в эту минуту я заметил, что мы не одни, увидев знакомый посох и фигуру в белом. Макарий улыбался, успокаивая и благословляя нас на полёт.

Мне сразу стало легко, ушли все тревоги и сомнения. И, словно отвечая моим мыслям, дав нам немного времени прийти в себя от неожиданности, Вик продолжил: – Нам предстоит совместный полёт, прошу вас на корабль, мой экипаж ждёт, – и, отступив в сторону, пропустил нас вперёд…

…Нас встретили четверо Орионцев, таких же высоких, на первый взгляд как две капли воды похожих на Вика. Но это было только на первый взгляд, как я убедился позже. На головах у них были надеты круглые прозрачные скафандры с двумя небольшими антеннами на макушке. Позже я узнал, что именно это приспособление позволяет нам слышать и понимать друг друга. Только у Вика поверх комбинезона был надет короткий жилет с расширенными плечами – своеобразный знак отличия командира корабля.