Танец.

   В нашем технилище время летит незаметно. Где-то лихо скачет галопом, где медленно течет, изображая из себя черепаху. Но к середине декабря во всех местах уже стало ясно: от "детской" елки, назначенной на двадцать четвертое, нам, преподавателям, не отвертеться.

   Всеми любимая неутомимая фрея-затейница, то бишь завуч, тов. Дынина, в очередной раз загнав нас на традиционную сходку, в среду, с утра пораньше, объявила о часе-икс и о том, что нам на этом увлекательном празднике необходимо изобразить нечто поучающе-новогоднее.

   Не дав опомниться от сей новости и привести горестное дыхание в норму, она предложила посмотреть танец, выбранный ею накануне. Подчеркнув легкость танца и его доступность любому пенсионеру, фрея включила запись.

   На экране плавно передвигались профессиональные танцоры. Стройные девушки изящно тянули носочки. Их зеленые сарафаны покачивались в такт движениям. Кавалеры галантно выполняли фигуры.

   По затравленным взглядам коллег было видно: не потянем мы танец, хоть убей, носочки-пяточки не встанут в нужную позицию и лишних тридцать кг, как и лишних лет в том же количестве не сбросить за неделю.

   Прочитав отсутствие энтузиазма наша фрея смилостивилась, сделала широкий жест: разрешила предложить чего-нибудь еще. На размышление было дадено четыре дня.

   В понедельник, окрыленные ускользающей надеждой, мы опять собрались. Обшарпанный актовый зал встретил сиротливой елкой, стоящей на постаменте, покрытом темно-бордовой тканью, от чего возникало ощущение неизбежности происходящего. Сама елка почему-то напоминала о фотографиях с черной лентой. Изобилие мишуры и белые бумажные снежинки придавали ей какой-то искусственно-вымученный вид.

   Несколько человек предложили было свои идеи, но проблески надежды увяли в зачаточном состоянии. Тяжелым танком фрея-затейница проехалась по всем оппонентам, некоторым неофитам (работающим менее пяти лет) и оптимистам сделала контрольный выстрел в голову.

   Стало понятно: от танца не отвертеться. Фрея заколачивала гвоздями слабые попытки увильнуть от репетиции. Первым сдался историк. Как истинный джентльмен, отказать женщине он не смог. Несколько минут мы лицезрели па, производимые этой милой парой. Высокий мужчина средних лет со скорбным лицом пытался повторить движения за низенькой, несколько согнутой дамой, достигшей пределов бальзаковского возраста, чьи ноги, отягощенные артритом и варикозом, не доставляли эстетического удовольствия.

   Как только фрея поняла, что движения выполняются без ее непосредственного участия, начался наш перевод из ранга зрителей в ранг артистов. Отбрыкаться удалось лишь больным с опорно-двигательным аппаратом, либо на всю голову.

   Под четкие инструкции: "Девочки, выбирайте мужчин!" - стали образовываться пары. Медленно, запинаясь и спотыкаясь, наши доблестные танцоры принялись осваивать нелегкий труд, совершенно несвойственной им профессии.

   Минут через десять вспомнили о звонке, о начале занятий, для кого-то конце обеда. Отпущенные не танцующие резво покинули зал. Для жертв искусства пытка продолжилась.

   На следующий день возмущались все. Кое-кто осмелился не прийти на репетицию. Их отсутствие восполнили другими жертвами. Опорно-двигательная система стремительно восстанавливалась под зорким взглядом фреи, возраст понижался до младенческого, и лишь на лысине так и не выросли волосы.

   Пред- и пенсионный возраст исполнителей сей "зажигательной румбы" сказывался на психическом здоровье зрителей. Из зала все чаще раздавались смешки и комментарии.

   Под счет фреи: "Раз, два, три! Приступить!" по маленькой сцене передвига- лись пары обреченных. Женщины спрятались за мужчин, осознавая, что в цветастых юбках и белых блузах они будут смотрятся, мягко говоря, комично. Закрывая дам собственными телами, кавалеры портили впечатление от танца, если сие действо может быть так названо. От предложения перестроить женщин с внутреннего радиуса на внешний и "включить поворотник", фрея отказалась. В наступившем антракте кое-кто попытался слинять, но был остановлен приказным тоном: "Я с Вами лично заниматься буду!" Счастливчикам, постаравшимся вытянуть носок, было даровано помилование до понедельника.

   Упрямое воскресенье торопливо приближало начало недели. Все чаще вспоминалась избранная все той же фреей песня "Алеша" в исполнении преподавательского безголосого состава, заслужившая полного фиаско со стороны студентов. Тогда не умеющих петь и незнающих текста людей фрея обвинила в провале номера. А теперь опять взялась за свое.

   У кого-то из педколлектива стали проскальзывать мысли скинуться и устранить, хотя бы на время, неутомимую даму. От части, они получили одобрение, хотя заручиться поддержкой всех было опасно. Фраза особо приближенных: "А что это вы тут делаете?" навевала мысли об увольнении.

   В понедельник утром с радостным блеском в глазах энтузиасты своего дела калачом и пряником (кнута нынче нет и вероятнее всего не будет, и в ближайшее, и не очень, будущее) заманили студентов на занятия и с мазохист- ским нетерпением стали дожидаться обеденного перерыва.

   На репетицию пришла половина педсостава: те, кто действительно получал удовольствие от танца и больные на всю голову, не попадающие в такт и желающие остаться в зрительских рядах навечно. Остальные резко заболели, но обещали вернуться.

  Образованные четыре, из прошлых пяти, пары вобрали в свои ряды вновь обретенных артистов из числа бывших военных, ныне преподававших ОБЖ. Под несколько недовольные взгляды фреи возник спор: с какой ноги начать танец. По-военному - с правой, или как положено - с левой? Большинством голосов (массовик -затейник и фрея-крестная супротив Алеши Поповича) решили с левой.

  В этот раз репетиция проходила под зычный счет: "На четыре такта: раз, два, три, четыре! Четвертка первая! Полная восьмерка!" Боевой дух танцующих поднимался все выше. Движения убыстрялись.