С трудом оторвавшись от страшного и завораживающего зрелища, путешественники очнулись. И встали они плечо в плечо, как в пионерском своем детстве, и со знаменем нараспашку - пошли, пошли, пошли...!
Впереди всех - бабка Оладья, бесстрашная матерь человеческая, расставив руки, словно прикрыть всех стараясь.
За ней - Маруся Бесприданная, дочка ее, кем только и как только можно обиженная.
За ней - Рыжая Женька, во всей своей ведьминой красоте.
А за ними все мужики многострадальные: битые, обворованные, чиновниками шельмованные, трудом непосильным изуродованные, а по большому счету, такие же ребята, как и те, в пограничной форме, что на пути у них встали.
Наверное потому, когда шагнул навстречу им, выставив кулаки, ефрейтор Попкин, удержал его за рукав сержант Пысин, сказав ему простую солдатскую мудрость:
- Не делай того, после чего тебе стыдно будет. Ты же - Русский солдат... - и махнул рукой на нарушителей. - Чего встали?! Пошли вы...
Тут он загнул такое, что даже ветер стих от неожиданности. И все солдаты, как по команде, повернулись спиной к нарушителям. А на пригорке остановили бой Громилин и Полукрымский, провожая взглядом нарушителей.
- Пусть уходят, майор. Я-то вот он, здесь. Я отвечу...
- Пускай идут. Нам свидетели не нужны. Мы сами разберемся... Ох и поломаю я тебя сегодня, ох поломаю...!
- Не хвались, едучи на рать... - отозвался Полукрымский, сбрасывая рубаху...
Глава двенадцатая
"Вот мы и в Гибралтаре!" "За островами! За кокосами!" В новую жизнь
со старыми болячками. "Где у вас раздача?" "У нас не болеют, у нас
сразу умирают." Равные права на бесправие. Опять лишние. "Ну, вообще!"
- Ну, вот мы и в Гибралтаре... - почему-то без радости в голосе, скорее как-то устало, произнесла бабка Оладья, когда они пересекли границу.
Никто с радостью не выбегал к ним навстречу. Они растерянно жались друг к другу, оглядываясь, как в незнакомой квартире оглядываются в поисках коврика, для того, чтобы вытереть ноги.
- Надо, наверное, куда-то пойти отметиться, - забеспокоился законопослушный Фуняев. - А то еще арестуют...
- За островами! За кораллами! - вскричала Женька. - Где тут у них выдают острова?! Мы будем теперь жить долго и счастливо! Наконец-то счастливо...!
Все просветлели лицом, заулыбались... Рыжая Женька, вот уж ведьма, так ведьма! Подхватила под руку Марусю и закружила ее в немыслимом каком-то танце. Маруся подхватила Рожина, и тот стал неуклюже что-то вытанцовывать слоновьими своими ногами.
Вскоре танцевали почти все, выплясывая что-то первобытно-радостное, размахивали руками, что-то радостно выкрикивали, смеялись, смеялись, смеялись...
- Стойте! - не сразу расслышали они тревожный окрик бабки Оладьи. Да стойте же! Колупаеву плохо...!
Когда они все остановились, то увидели Стигматика, склонившегося над осевшим на песок Очень Ветхим Колупаевым. Расстегнув хилую одежонку, он пытался услышать биение ветхого сердца. Колупаев слабо задвигался, зашевелился. Стигматик наклонился еще ниже,
почти рядом, чтобы услышать.
- Что, что он сказал? - спросила Маруся.
- Он сказал, чтобы с ним не возились, нечего говорит, в новую жизнь со старыми болячками влезать...
- Это ты, брат, прекрати, - осторожно беря голову Колупаева в могучие ладони, забормотал кузнец Кувалдин. - ты держись, мужик.
А в это время из-за песчаных холмов: быстро! быстро! быстро! мчались к ним чужие пограничники, погоняя верблюдов. Навстречу им бежала Рыжая Женька, которую догонял неизменный Фуняев.
- Где тут у вас больница?! - закричала Женька, бросаясь навстречу всадникам. - Там человеку плохо!
- Человеку везде плохо, - со свойственной востоку ленью ответил один из всадников. - Больница у нас недалеко. Только зачем она вам? У нас не болеют, у нас люди сразу умирают. Так дешевле. У вас есть чем платить врачу?
- Мы заплатим, мне дадут коралловый остров... - заторопилась Женька.
- Мы продадим пальму, когда я получу ее, - перебил Фуняев.
- У вас, как я понимаю, приглашения? - теряя интерес к путникам, спросил всадник. - У всех?
- Нет, только у нас двоих...
- Плохо, - совсем поскучнев, сказал всадник. - Ничего вы не получите. Ночью Претендент переселил душу Президента на небо, и стал Президентом без выборов. В стране объявлена демократия без всяких бюрократических выборов. И объявлено всеобщее равенство. Все - поровну. А поскольку страна у нас бедная, нищая, то теперь на всех одно телевидение с одной программой, одна газета. Все школы становятся школами труда. У всего населения - одинаковая зарплата. Вот он, великий путь единения нации! Все имеют равные права, и все равны, но главное - равные права...
- Равные права на бесправие? - прервала Женька. - Милый, мы это уже проходили. Почему, интересно, прежде чем делать глупости, люди ленятся заглянуть в учебник истории? Все уже было. Впрочем, диктатуры всегда и все стояли на чудовищно примитивном идеологическом постаменте. Чем идея примитивнее, тем легче обманывать народ. А вот ты сам, лично ты, всерьез веришь в весь этот бред о всеобщем равенстве, которым новый президент выписывает себе заранее индульгенцию на те реки крови, которые прольются?!
- Я тебя не слышал! - завопил пограничник. - Вы должны покинуть страну! Президент дарит вам в исполнение обещаний памятные подарки: открытку с видом кораллового острова, и семена кокосовой пальмы. С Президентского дерева!
Он сунул Женьке мятую открытку, а Фуняеву - пакетик, из которого что-то сыпалось.
- Почему бы не рассаду? - проворчал Фуняев.
- Земля принадлежит народу. - пояснил пограничник.
- На чьей же земле растет пальма Президента? - коварно спросил тихий Фуняев.
- Ну, вообще...! - задохнулась Женька. - Как же мы, Фуняев, людям в глаза посмотрим?! Они же за нами шли, к пальмам, кораллам...
Фуняев вдруг растоптал пакетик и бросился на пограничников, стараясь стащить старшего с верблюда. Пограничники покинули своих верблюдов и оттащили Фуняева, повалили
его на песок и принялись жестоко избивать.
Женька попыталась вмешаться, но на нее наставили оружие, и она побежала звать на помощь друзей. Когда она добежала до них, то увидела, что все стоят около Колупаева, лицо которого накрыто платком Маруси.
Женька ничего не спросила, только всхлипнула.
- Не плачь, деточка, держись... - обнял ее за плечи Кувалдин.
- Что за жизнь у нас такая? Говорили, что кроме собственных цепей терять нам нечего, а мы все теряем и теряем: друзей, здоровье, близких... Только цепи при нас и при нас...
- Где Фуняев-то, милая? - спросила бабка Оладья.
Женька разрыдалась и рассказала, что с ними произошло, и как их всех жестоко обманули.
- Я так понимаю, что теперь мы и здесь лишние, а значит чужие, подвел итог парторг Стоеросов.
- Выходит так, что надо идти Фуняева выручать. Со своими болячками мы потом разберемся... - подал голос Кубиков.
- Далеко это вы, господа, собрались? - раздался голос над их головами.
Оглянувшись, они заметили, что окружены группой всадников на верблюдах.
- Здесь - пески. - сказал им офицер. - На оружие бросаться с голыми руками не советую. Утром вы нам заплатите выкуп за вашего приятеля, и убираетесь обратно, у нас своих оборванцев по горло. Если нет - завтра вы потеряетесь навсегда в песках. Оттуда вы официально не выезжали, а сюда не приезжали. Вот так...
С голой пяткой на саблю не попрешь. Они молча сели на песок вокруг Колупаева, накрытого знаменем. И ждали они утро, которое им ничего хорошего не обещало...
Глава тринадцатая
Ночные откровения парторга Стоеросова. Быль о том, как Стоеросов и
Рожин в Москве демократию защищали. Коралловый остров из речных
ракушек. И стали они выворачивать карманы. Все свое... "Как же так,
Фуняев?" "Теперь только домой"
Про то, что их ожидает утром, старались не думать и не говорить, оставив утренние проблемы на утро. Грелись друг об друга. Текла тихая, обо всем и ни о чем, беседа.
