- Да пускай себе несет, раз есть такая потребность у человека, вступился и Фуняев.
- Слышь, Стигматик, а чего у тебя твой Колупаев такой Ветхий? перевел разговор Полукрымский.
- Это он не у меня, это он у жизни нашей такой ветхий. А так и он обычный. Он как все: ПТУ, стройка, каменщик. Зима-лето, лето-зима... Всегда на улице. Дождик мочит, снег засыпает, ветер продувает. Телогреечка старая, рукавицы не всегда есть. И ни отгулов, ни прогулов, ни бюллетеней. День в день до пенсии, да всякие там авралы, да сверхурочные, да за того парня... Эх... К пенсии уже так износился, что до последней ветхости. Вот так вот и стал он Очень Ветхим Колупаевым. Никому он теперь не нужен, никому до него дела нет. Вот мы с ним вдвоем и проживаемся, пропадет он без меня совсем...
Тихо стало в избе. Задумчиво. Не о себе думали. Никто не решался задать вопрос:
- Да есть ли в этой стране, такой красивой, такой огромной и богатой, такой всеми любимой, есть хотя бы один простой человек в этой огромной стране, со счастливой судьбой?
Никто не задал этого вопроса. Боялись ответ услышать...
Тишину нарушил Полукрымский:
- Ну, народа у нас хватит на среднюю демонстрацию. И что дальше? Впереди у нас - майор Громилин. Он шутить не будет. Если дело до драки дойдет - в драке он черт! А без драки такой оравой по-тихому вряд ли получится. Решайте...
Глава одиннадцатая
"Не бывает прощальных писем." Невостребованный Кубиков. На войне,
как на войне. Там, за холмом... От Родины нет позора. "Пускай уйдут,
майор..." У нас ничьих не бывает.
- А если все уже решили? - тихо спросил Фуняев.
- Те, кто решил, пускай письма пишет, пока еще есть время, - зло ответил Полукрымский.
- Прощальные письма? - спросил Стигматик.
- Милый, - вмешался Ползунков. - Не бывает прощальных писем. Письма не на прощание пишутся, а на память. Понял, родимый? На память! Так и пиши, не терзай родню. Если что и случится, то пускай нас вспоминают молодыми, красивыми, веселыми, как в наших письмах. Пишите. Мы с Полукрымским пойдем посмотрим, что там и как. А Васька Блудилин пускай на почту сходит, письма отнесет. Он у нас по ходьбе большой спец.
Они ушли, а Блудилин собрал письма и помчался на почту, только подметки сверкнули. Остальным осталось только собираться.
А что им было собираться? Как на Руси говорят, голому собраться только подпоясаться...
Тут и Васька вернулся. Да не один. Привел он с собой дядьку в очках с толстыми стеклами, и большущей квадратной головой на узких плечиках.
- Кого это ты привел, Вася? - спросил тихо Фуняев, думая, что скажет по этому поводу проводник.
- Это Кубиков. - заторопился с разъяснениями Васька. Невостребованный Кубиков. Я пришел на почту, отдаю письма, смотрю - лежит он на полке у них. Спросил, кто такой, а мне отвечают, пришел, мол, "до востребования" , так и лежит. Раньше он свои изобретения посылал, а ему ответы приходили, что идея интересная, но средств ее воплотить нет, поэтому идея ваша не может быть в данный момент востребована. Тогда он сам себя по почте отправил. Я и подумал, кто его востребует? Может, в Гибралтаре умные люди нужны? Они там не знают, что у нас в почтовом отделении лежит на полке гениальный изобретатель Кубиков и востребования ожидает...
Вернулись разведчики. Полукрымский, увидев Кубикова, даже ни слова не сказал, только крякнул.
И они встали и пошли. Все. Даже мэр.
- А вы куда? - удивился потомок пиратов.
- А что мне здесь делать? В родном городе от меня отказались. Получается, что я такой же невостребованный, как и Кубиков...
Там, за холмом, их ждал майор Громилин, весь в нетерпении предстоящего боя, которого так жаждала его военная душа.
И вот из-за холма появилась целая банда опозоривших его нарушителей.
Но тут на позициях отряда началось такое! Моторы боевых машин намертво заглохли, патроны оказались холостыми, все до единого. Верблюжья конница не смогла организовать атаку. У верблюдов повырастали третьи горбы...
- Быстрее, быстрее, ребятки, - торопила всех бабка Оладья.
- А боя-то не будет! - обрадовался Фуняев, не слыша выстрелов. Здорово Женька наколдовала...!
- Кто сказал, что боя не будет?! - проревел, вырастая у них на пути, героический майор. - Без боя вы не пройдете!
Он отбросил ненужное оружие, и закатывал рукава, за его спиной стенкой выстроились пограничники, проделав то же самое, молча и деловито закатывая рукава линялых своих гимнастерок.
Видя эти приготовления, наши путешественники принялись готовиться к рукопашной.
Ползунков вытащил из нагрудного кармана кисет, достал оттуда ордена и медали, бережно протер их извлеченной оттуда же замшевой тряпочкой, и нацепил на грудь, ласково пригладив ладонью:
- Не украдены награды, пускай висят! И мы не лыком шиты, пускай видят! - подмигнул он товарищам.
Войско нарушителей границы как-то подтянулось, поправило одежду.
Человек-понедельник Плаксин вытащил из нагрудного кармана кисет, такой же, как у Ползункова, достал оттуда завернутые в белую тряпочку ордена и медали, в количестве еще большем, чем у летчика. Он прикрепил их, подтянулся и представился:
- Майор Плаксин, полковая разведка, Афган. Контузия. Списан вчистую. Поступаю в ваше распоряжение, - и он позабыто улыбнулся.
И тут - началось. Стигматик, нацепив медаль "За трудовую доблесть", прикалывал на плащ Колупаева значок "Ударник коммунистического труда". Мэр достал откуда-то здоровенную памятную медаль на широкой ленте, перекинул ее через шею, и она улеглась на живот его, радостно и празднично засверкав на солнышке.
Рожин, порывшись в карманах, извлек оттуда ветхую справку об освобождении, застыдился и стал запихивать ее обратно...
- Не робей, Рожин! - рявкнул контрабандист. - Нам стесняться некого и нечего! Все свое мы с собой носим! У нас страна не только орденами и медалями отмечает, но и такими справками. От Родины - нет позора! Ни в наградах, ни в наказании... Стоеросов, парторг хренов! Ты там чего копаешься? Давай знамя вперед! Что же мы его, как воры несем?!
Он осмотрел стенку напротив и предложил:
- Давай, майор, один на один?!
Пограничники зашумели, а навстречу Полукрымскому вышел майор Громилин, во всей своей пограничной мужской красоте, весь в наградах и бесстрашии.
- Майор! - воскликнул Полукрымский. - Да ты, никак, в кавалерии служил!
- А что, ноги кривые? - усмехнулся Громилин.
- Да нет, майор, морда у тебя лошадиная!
Обе стороны зрителей грохнули хохотом, включая не выдержавших пограничников.
- Ну, уел, уел ты меня, Полукрымский. - заулыбался майор. - Ты давай, подходи поближе, посмотрим, как ты в мужские игры играть умеешь! Давай, давай, не томи, порадуй меня!
Оба они были уже пьяны предстоящей схваткой, шалели от близости рукопашной. Они сходились все ближе и ближе, подзадоривая друг друга, словно поддразнивая... Но в глазах у обоих стыли колкие льдинки, которые никогда не тают, те самые, что на всю жизнь.
Их вражда шла издревле, из веков, от дедов и прадедов. Никто и никогда не сможет пересилить одного из них, переменить. Такие не гнутся. Если и находится сила, которая сильнее, то она сможет только переломить одного из них, но не согнуть никого пополам.
Поэтому оба они прекрасно понимали, что у таких как они ничьих не бывает...
Они сошлись. Пыль взметнулась столбом. Искры посыпались из камней, подвернувшихся им под ноги. Не жалели они ни себя, ни противника своего нисколечко. Да и не простил бы один другому слабости, поблажки.
Это уже не драка - это работа.
Молча. Яростно. Всерьез.
Даже зрителям невмоготу стало. Помочь нельзя, а видеть такое - не приведи господь никому!
Бабка Оладья первая опомнилась:
- Храни тебя Бог, сынок. - перекрестила она в воздухе бойцов. Ребятки, милые, пошли скорей, родимые, он же специально майора на себя заманул, чтобы мы проскочили...
