Пока она говорит, я пристально смотрю ей в лицо. Нет, не врет. Действительно, не прочла. Идиотка.

- Мисс Грейнджер. „Желтушка“ - это тот журнальчик. А у Феорота Шотландского описаны факты. Перетасовав которые, писаки и получили двадцать процентов, причем слегка округлив.

Ловлю себя на том, что перешел на лекторский тон. Ладно, тем лучше. Ей полезно… просветиться.

- Случаев, когда проклятие такого вида снимали Хрустальным зельем, зафиксированно одиннадцать. Безусловно, их было гораздо больше, просто такие вещи, как правило, стараются не афишировать. Началось все с Лиона Орлеанского. Ему, кстати, приписывают родство со Слизерином, но я склонен не доверять тем источникам. Так или иначе, этот волшебник преуспел в темных искусствах. И не преуспел в личной жизни. Та, которую он выбрал себе в жены, наотрез отказывалась идти с ним под венец, и он хотел сломать ее гордость с помощью проклятья, на изобретение которого в паре с Хрустальным зельем он потратил не один год. Но женщина предпочла умереть, чем сдаться на его милость. Рецепт зелья выкрал ученик Лиона – надеялся, что ему повезет больше, чем учителю. Тоже не вышло – родители девушки поймали незадачливого зельевара, выпытали у него секрет зелья и заставили сварить, но к жертве не подпускали. Девушка прожила недолго. А рецепт зелья и заклятье стали известны многим темным волшебникам.

Криво улыбаюсь:

- А теперь начинается самое интересное. Собственно, сами случаи, когда зелье помогло. В восьми случаях зельевары честно выполнили свою работу, получили щедрую плату и убрались восвояси. Один случай – когда у жертвы и до проклятья был роман с зельеваром, их повенчали наспех, за несколько часов до того, как она погрузилась в морок. Противозачаточное зелье тут не использовалось – получить наследника хотели как можно быстрее. А в двух случаях были так называемые нежелательные беременности. Исключительно по умыслу зельеваров. Конеролд Шервудский был из старинного, но обнищавшего рода и хотел поправить свое положение женитьбой на богатой наследнице, раз уж подвернулся такой случай. Родители девушки были слишком набожными, чтобы убить внука – на это он и рассчитывал. А прижитый на стороне младенец – позор для рода. Так что все сложилось для этого зельевара вполне удачно. Ленидору Йоркскому повезло меньше – он был хоть и талантливым зельеваром, но не мог похвастаться ни деньгами, ни родословной, зато хотел поживиться таким же образом, как Конеролд. Ленидора убили сразу же, как зелье подействовало. Девушку упекли в монастырь. В обоих случаях и мотив, и умышленность ошибки с зельем были налицо. И эти два случая дают те пресловутые двадцать процентов. К которым вы с легкостью приписали и меня.

- Я не знала…

- Зато мотив у меня был бы вполне явный. Вы – герой войны, удостоившаяся ордена Мерлина, я – освобожден лишь условно и мне нужно как-то восстанавливать репутацию. Вы – симпатичная двадцатилетняя девушка, я…

Зло усмехаюсь, вместо продолжения фразы.

- Мистер Снейп, я не хотела вас обидеть. Честно! Ну почему вы мне настолько не верите…

Кажется, я перегнул палку – у Грейнджер дрожат губы, вот вот расплачется.

- Отчего же, верю. Просто считаю необходимым пояснить, как ваша просьба выглядела с моей стороны.

Она кивает, но в глаза мне не смотрит. Мерлин, да я меньше всего хотел сейчас с ней ссориться.

Какое-то время мы сидим в тишине, а потом она просит чуть слышно:

- Почитайте вслух.

Улыбаюсь, даже не пытаясь скрыть облегчение, и продолжаю читать „Об огне деревянном, угольном и воздушном“ с того места, на котором остановился вчера.

Комментарий к Глава 5

Мне очень важен положительный фидбэк, поэтому я всегда с нетерпением жду ваших отзывов.

========== Глава 6 ==========

После ужина мы снова идем гулять, и Грейнджер по новой заводит разговор о Хогвартсе, стараясь не касаться темы мародеров. Непривычно, но эти беседы о прошлом меня не раздражают. Возможно, я рассказываю даже чуть больше, чем следовало, но чувствую себя при этом спокойно и уверенно.

А уже когда мы ложимся спать, она вдруг говорит:

- Это теперь уже не важно, но я хочу, чтобы вы знали. Гарри показывал мне ваши воспоминания и…

- Мисс Грейнджер, - перебиваю ее устало, - я почти не сомневался, что он пустить это по рукам. Хотя бы по рукам друзей. Так что ничего нового вы мне не сказали. Спите уже…

- Вы не дослушали. И, кстати, вы ошибаетесь, по рукам он их не пускал. Я эти воспоминания увидела только в октябре, когда пыталась решиться на лечение Хрустальным зельем. Именно поэтому он мне их и дал посмотреть. Потому что я хотела быть уверенной, что если рожу ребенка, это не будет катастрофой. Ваш ребенок был бы, по крайней мере, умным.

Не выдерживаю и тихо хмыкаю:

- Зато вредным и страшненьким.

- Вредным он бы не был – не в кого. К тому же, у него было бы другое детство и комплексов по поводу внешности поубавилось бы. Да и характер был бы от этого помягче.

- Вы оптимистка.

- Скорее реалистка, исключающая ненужный пессимизм.

Грейнджер пододвигается ко мне поближе, целует в щеку и замирает, словно не уверена, что ей делать дальше.

Она права. Тянуть с „долгом зельевара“ мне не стоит. Стараюсь не смотреть ей в глаза и надеюсь, что мне снова удастся внушить самому себе иллюзию нормальных отношений. У нас все нормально. У нас с Грейнджер все как у нормальных людей. Просто она устала. Просто…

На этот раз убедить себя проще – тело Грейнджер отзывается на ласки. Значит хоть какую-то толику удовольствия она от этого получит. Хотелось бы думать. А лучше – не думать вообще.

Вот и все. Отодвигаюсь в сторону и ложусь на спину. Грейнджер отворачивается и, кажется поджимает колени к груди. Дыхание у нее странное. Неправильное. Плачет?

Собираюсь погладить ее по плечу, но все-таки отдергиваю руку. Ей сейчас только моих прикосновений не хватало.

Тихо спрашиваю нейтральным тоном:

- Принести вам успокоительное? Или просто воды?

- Нет, - отвечает она не слишком уверенно. - Все в порядке.

Какое-то время я слушаю ее сбивчивое дыхание и пытаюсь придумать хоть что-то утешительное, но в голову приходит только „осталось лишь два месяца“ и я не уверен, что это будет для нее утешением. Лишь два? Для Грейнджер это скорее „целых два“.

- Вы себе представляли на моем месте Лили Эванс? - спрашивает она вдруг.

Я совершенно теряюсь от этого вопроса и только и могу, что по-дурацки переспросить:

- Что?!

- У вас все время глаза были закрыты. И лицо такое… такое, словно вы далеко-далеко отсюда. Это… наверное, вам тоже было поначалу жутко, когда я… когда вы… я же совсем как неживая была.

Мерлин, я и не думал, что она что-то заметит. Просто боялся смотреть ей в глаза. А она такого нагородила…

- Сэр, я понимаю, что вы ее любили все те годы. И сейчас любите. Думаю, вы очень реально представили себе, что обнимаете и ласкаете именно ее. Настолько хорошо представили, что магия приняла это за чувства ко мне.

А я думал, что еще сильнее она меня удивить уже не сможет. И ведь ее версия вполне логична. Только не имеет к реальности ни малейшего отношения. Как и большинство логичных версий в этом мире.

- Мисс Грейнджер, вы ошибаетесь, - произношу я медленно, стараясь выиграть время для того, чтобы формулировки не выглядели слишком жалкими. Говорить о своих эмоциях у меня всегда выходило плохо. Хорошо на эту тему мне удается только молчание. Но сейчас его явно будет мало. Вот и приходится путаться в словах и чувствовать себя полным болваном. - Магия – не человек. Ее невозможно обмануть или выдать одни эмоции за другие.

Она повернулась ко мне и смотрит прямо в глаза, а от этого не сбиться с мысли еще сложнее. Особенно, когда мысли и без того носятся как мальки в пруду.

- Лили… думаю, я отпустил ее в ту ночь, когда передал Поттеру свои воспоминания. Я помню все, но более явно осознаю – это прошлое. Любовь без взаимности, детская дружба. В ту ночь я сделал все, что мог, и заплатил по всем моим счетам. Лили по-прежнему очень важна для меня, но скорее как камертон совести, как патронус. Не как женщина.