- Я помню, что сама просила вас готовить что-нибудь полезное, поменьше мучного и круп, но… Может у вас есть пицца? Или замороженная лазанья?

Ошарашенно смотрю на нее. Нет, она не пытается меня подколоть. Просто просьба.

Она все-таки краснеет:

- Извините. Я не хочу доставлять вам еще больше неудобств. Я просто спросила. Соскучилась по такому, наверное.

Выключаю плиту, убираю продукты в холодильник. Пицца так пицца. Я по ней тоже соскучился.

- Я знаю пиццерию на окраине Лондона, куда удобно аппарировать. Так что много времени занять не должно. Вам какую?

- Со шпинатом. А если не будет, то просто с овощами.

- Хорошо.

На улице так же хмуро и промозгло, как было в октябре. Холодно, и от этого легче думается. Что ж, пока что не похоже, чтобы Грейнджер пыталась как-то досадить мне. И в ее теперешнем состоянии есть свои плюсы. Для меня, не для нее. Мне гораздо интереснее читать вслух по-настоящему живому человеку, который как-то реагирует и даже задает вопросы. Осмысленные, надо заметить, вопросы. Да и мои задачи как сиделки упростятся во сто крат. Хотя ей самой будет гораздо тяжелее. Особенно… ладно, об этом пока лучше не думать.

Покупаю пиццу на вынос и аппарирую домой. Грейнджер за это время успела накрыть на стол. Забавно.

Ужинаем молча – я совершенно не представляю, о чем с ней говорить теперь, когда она все слышит и понимает. А потом мы идем гулять и я машинально беру ее под руку. Она не сопротивляется, словно нет ничего более естественного, чем вот так вот идти со мною рядом. А я понимаю, что сделал, только когда мы уже прошли пару кварталов. Отстраняться теперь уже вроде как неудобно. Да и не хочется.

На улице я все же заставляю себя начать разговор – мне нельзя молчать подолгу, она должна слышать мой голос. Причем, раздери их всех гиппогриф, голос спокойный и доброжелательный. Так что я рассказываю ей о городке, в котором мой дом. Где какая улица, сколько идти до леса и прочую чушь. Она слушает. Или делает вид, что слушает – вид у Грейнджер задумчивый.

- Сэр, вы ведь рассказывали мне о своих школьных годах, правда?

Внутри меня все обрывается. Мерлин, да за что это мне?.. Я был уверен, что она ничего не вспомнит. Поэтому и говорил. Все, что думаю. Что ж, выходит, оправдал данное мне мародерами прозвище… Нюнюс и есть Нюнюс. Мерзко.

Молча киваю. На мягкий и спокойный тон меня сейчас может и не хватить, поэтому лучше не говорить ни-че-го. Хотя бы сейчас.

- А расскажите снова? Пожалуйста.

- Что?!

Нет, она точно издевается. Хочет послушать мое нытье на „бис“ и посмеяться про себя еще раз? Обойдется.

- Сэр, я не идиотка, - произносит она расстроенно. - Но я помню все какими-то обрывками. Знаете, как во сне. Когда все перемешано и ничего не понятно. И я не уверена ни в чем, что мне кажется воспоминаниями.

Звучит успокаивающе. Может, она и не пыталась язвить. Хотелось бы верить.

- Я помню, вернее, мне кажется, что я помню, как вы рассказывали мне о Хогвартсе – как приехали туда, как учились, как вернулись туда работать, как были директором. Рассказывали о детстве в этом доме и о последних двух годах. Я помню, как вы мне рассказывали, но не помню что. Понимаете? Ну как собаки понимают скорее интонацию, чем смысл.

Пытаюсь перевести разговор в более безопасное русло:

- Собаки? Почему не кошки? У вас же был кот.

- Полуниззл. Он во во время моего седьмого курса жил в Норе, а потом так и остался у мисс Уизли. Нет, кошки более умные. Они понимают не только интонацию. И очень обижаются, когда им говорят что-то неприятное даже самым сахарным тоном.

Смотрю на нее в упор. Глаз не отводит, но как-то смущенно улыбается. Нет, не похоже, что это была шпилька в мой адрес – о том, что и как я ей рассказывал. А может мне просто очень нравится обманывать себя этой мыслью.

- По крайней мере, мне только такие попадались. Кошки, в смысле.

Тихо хмыкаю:

- Я тут не самый объективный собеседник. Терпеть не могу собак.

- Из-за Блэка?

- И это тоже.

Так, разговор снова уходит не туда. Обсуждать мародеров и почему я их терпеть не могу, сейчас не надо.

- Только не говорите, мисс Грейнджер, что Макгонагалл покорила вас своей анимагической формой.

- И это тоже, - отвечает она моей же фразой, тихо хихикает и берет меня под руку поудобнее, - на самом деле, это было действительно впечатляюще. Мы все просто рты разинули, когда сидящая на ее столе кошка соскочила на пол и превратилась в профессора. Это было… волшебно. А потом мне стала нравится Трансфигурация, а Макгонагалл вела ее очень интересно.

- В отличие от того, как я вел Зельеварение, - не удерживаюсь от шпильки, но стараюсь смягчить это подобием улыбки. Кажется, вышла все-таки ухмылка. Довольно-таки неприятная.

Грейнджер отстраняется и какое-то время идет молча, а потом поднимает на меня расстроенный взгляд:

- Я не хотела сказать, что вы вели уроки не так интересно. И я понимаю, почему вы сразу невзлюбили Гарри – он действительно очень похож на своего отца. Внешне похож. А по характеру он совсем другой.

Молча беру Грейнджер за руку, и она успокаивается.

- Мистер Снейп, понимаете… Вот попытайтесь взглянуть на это с другой стороны. С моей например. Первый урок. Мы все в предвкушении очередного чуда. И вот приходите вы. Буквально врываетесь в кабинет и на ходу начинаете лекцию. Обещаете нечто сказочное, и я уже едва не ерзаю в предвкушении продолжения, как вы вдруг, на ровном месте, начинаете цепляться к Гарри.

- На ровном месте, мисс Грейнджер? - фыркаю я. - А по-моему, не слушать преподавателя и калякать рисунки в тетради, это неуважение. Безусловно, он тогда только попал в волшебный мир и всеобщее восхищение вскружило ему голову, но…

- Он вас слушал, - перебивает меня Грейнджер нетерпеливо, - пытался за вами записывать, чтобы ничего не упустить. Я тогда и сама думала – писать мне или нет, но обратила внимание, что никто из учеников не пишет, поэтому тоже стала только слушать и надеяться на свою память. Ну и на учебники. А Гарри не такой наблюдательный был. И он хотел… думаю, он хотел вам понравиться – вы его своим появлением впечатлили, он сам говорил. Но вы на него так набросились…

- Понятно. Я был уверен, что он считает, будто будет получать оценки даже не за красивые глаза, а за шрам.

- Вы ошибались, сэр. Гарри не такой.

Пожимаю плечами. Может и не такой. В конце концов, на заседании Визенгамота он был одним из немногих, кто был за меня.

- А я… Мне было очень обидно, что вы упорно не замечаете моих достижений. Я на первом уроке едва не подпрыгивала за партой, чтобы вы меня спросили – я же подготовилась, я знала, знала лучше этого чертова Малфоя… а вам было важно лишь щелкнуть Гарри по носу.

Молчу. Да и что тут скажешь.

- А потом вы меня явно невзлюбили за то, что я дружу с Гарри. Хотя тогда я думала, что дело еще и в том, что я магглорожденная. Грязнокровка, то есть.

Морщусь. Собственно, она правильно думала. В смысле, именно такой образ я и пытался создать, чтобы Риддл во мне не усомнился.

- Вот…- вздыхает Грейнджер. - А когда преподаватель тебя явно терпеть не может, полюбить то, как он ведет урок, очень сложно. Когда вы объясняли новое, было очень интересно. А потом вы смотрели на нас и дарили баллы Малфою за просто так, снимая их с нас без причины.

Верно. Так и было. Но говорить ей о Риддле было бы сейчас глупо. Нелепо теперь оправдываться. А вспоминать мародеров – тем более.

- Сэр, я понимаю, что вы вели себя так, чтобы продолжать работать на Дамблдора и вообще… Просто сравнивать вас с Макгонагалл – странно. У вас были слишком разные роли в этой войне. Особенно в тот год, когда вы были директором. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы вы от своей роли отошли хоть на шаг.

К счастью, мы уже дошли до дверей моего дома. Можно просто кивнуть и открыть ей дверь.

Переодеваюсь и приношу из лаборатории зелье. Грейнджер пьет и смешно морщится. Прежде у нее такой живой мимики не было.