… а затем резко выплюнуло прочь, как ненужную косточку от вишни.
Выплюнуло притом не всего меня, а только какую-то часть, отвечающую за сознание. Я снова не чувствовал ни своих рук, ни ног, а все мои внутренности поменялись местами. Сердце стучало где-то на уровне почек, желудок бурлил соком у самого горла, ноги беспомощно болтались где-то за моей спиной…
Меня всего закрутили в невозможную ленту Мёбиуса, и казалось, что мир вокруг тоже закручивается в бесконечную спираль. Меня растворили в пространстве, где не было ни верха, ни низа. Я повис в этой пустоте, а мир вокруг меня продолжал крутиться, из бело-красного превращаясь во всё более и более яркий. Чёрный, но в то же время нестерпимо яркий. Сложно это объяснить.
Стороны света, все три измерения понятного мне пространства словно закрутились в сумасшедшем хороводе, стараясь окончательно свести меня с ума, а я не мог понять, где на теле находятся глаза, чтобы видеть, где уши, чтобы слышать, и где ноги, чтобы на них стоять.
Мне казалось, что по моим рукам, спине, всему телу бегают маленькие насекомые. Даже не по телу, а что они забрались под кожу и решили мучить меня. Я застонал от этого жгучего ощущения и обхватил себя руками, унимая вдруг накатившую дрожь. Или обхватил я не себя, а что-то ещё?
Где вообще сейчас мои руки? Я не хочу быть в бесконечности. Где здесь низ? А где верх? Куда я падаю? Или, может, я и не падаю вовсе?
Я закрыл глаза, так как слепящие яркие вспышки всех возможных и невозможных цветов меня сбивали, заставляя голову кружиться.
Поняв, где примерно находятся мои руки и что растут они всё ещё из плеч, я начал водить ими в воздухе, опуская куда-то за всё время крутящуюся против часовой стрелки спину. Или это крутилась земля подо мной? Не знаю. Но вот моя ладонь прижалась к шероховатому грунту. Предположим, что это низ. Я сосредоточился на этом ощущении, и твердил, что держусь рукой за землю, и что земля обычно находится внизу, а значит, я держусь за низ.
Что-то неотрывно смотрело на меня, по моим ощущениям, сверху. И даже на этом тоже можно было сосредоточиться. К горлу подобрался ком, но части моего тела, наконец, возвращались на свои законные места – я их чувствовал. Вскоре я понял, что я стою. Держу руку на чём-то справа от меня. Это что-то шероховатое и не живое. Я неуверенно открыл глаза и был ослеплён вспышками яркого света, а после этого тяжело рухнул на грунт со ствола дерева, на котором до этого стоял, наплевав на закон всемирного тяготения. Удар о влажноватую прохладную землю привёл меня в чувства, и я окончательно открыл глаза, лёжа на боку на земле. Внизу. Там, где положено быть низу.
Мне было страшно оглядываться вокруг. Меня всё ещё слепили яркие вспышки то жёлтого, то красного, то фиолетового, то зелёного – всевозможных цветов, невыносимо кислотных и перемешанных в разводы, как на хиппарских футболках. Я видел корни у своего лица. Они двигались и пульсировали, уходя куда-то вверх потоками разноцветных переливов. На чёрном фоне земли это смотрелось с одной стороны красиво, а с другой слепило, как внезапная вспышка света ночью.
«Корни. Корни есть у растения. Значит, это пульсирующее растение».
Даже такие простые логические цепочки мне приходилось выстраивать с большим трудом, голова моя будто была набита живой, трепыхающейся ватой.
«Я был в лесу. Если тут тоже много растений, то, значит, это тоже лес».
Я поднялся в сидячее положение и поймал на себе любопытные, заинтересованные взгляды сверху. На меня смотрели небольшие пирамидки с внимательными глазами на каждой из четырёх граней. Эти пирамидки служили непонятным пульсирующим деревьям макушками, из-за чего вся композиция нехило напоминала не то копья, не то грибы-переростки. А ещё… Хе-хе, Фрейд бы явно порадовался такой картине – эти грибы-деревья были похожи на ещё «кое-что».
Глазастые пирамиды танцевали под непонятную, нигде не звучащую музыку, покачиваясь в определённом ритме, в котором пульсировала вся роща. Оказалось, что таких разноцветных «деревьев» с одной только макушкой-пирамидой и без каких-либо других веток или листьев тут великое множество. Они сгибались под низким чёрным потолком (именно потолком - это место тоже находилось в замкнутом пространстве), и смотрели во все стороны, следя за моими движениями с дружелюбным любопытством. Глазастые, танцующие, любопытные и разноцветные грибы-деревья-члены. Прекрасно.
Мне тут нравится.
С этой мыслью я поднялся на ноги и, пошатнувшись, взялся за кружащуюся вокруг своей оси голову. Или против своей оси. Голова-карусель… С лошадками, ага.
Я негромко хмыкнул пришедшей в голову ассоциации и понял, что мне нравится улыбаться этим симпатичным пирамидкам на концах танцующих деревьев. Они же не люди. Они не опасны. Они даже прикольные. Нет – они ироничные.
В чём именно их ироничность, я объяснить самому себе не смог, поэтому принял это утверждение как константу и медленно пошёл вперёд, покачивая головой в такт неслышимому ритму. Меня кто-то звал, но я подумал, что если я кому-то нужен, то этот кто-то сам меня найдёт. А я хочу побродить один. Одному всегда круче. Я одиночка по жизни, потому что я крутой парень. Хотя иронией было бы специально дождаться этого кого-то, кто меня зовёт, и вот тогда уже быть иронично-крутым. Вроде и одиночка, а с кем-то. Есть кому заценить твою крутость.
Я остановился и обернулся на зов.
Дирк, куда ты направился? Ты еле стоишь на ногах! Ты ранен? – со мной поравнялся привлекательный молодой человек, и его британский акцент был таким забавным, что я снова негромко засмеялся, смотря в тусклые зелёные глаза. Ах да – этого милашку зовут Джейк. Интересно, а какие на ощупь его английские булочки? Я снова засмеялся своему, как я думал, остроумнейшему каламбуру, а Инглиш смотрел на меня обеспокоенно.
Со мной всё нормально, - язык мой, к счастью, не заплетался. Я отчётливо слышал то, что говорю, но будто со стороны. - Чел, здесь классно, - я вновь осмотрелся, любуясь яркими всполохами и танцующими деревьями. - Почему ты раньше не говорил, что здесь есть такие крутые места?
Это место кажется тебе крутым?
Я мотнул головой и поднял палец, заостряя внимание Джейка на том, что сейчас скажу:
Ироничным.
Ироничным, - эхом отозвался этот милейший - жаль только, что дохлый – англичанин, и его голос показался мне уставшим. Я не понимал, от чего можно устать в таком отличном месте. Вновь глупо хихикнул, смеясь над его интонациями.
Я направился дальше, держась за пульсирующие стволы деревьев и оглядывался. Здесь должно быть что-то ещё более крутое. Обязано быть. Просто вот всенепременно. Мне надо отыскать это что-то. Пока не знаю точно, что, но потом станет ясно. А пока пришло время приключений. Ха-ха, да, точно – Время Приключений.
Чёрт, только вот эти надоедливые насекомые снова решили, что ползать под моей кожей - это отличное занятие. Надоедливые твари… Я нервно почесал свою руку, но это их не угомонило. По левой руке назойливые подкожные твари перебрались на плечи, спину, затем на правую, и мне вновь адски захотелось почесаться. Я водил ногтями по коже, стараясь усмирить этих жалящих меня сволочей. Пусть они не мешают мне искать. Я должен найти. Найти что-то. Что-то клёвое. Что-то важное. Но что именно? Не помню… Блин, как же этот зуд от насекомых под кожей раздражает.
Дирк, ты в порядке? – англичанин смотрел на меня с тревогой. Даже встревоженным он был просто очарователен.
Всё в порядке, только насекомые достали, - я продолжал чесать свои руки, слегка подковыривая ногтями ближе к локтям. Их жгло от укусов.
Насекомые? – Джейк удивлённо поднял брови. - Но на тебе нет никаких…
Как же это нет, когда я их чувствую? – фыркнув, я вытянул в его сторону свои руки, невольно кидая на них взгляд. Да так и замер – потому что…
… бледная кожа была покрыта большими, наполненными желтоватым гноем волдырями, которые на глазах лопались, разбрызгивая мерзкую жидкость. К моему горлу поступил солоноватый ком. Буквально в следующую секунду из открывшихся розоватых дыр в собственной коже, извиваясь во все стороны, стали выползать трупные белые личинки, двигая своими чёрными челюстями. Я чувствовал, как они лезут из моей кожи, начинают ползти по руке вверх, не очень быстро, но болезненно и ощутимо.