Ивэн не хотел мучить ее вопросами, но знал, что именно сейчас можно узнать правду. Завтра она будет более осмотрительна и склонна скрывать все, что может навредить семье или уличить близких ей людей.

Сержант старался подыскать слова, которые могли бы утешить вдову, – и не находил. Перед его мысленным взором стояло бледное, покрытое синяками лицо молодого человека, сначала истекавшего кровью в переулке, а потом лежавшего в больнице Святого Фомы; его глаза, полные невыразимого ужаса. Ивэн снова видел, как несчастный открывает рот, пытаясь что-то сказать, и не может вымолвить ни слова. Чем же утешить его мать?

Глядя на нее, он принял для себя решение: сколько бы ни понадобилось времени, какие бы трудности ни встали на пути, он узнает, что произошло в переулке, и призовет виновных к ответу.

– Значит, ваш сын не сказал, куда идет? – подытожил Джон. – Имелись ли у него какие-то излюбленные места?

– Он уходил несколько… возбужденным, – ответила миссис Дафф. Казалось, она снова овладела собой. – Полагаю, его отец представлял себе, куда он мог отправиться. Думаю, такими заведениями интересуются в основном мужчины. Есть такие… места. Это всего лишь мое мнение. Ничем не могу помочь вам, сержант.

– Но оба вышли из дому в плохом настроении?

– Да.

– Сколько времени прошло между уходом сына и уходом вашего супруга?

– Точно не знаю, потому что Рис вышел из комнаты, и только примерно через полчаса мы поняли, что его нет в доме. Тогда мой муж немедленно отправился за ним.

– Понятно.

– Их нашли вместе? – У нее снова дрогнул голос; заметно было, что она старается держать себя в руках.

– Да. Похоже, ваш муж догнал сына, и через какое-то время на них напали.

– Может, они заблудились? – Миссис Дафф с тревогой смотрела на Ивэна.

– Весьма возможно, – отозвался он, надеясь, что так и вышло. Из всех мыслимых объяснений это являлось самым приемлемым для нее. – В таком лабиринте переулков и проходов немудрено заблудиться. Несколько шагов в неверном направлении, и… – Джон не закончил фразу. Ему хотелось верить в эту версию не меньше ее, потому что он знал, насколько вероятны прочие вероятности.

Раздался стук в дверь, что было нехарактерно для прислуги. Обычно дворецкий просто входил и ждал удобного момента услужить или передать сообщение.

– Войдите, – слегка удивленно откликнулась Сильвестра.

Вошедший мужчина был худощав, темноволос, имел глубоко посаженные глаза и несколько коротковатый нос на приятном, в общих чертах, лице. Сейчас оно выражало крайнюю озабоченность и тревогу. Почти не обратив внимания на Ивэна, он сразу устремился к Сильвестре. Манера его поведения выдавала как близкого друга, так и человека дела. Ивэн понял, что это и есть тот самый доктор Уэйд, за которым посылали.

– Моя дорогая, не могу выразить всю свою скорбь. Естественно, помогу, чем только смогу, вам стоит лишь сказать. Я останусь с вами столько, сколько захотите. И, конечно, пропишу что-нибудь, что поможет уснуть, успокоиться, и окажу всяческое содействие в эти первые ужасные дни. Эглантина просила передать, что вы можете переехать к нам, мы обеспечим вам покой и уединение, если возникнет такая потребность. Наш дом – ваш дом.

– Благодарю… вы очень добры. Я… – Миссис Дафф слегка задрожала. – Я даже не знаю, чего мне хочется… что делать. – Она встала, покачнулась и схватилась за протянутую руку доктора. – Сначала я должна отправиться в больницу Святого Фомы и увидеть Риса.

– Полагаете, это правильно? – предостерег доктор. – Моя дорогая, у вас сильнейший шок. Позвольте мне поехать вместо вас. По крайней мере, я смогу проверить, предоставлена ли ему профессиональная помощь и обеспечен ли уход на самом высоком уровне. Я также распоряжусь, чтобы его перевезли домой, как только это будет оправданно с медицинской точки зрения, а пока позабочусь о нем лично, обещаю вам.

Миссис Дафф заколебалась, разрываясь между любовью к сыну и здравым смыслом.

– Позвольте мне хотя бы посмотреть на него! – выговорила она с мольбой в голосе. – Возьмите меня с собой. Обещаю, что не стану мешать вам. Я владею собой!

Доктор раздумывал всего секунду.

– Конечно. Только выпейте немного бренди, чтобы взбодриться, а потом я составлю вам компанию. – Он взглянул на Ивэна. – Уверен, вы закончили, сержант. Все, что вам еще нужно узнать, может подождать до более удобного времени.

Доктор отсылал его, и Ивэн воспринял это с чувством облегчения. Здесь он узнал уже почти всё. Поговорить с лакеем и другими слугами можно потом. Кучер мог поведать, куда чаще всего ездил его хозяин. А ему тем временем нужно встретиться с осведомителями из Сент-Джайлза, как мужчинами, так и женщинами, на которых можно надавить, которым можно задать нескромные вопросы и от которых много чего можно узнать.

– Само собой, – согласился Ивэн, вставая. – Я постараюсь беспокоить вас как можно меньше, мэм. – Пока он прощался, доктор принял у дворецкого графинчик с бренди и плеснул немного в стакан.

На улице начинался снег. Ивэн поднял воротник пальто и быстро зашагал прочь. Интересно, что сделал бы Монк, думал он. Прощупал вопросами, ответы на которые натолкнули бы его на новую версию, а потом принялся бы ее разрабатывать? Поддался бы чувству жалости и сопереживания, как Ивэн? Возможно, излишне эмоциональное отношение помешало ему заметить нечто очевидное…

Ясно, что отец с сыном посещали проституток в Сент-Джайлзе и проявили неосторожность – может, заплатили меньше оговоренной цены, а может, вели себя слишком высокомерно и вызывающе, выставляли напоказ деньги и золотые часы; в итоге какой-то бандит, разгоряченный выпивкой, напал на них, а затем, опьянев от крови, взбесился, как собака…

В любом случае что могла знать про это вдова? Он был прав, решив оставить ее сейчас в покое.

Наклонив голову, чтобы защититься от встречного ветра, Ивэн прибавил шагу.

Рис Дафф провел в больнице еще двое суток, а в понедельник, на пятый день после нападения, его перевезли домой; он сильно страдал от болей и до сих пор не вымолвил ни слова. Доктора Корридена Уэйда приглашали ежедневно, а по мере выздоровления – через день, но, конечно, больному требовался профессиональный сестринский уход. По рекомендации молодого полицейского, расследующего данный случай, и после наведения соответствующих справок относительно профессиональной пригодности доктор Уэйд согласился нанять одну из тех женщин, что вместе с Флоренс Найтингейл ездили в Крым, – Эстер Лэттерли. В силу необходимости она научилась ухаживать за молодыми людьми, получившими в боях тяжелейшие ранения. Выбор был признан превосходным.

Для самой Эстер предложение стало желанной переменой – последнее время она ухаживала за престарелой и весьма требовательной леди, проблемы которой являлись в основном порождением ее воображения и скуки и лишь едва усугублялись двумя сломанными пальцами. Эта леди вполне могла бы обойтись услугами компетентной личной горничной, но ее тешило наличие медсестры и возможность впечатлять подруг бесконечным уподоблением своих страданий мучениям героев войны, за которыми ухаживала Эстер.

А та из последних сил держала язык за зубами, и то лишь потому, что нуждалась в заработке – надо было на что-то жить. Финансовый крах отца означал, что она осталась без наследства. Конечно, старший брат Чарльз позаботился бы о ней, поскольку предполагалось, что мужчины обязаны содержать своих незамужних родственниц, но подобная зависимость была невыносима для такой женщины, как Эстер, вкусившей в Крыму неограниченной свободы и ответственности, бодрящей и пугающей одновременно. Она определенно не собиралась посвятить остаток дней домашней жизни и стать послушной и благодарной сестрой доброго, но лишенного воображения брата.

Эстер твердо решила прикусить язык и воздержаться от уведомления мисс Голайтли о том, что она дура… хотя бы на несколько недель.

Усаживаясь в кэб, который должен был доставить ее к новому месту работы, она думала о том, что независимое положение имеет значительные преимущества. Можно завести себе друзей где угодно, можно самой их выбирать. Чарльз не стал бы возражать против ее дружбы с леди Калландрой Дэвьет; во всяком случае, он не нашел бы серьезных оснований для возражений.