— Эй, парень, пирожки с чем у тебя? — микойские слова непривычно ложатся на язык.
Паренек смотрит с сомнением, пытается определить — кто я такой.
— С яблоками и с капустой, дяденька! Бери, нигде таких не найдешь! Сами во рту тают!
Взял парочку.
Побродить бы по этим улочкам пешком, да в обычной одежде, без этих илойских побрякушек, как раньше… прошлое щекочет горло… впрочем, к чему? Старого не вернуть.
А вот и приехал. Здесь мне и жить, снова вижу… Ха, тоже мне, дворец! А ведь казалось-то.
«Что надо?» — кажется, сейчас спросит стража, придирчиво осмотрит меня с ног до головы и будет долго думать, стоит ли пропускать внутрь. Потом, как обычно, я буду ждать во дворе, разглядывая бородатого дядьку. Ксенофан это, я узнал, не узнал только — кто поставил его здесь.
Стража у ворот. И смешная, по-детски глупая мысль — «вдруг не пустят?» Спрыгиваю с коня.
— Открывайте, — киваю им.
— Господин… — они мнутся, поглядывают друг на дружку, меня-то они не видели никогда, но и догадаться не сложно. Во всем блеске славы явился, золото и пурпур, достойные царей.
— Олинар Атрокс! — усмехаясь, говорю я.
И двери мгновенно распахиваются, вот уже бегут на встречу рабы, готовые кинуться в ноги, суетятся, приветствуют, и льется сладкой патокой липкая лесть — все они хотят понравиться новому господину. Микойцы, илойцы… да, местные смотрят на меня с благоговейным трепетом, как на нового всемогущего бога. Юэн Милосердный, неужели я приехал домой? Домой… Что, князь, не верится? Теперь вся Хатога у твоих ног, мечтал ли?
Нет, об этом не мечтал.
Никак не могу отделаться от мысли, что все не так. Не так было, но теперь так будет. Противно… не хочу… я не привык… Но ведь я знал… А войска подойдут только к весне, ждать да ждать…
* * *
Дела и торжественные приемы… нет, сначала конечно приемы, а уж потом дела.
Краснощекий весельчак Публий Камилл, мой предшественник, отдавал последние распоряжения, и торопился домой, в Илой — холод, дикость и вечная нервотрепка далекой провинции изрядно утомили его. На меня он взирал едва ли не с сочувствием, мне-то тут еще долго. Вот завтрашний обед, и все, на этом он и закончит, давно собрался.
Мне обещали предоставить около двух тысяч людей, из них почти половина конных, уверяли, что Хатога заинтересована в спокойных степях. Что-то подсказывало, что дальше обещаний дело не пойдет. И это, пожалуй, радовало — они будут сражаться на правильной стороне.
Молодой Косак одарил меня надменным пренебрежительным взглядом.
— Ты орк?
Стало смешно. Давно уже никто не осмеливался говорить такие вещи мне в глаза.
— Да, — кивнул спокойно, — а еще я илойский проконсул. Не забывай.
Он хотел было что-то сказать, но каким-то чудом удержал язык за зубами. Выглядел князь молодым вздорным, вспыльчивым петухом, готовым броситься и заклевать любого, кто позволит себе неосторожность встать на его пути. В его глазах сверкала затаенная злость. И я даже начал опасаться, что он действительно может наворотить глупостей.
— Хочу завтра прогуляться верхом. Не составишь компанию?
— Нет, — фыркнул он, — у меня много дел.
Утром, когда я выехал, Косак уже ждал меня у ворот — я и не сомневался. Из города мы выехали молча, так же молча поехали вдоль реки. Он поглядывал на меня искоса, не пытаясь начать разговора, а я все ждал, когда кроме бескрайних полей не останется ничего кругом. Я не хотел, чтобы кто-то нас слышал.
— Ты хотел поговорить? — он не выдержал первый, плохо… немного терпения ему бы не помешало. Я ехал спокойно, поглядывая по сторонам, словно действительно всего лишь прогулка.
— Хотел, — согласился я. — Что ты задумал, Петер? Ты смог договориться с ургатами? Убедил их встать на вашу сторону.
Косак резко натянул поводья, так, что его конь всхрапнул и встал как вкопанный, я проехал чуть вперед и остановился тоже. У молодого князя было бледное, каменное лицо.
— Так что?
Его глаза сузились, рука сама потянулась к мечу. В других обстоятельствах это было бы почти смешно. Он — меня!
— Не думай, что сможешь убить меня, — холодно сказал я.
Он вздрогнул, отдернул руку.
Так я прав?
— Да, Петер, я хотел поговорить. Поговорим?
— Нам не о чем говорить! — зло выдохнул он.
— Тогда зачем ты здесь?
Красные пятна пошли по бледному лицу — все-таки он еще слишком молод…
— Лучше уходи! Уходите все! Это не ваша земля!
— А то что? — поинтересовался я, подъезжая чуть ближе.
— Умрешь! — зашипел он, подобрался, ощетинился, словно ожидая удара.
Я улыбнулся.
— Дэвы не пойдут, они никогда не сражаются на стороне смертных.
— И не надейся! — взвился он.
Так я был прав?! Они договорились? У Косака было такое страшное лицо — злость и смятение одновременно.
— Дурак. Я могу хоть сегодня отдать приказ и сжечь Хатогу подчистую. Погибнут люди…
Он вдруг выпрямился в седле, гордо расправил плечи, глубоко вдохнул, собрал все остатки своего достоинства.
— Как хочешь, — голос его вдруг стал на удивление спокойны и ровный. — Это того стоит.
Повернулся и поехал прочь.
Я понял, что завидую ему.
* * *
Собака тявкнула за углом, и только тогда понял, как болит затекшая от напряжения шея, выдохнул, расслабив плечи.
Зачем пришел? Не стоило, столько лет прошло…
Кенек жил на окраине Хатоги, все в том же доме, я помнил каждое бревно, каждую трещинку в этих стенах… хотя пожалуй, трещин добавилось за эти годы.
Глубоко вдохнув, ударю кулаком в дверь. Вечер уже… весь день ходил кругами, находил тысячи поводов задержаться… Но сколько можно тянуть?
Тихо. Толи спят уже, толи дома нет… может уехали куда?
Снова постучал. И почти сразу в окошке замерцал огонек, скрипнула половица, и тяжелые шаги раздались за дверью. Тут же замерло сердце, боясь пошевелиться, и я уже ждал, что вот сейчас… но на пороге неожиданно возник рослый косматый детина, лет так семнадцати, с масляной лампадкой в руке.
— Чего надо? — осведомился он, удивленно разглядывая меня. Выглядел я, пожалуй, не слишком обычно для гостя.
Так и не нашел что ответить. Детина нахмурился… и я вдруг понял, на кого он похож.
— Роин?
Он замер, прищурился, недоверия во взгляде только прибавилось.
— Ты меня знаешь? — поинтересовался с сомнением, переминаясь с ноги на ногу.
Нет, конечно же нет, такого не бывает. Просто похож, как две капли воды.
— Нет, — покачал головой, — просто похож… Я знал когда-то…
— На дядьку моего? да? — молодой Роин вдруг расплылся в широченной улыбке, — так ты дядьку моего знал? Тоже Роином звали. Мать говорит я на него очень похож. Я сам-то никогда не видел, он помер еще когда меня и на свете не было.
Мать. Конечно, я давно это знал… но не верится, все равно.
— Рой, кто там?
В сенях появился невысокий мужичок с окладистой бородой, он немного прихрамывал, придерживаясь за стену левой рукой. Кенек, прозванный сайетскими кхаями Аргакх Идун. Не думал я, еще совсем недавно не думал, что доведется встретиться снова, прекрасно знал, что не смогу смотреть ему в глаза. Ему, и Нарке.
— Здравствуй, Идун, — ох, как не легко дались мне эти слова.
Кенек недоверчиво щурится, совсем как Роин только что, вглядывается, потом берет у сына дрожащей рукой лампадку и ковыляет ко мне. Боги! Я бы и не узнал его!
— Олинар? Олинар Атрокс?
Собственное илойское имя режет слух, пальцы сжимаются до хруста.
Нет, я никогда не представлял эту встречу, не хотел думать…
— Зачем пришел? — сухо потребовал Кенек.
Зачем? Знать бы самому. Но столько времени быть рядом и не прийти…
— Лин! — отчаянный женский крик, я даже не сразу понял откуда. Нарка неслась ко мне, забыв обо всем. Счастливая.
Резко остановилась в двух шагах, замерла, словно налетела на невидимую стену. Смешалась. Прерывисто дыша и заламывая руки, она тоже не знала как теперь быть, но я видел в ее глазах — она меня простила. Я не выдержал, улыбнулся в ответ, и в ее глазах заблестели слезы. Нарка… Совсем не изменилась с тех пор. Или нет, изменилась, похорошела, из маленькой, угловатой, нескладной девчонки превратилась в красивую статную женщину. Ну и пусть взрослый сын сердито сопит за ее плечом, для меня она…