Стена не разочаровала его. Величавое строение изо льда и снега, громадный вал, словно исполинская волна, застывшая от неумолимого дыхания зимы, в солнечном свете сияла столь ярко, что глазам делалось больно. У Оберина сердце в груди трепетало как у мальчишки, который впервые видит нагую женщину. Что должен сделать мужчина в своей жизни – убить, полюбить, увидеть Стену. Кажется, в тирошийской пословице вместо Стены говорилось что-то про сыновей, но Мартеллу и дочек было достаточно. Мужчина улыбнулся, вспомнив девочек, особенно младшенькую, Лорезу. Узнав, что отец собрался на Север, она попросила его привезти ей шкуру сумеречного кота.
Красный Змей никогда не мог отказать женщине, особенно, любимой.
Братья Ночного дозора косились на дорнийца, бормотали что-то неодобрительно, все морщились, а Джиор Мормонт, Старый Медведь, предложил ему дюжину разведчиков в сопровождение, но Красный Змей только посмеялся. Видано ли – что б змею вороны сопровождали.
Лес был облачен в белое, точно невеста – в подвенечный наряд. Морозный воздух в легких хрустел, как снег под сапогами, а небо над головой, бледно-голубое, навевало мысли о Тиене. У дочки глаза такого же чистого, невинного цвета. Оберин перекинул копье в другую руку, глубоко вздохнул. Следы уводили их все дальше и дальше в лес, Деймон вел лошадей и беспокойно оглядывался. Никак ждал, что на них Иные с деревьев попрыгают. Красный Змей дернул уголком рта, за десять ударов сердца затаил дыхание. Не выдаст ли себя зверь? Дозорные болтали, что где-то здесь есть нора…
Ветка, хрустнувшая под чьим-то шагом, прозвучала резко, как удар хлыста. И все тут же стихло. Оберин пригнулся к земле, оглядываясь. Не мелькнет ли где черная в белых полосах шуба? Не заволнуются ли кони, почуяв хищника?
Слева мелькнула тень, принц резко выпрямился, вскидывая копье, Дэймон схватился за лук. Может, там и не зверь вовсе? Его предупреждали, что лес кишит одичалыми. К Стене подходить не рискуют, но все же… кровь вскипела азартом, узкие губы тронула хищная улыбка. Не зверя, а одичалого дочке привезти, да только Эллария явно против будет такого подарка.
Оберин Мартелл стремительно ринулся вперед, занося руку для удара, как мимо него просвистела стрела и вонзилась в черный ствол дерева. Человек в плаще из шкур потянулся за следующей стрелой, когда Красный Змей двинул ему древком копья в живот, а после – шибанул по коленям, роняя одичалого в снег. Тот взвизгнул совсем по-девчачьи, косматый капюшон слетел с его головы, которая внезапно загорелась. Оберин шарахнулся в сторону, хрипло выругавшись, а одичалый рухнул в сугроб, и языки пламени рассыпались по снегу, словно волосы. Дорниец не сразу понял, что это действительно ее волосы. Одичалый оказался девицей.
Она зыркнула на Оберина, ругаясь, будто матрос с китобоя, рванулась за своим луком. Красный Змей отшвырнул его в сторону древком копья и махнул рукой бегущему к нему Деймону: не стоит, сам справлюсь. Чтобы его, принца Мартелла, дикарка какая-то повалить смогла?! Мужчина успел едва отскочить от удара кривым костяным клинком. В шубах да шкурах двигаться было тяжело, кинжал зацепился за плащ, и девчушка «увязла». И попыталась укусить дорнийца. Оберин наотмашь, - да простят его Семеро, что поднимает он руку на женщину не по ее просьбе! – ударил одичалую по щеке и повалился в сугроб, подминая ее под себя.
- А ну пусти меня! – зубы клацнули совсем рядом с его ухом, она забилась под дорнийцем, потешно шипя и фыркая, спутанные огненные пряди метались вокруг ее головы, точно живые. Пригоршня колючего холода снежинок ударила Змея по лицу – паршивка швырнула в него снегом. Принц перехватил ее руки, и одичалая зашипела совсем уж по-кошачьи.
Сумеречного кота Оберин не нашел, но вот одну дикую кошку поймать сумел.
Только что ему с ней делать?..
- Ваше высочество?.. – рассеянный окрик Деймона отвлек Красного Змея лишь на миг, а дикарка, изловчившись, сомкнула челюсти на его ухе. Боль опалила диким огнем, будто пламя с ее головы и на него перекинулось. Дорниец зарычал, сжал шею одичалой. Сквозь перчатку и слои мехов он чувствовал, как бьется жизнь на ее горлышке, таком тонком, что сожми он посильнее, и жизнь из нее выдавит. Волосы потухнут, а клычки перестанут терзать его ухо. Оберин сжал губы, но не выпускал девицу, и она принялась его ухо жевать, урча, точно зверь какой, запуская зубы все глубже, но разжала их, когда острие кинжала кольнуло ее пол подбородок.
- Умница. А я люблю умных женщин, - Оберин усмехнулся. По шее струилась кровь, ухо жарко пульсировало, что им впору и Стену растопить. Дикарка хлопала рыжими ресницами, морщила веснушчатый лоб. Оберин любил рыжих. Для полноты коллекции ему только рыженькой песчаной змейки и не доставало…
- Ты что творишь? – мужчина едва кинжал не выронил, ощутив, что рука одичалой подбирается к его бриджам, вернее, к тому, что скрывала грубая шерсть и вареная кожа. Девушка вдруг улыбнулась, обнажив кривоватые зубы, замаранные змеиной кровью. Круглое личико, вздернутый нос… и прирученное пламя спутанных волос.
Когда ее пальчики добрались до его члена, дикарка резко прижалась губами к его губам.
Принц Оберин Мартелл и помыслить не мог, что женится на краю мира, в снегу да с прокушенным ухом.
========== Королева-мать (Серсея Ланнистер /Джоффри Баратеон) ==========
Как он красив, этот огонь, думала Серсея. Красив, как Джоффри, когда его впервые приложили к моей груди. Ни один мужчина не доставлял ей такого наслаждения, как этот нежный ротик, прильнувший к ее соску.
Пир стервятников
Джоффри было четыре года, когда боги и Джейме подарили Серсее второго ребенка. Королева надеялась, что снова будет мальчик, чтобы Джоффу было не так одиноко, но все же порадовалась и крошечной девочке с золотистым пушком на головке. Сыновья, как правило, разбивает сердца матерей, а маленькая принцесса будет ей утешением. Серсея кормила Мирцеллу грудью, когда Джоффри вбежал в ее покои. Ее будущий король, маленький принц, их с Джейме дитя. Женщина улыбнулась сыну, чуть наклонилась, показывая ему сестричку.
Принц капризно надул губы и ухватил Серсею за вторую грудь так, что она охнула.
- Тоже хочу! – заявил он. Королева улыбнулась, погладив сына по золотым локонам, мягким, как и у его отца.
- Ты уже большой мальчик, Джоффри, а вот сестренка твоя…
- Нет! Я тоже хочу! – мальчик принялся карабкаться на колени к матери, и Серсея со вздохом спустила платье с плеч, обнажая вторую грудь. От одного раза вреда не будет, верно?..
Джоффри жадно обхватил губами сосок королевы, чуть прихватил зубами, отчего Серсея поморщилась. Слава Семерым, что служанок и нянек она выгнала, иначе потом сплетен не оберешься. Кому какое дело, как она воспитывает своих детей? Оглянуться не успеет, как Джофф возмужает, сбросит оковы материнской заботы, так пусть же его детство длится подольше. Мальчик причмокивал, сося грудь королевы, льнул к ней, и Серсея невольно улыбнулась. Само воплощение Матери, не иначе.
Но ввалившийся в ее покои Роберт считал совсем иначе.
- И как долго ты ему сиську давать будешь, а?! – взревел он, вырывая хнычущего Джоффри из ее объятий. Напуганная криком, Мирцелла расплакалась вслед за братом. – Кого ты из него вырастить собралась? Он будущий король, а править будет, видимо, из-под твоей юбки?
А после он одарил жену синяком, который было очень трудно скрывать от Джейме.
Поэтому, когда родился Томмен, Серсея вечерами тайком пробиралась в комнаты Джоффри. Как настоящий львенок, он рычал и кусался, но для королевы эта боль была слаще даже ласк Джейме. Каким королем станет ее сын! И она всегда будет рядом, будет помогать ему, советовать. Мать никто Джоффу не заменит, даже жена.
И после пира, на котором объявили о помолвке принца и Сансы Старк, королева тенью проскользнула в выделенные Джоффри покои. Жарко пылал очаг, обращая локоны Серсеи нитями червонного золота, а сын пил вино прямо из штофа, но, увидев ее, швырнул сосуд на расстеленную на полу шкуру. Вино кровью расплескалось по меху, кажется, медвежьему. Принц дернул лиф платья Серсеи, и зеленый шелк лопнул под его руками.
