Я отлично выгляжу, но моё волнение выдаёт меня, делает меня неуверенной и всё портит. Но ничего уже не изменишь, ничему уже не помешать и ничего уже не исправить. Всё будет так, как оно будет и пройдёт так, как пройдёт.

Раньше у меня не было столько охраны, не было такой хорошей и надёжной безопасности, как для меня, так и для моделей, зрителей и моей одежды, нежели сейчас. Раньше у меня не было такой огромной команды для подготовки к показу, для подготовки моделей, зала и всего показа в целом.

Раньше в Нью-Йорке в плане работы я была практически одна и не удивительно, что всё постоянно шло не так. Но сейчас всё по-другому. Теперь, чтобы сорвать мой показ тому, кто это хочет сделать придётся очень хорошо постараться, чтобы обойти мою охрану и всю систему безопасности.

Поэтому мне не о чем волноваться. Я обо всё позаботилось и теперь мне остаётся лишь довериться своей охране и себе самой.

За дверью становится на порядок шумней и, отведя взгляд от зеркала, я смотрю на часы. Пора. Двери театра уже открыли.

Поправив волосы и ещё раз бросив взгляд на своё отражение в зеркале, я выхожу из комнаты и прохожу через огромный зал, в котором подготавливают, одевают, наносят последние штрихи макияжа моделей.

Здесь до безумия шумно, потому что здесь до безумия полно людей и все разговаривают между собой, снимают что-то на телефон, дают специальное интервью и вдобавок ко всему этому на “подиуме” играет музыка, чтобы там заглушить весь этот шум.

Проходя через зал, я улыбаюсь стилистам, моделям, киваю и желаю всем удачи. Но я хочу спуститься вниз, хотя мне не следовало бы появляться на публике, светиться перед толпой папарацци у музея до начала показа. Но я хочу посмотреть на толпу, которая пришла, чтобы хоть глазком взглянуть на мой показ или на крошечную его часть.

Спустившись в фойе через дополнительную и менее заметную, чем парадную лестницу, я встаю у колонны и, подойдя к окну, наблюдаю, как несколько десяток человек, позируют папарацци у театра, демонстрируя свои образы. Звёзды, влиятельные и популярные люди встречают знакомых, позируют фотографам и постепенно заходят в театр и поднимаются по парадной лестнице наверх, куда их провожают специально подготовленные люди.

За специальным ограждением, за которое не пропускают без специальных и эксклюзивных пригласительных, которых всего около четырёх сотен и каждое из которых я подписывала лично в течение двух месяцев, намного больше, чем пара десятков человек. Эти пригласительные нельзя было купить, потому что каждое из них именное и эти пригласительные можно было только получить от меня письмом или же лично, а два пригласительных можно было выиграть.

И за этим ограждением порядка сотни человек без пригласительных, но с моими фотографиями в руках, с фотографиями популярных моделей, которые сегодня принимают участие в моё проказе, фотографии известных людей, которые сегодня приглашены.

Они ждут, когда показ закончится и, когда к ним, наконец, выйдут модели, известные личности, чтобы, если, конечно, им повезёт, сфотографироваться с ними и взять у них автограф, ну, а если не повезетё, то хотя бы взглянуть на них.

За эти два года я часто такое вижу, а точнее постоянно, когда у меня проходят показы. Я стала известной личностью, я стала популярна и теперь со мной также хотят сфотографироваться и взять у меня автограф, но здесь… здесь всё словно по-другому.

Нью-Йорк меня никогда не признавала, он не хотел меня принимать, хотя он мой родной город, но сейчас… кажется, я, наконец, стала его неотъемлемой частью.

Я, кажется, затаила дыхание, всё внутри меня словно замерло от восторга, от… счастья, от радости. На лицо просится улыбка, но я моё внимание вдруг привлекает охрана, которая, кажется, начала нервничать и активно переговариваться друг с другом по специальным наушникам.

Обычно охранники молчит, потому что в случае чего им просто хватает один раз махнуть рукой, ну или что-то один раз сказать, а сейчас несколько из них разговаривают стоя на своих точках, но прижав ладонь к уху. А ещё один активно, кажется, спорит с какой-то женщиной, которая стоит за ограждением и очень хочет пройти к театру, но раз её не пропускают, значит, у неё нет пригласительного и её имени нет в списках.

Мне тут же становится не по себе, эйфория от секундной радости моментально улетучиваются, вновь уступая место волнению. И я, дабы успокоиться саму себя и узнать в чём дело или же просто разобраться во всём самой, решаю выйти из театра. И плевать, что меня увидят, что меня сфотографируют, а возможно потом я увижу в каком-нибудь журнале статью о том, что я якобы жестоко обошлась с фанатом или что-то в этом духе. Плевать. Я не хочу лишний раз переживать и волноваться, угрожая своему здоровью, поэтому я выхожу, выхожу из дверей театра, чтобы убедиться, что всё хорошо.

Погода в Нью-Йорке сегодня просто потрясающая. Яркое солнце, чистое голубое небо, отсутствие снега и холода. Замечательно, поэтому я даже не волнуюсь из-за того, что выхожу на улице в феврале в короткой юбке.

Стоит мне только выйти из театра и попасть под лучи яркого солнца, как вокруг становится на порядок шумней. Меня моментально замечают и это внимание заставляет меня нервничать ещё больше.

Крики толпы за ограждением, выкрики моего имени, просьба папарацци посмотреть на них для фото, вспышки камер и мгновенная реакция моей охраны.

-Мисс? - подходит ко мне один их них.

-Что-то не так? В чём проблема? - напрямую спрашиваю я, игнорирую как фотографов, толпу, так и приглашённых гостей, которые также норовят со мной поздороваться и сделать фото для прессы.

Даже известные люди грешат желанием стать ещё популярнее, грешат желанием лишний раз пропиариться.

Но я игнорирую абсолютно всех кроме своей охраны, и сейчас на моём лице нет привычной приветливой улыбки.

-Всё в порядке, ничего не обычно, одна женщина всё пытается пройти на территорию музея уверяя нас, что знает вас, что лишь благодаря ей вы так, кто вы есть… - с усмешками говорит охранник, и сначала я сама хочу засмеяться, но потом… Боже!

-Кларисса Олдридж! - подходя к другому охраннику, который отвечает за списки приглашённых гостей и который лично пропускает всех гостей с пригласительными, я вдруг различаю среди шума знакомый женский голос.

Я тут же перевожу взгляд на толпу, пытаясь разглядеть знакомое лицо, и довольно быстро его нахожу и не могу поверить своим глазам.

-Розмари? - едва слышно шепчу я, не сводя взгляд с раздражённо спорящей с моей охранной женщиной. - Пропусти её, - подхожу к охраннику я, чувствуя, как сердце забилось быстрее, как внутри словно что-то зажглось.

Не могу поверить, что она здесь!

Мужчина без лишних слов и вопросов кивает мне и пропускает мою наставницу за ограждение.

-Миссис Берч! - улыбаюсь я и тут же обнимаю её, чувствуя, как она крепко обнимает меня в ответ.

За всем этим наблюдает не одна сотня людей, журналисты, известные люди, папарацци. И крики не утихают, а вспышек фотокамер становится лишь больше.

-Я так рада вас видеть! - отстраняюсь от Розмари я и, разглядывая женщину, понимаю, как сильно она изменилась.

-Да, - выдыхает она. - Думаю, нам стоит поговорить.

Розмари не особо довольна, она даже… злая и я прекрасно понимаю почему.

Кивнув женщине, я пропускаю её вперёд, и мы идём в сторону музея. Я один раз оборачиваюсь на выкрикивающую моё имя толпу и, улыбнувшись, машу рукой.

Розмари постарела… у неё и раньше были морщины, но теперь их стало на порядок больше особенно у глаз. Её волосы всё такие же короткие и русые, глаза всё такие же карие, всё тот же строгий взгляд и изумительный стиль в одежде.

И мне безумно стыдно перед ней. Мне стыдно за то, что за всё это время я ни разу с ней не связалась, не созвонилась, не пригласила её ни на один свой показ, я словно забыла о ней, но это, конечно же, не так. Я просто не могла… переступить через саму себя. Мне слишком стыдно за всё, что я сделала.