— А чего тогда?
— Не все ли равно?
Поставила корзинку, сверкнула глазами и ушла.
Не все ли равно, что он подумает? Ну его к черту! Сегодня Нэлле была твердо убеждена, что никакие молодые лодочники ее больше не волнуют.
А на следующий день решила выпустить кошку.
Счастье переполняло ее, захлестывало через край. Свобода пьянила. Нэлле никогда не было так хорошо. Она больше не собиралась ни от кого прятаться, пусть смотрят, если хотят! Хотя, конечно, смотреть тут некому, она не зря выбрала это место для жилья… Не важно. Ей никто не нужен!
Мир полностью изменился для нее, стал шире, ярче, прекраснее, стал полон новых запахов, ощущений, нового вкуса…
Она даже не пошла в субботу встречать лодочника — ну его! Зачем? Земляники все равно не набрала, до земляники ли… Встретит в следующий раз. Вот, кажется, завтра…
И вдруг однажды, подойдя к дому, увидела на двери записку: «Нэлле, что случилось? Тебя не было три недели. Я вижу, что ты бываешь тут, оставь хотя бы записку. Я волнуюсь.»
Он волнуется! Нэлле прижала записку к груди и долго стояла. Он волнуется о ней! А она, дура… она где-то бегает.
И только потом поняла — три недели! Прошло три недели! А не две, как она думала.
Какой сейчас день?
Нэлле стало страшно, она впервые потеряла счет времени.
Когда ждать лодочника в следующий раз?
На пороге лежала кошка, лениво вылизывая живот.
Боже мой! Козы! У нее же и козы и куры, а она бегает по лесам! Нет, она прибегала, конечно, кормила их, убирала… она еще помнила, что это важно… да она и не запирала их, они не разбегались, привыкли… но когда Нэлле была тут в последний раз?
Как она могла?!
Все хозяйство в запустении, огород вытоптан. Трех коз и одного козленка не хватает… может еще вернутся? Может она найдет? Волков здесь нет…
Куры деловито бродят вокруг дома. Все ли?
Нэлле села на порог, закрыв руками лицо. Слезы катились по щекам.
Еще бы немного и все. Она ведь могла забыться, остаться кошкой, не вернуться вовсе. Что бы было тогда?
Теперь она ходила к реке каждый день, с самого утра, боясь пропустить, садилась на берегу, ждала. И вот дождалась.
— Нэлле! Ну, слава Богу!
Он подвел лодку к берегу, спрыгнул, чуть вытащил носом на песок, но привязывать не стал, так и остался стоять рядом по колено в воде.
— Я уж думал, случилось что. Думал, ты совсем пропала.
— Ничего не случилось, — тихо сказала она. — У меня просто были дела.
— У тебя все хорошо?
— Да…
Нэлле замялась. Нужно было что-то сказать, что-то простое… такое, чтобы он понял, что все хорошо. Нужно что-то сказать. Придумать. Он стоит, ждет… и лодка привязана. Он ведь переживал за нее! Она ведь ради него сидела тут всю неделю безвылазно! Так много хотела сказать, но сидит и молчит. Слова потерялись где-то, все до одного.
Если она ничего не скажет, он сейчас сядет в свою лодку и уплывет.
— Я не набрала земляники, прости, — наконец выдавила из себя Нэлле. Получилось не к месту и как-то неуклюже.
— Ничего страшного…
— Я в следующий раз наберу… черника уже пойдет.
Он кивнул.
— Привезти чего-нибудь?
Нэлле растерялась. Она ведь что-то хотела, но сейчас ничего не шло в голову. Вдруг поняла, что хочет лишь одного — подойти. Близко, так, чтобы снова почувствовать его запах — реки и сигарет. Человеческий запах. Мужчины… Да просто так подойти! Почувствовать наконец, что не одна, что рядом есть люди… поговорить. Боже мой, как бы ей хотелось просто поговорить! Все равно о чем.
И ведь можно, даже кошка не вырвется, она уже нагулялась, успокоилась, снова научилась подчинять кошку и змею себе.
Но как подойти? Нэлле не набрала ягод для него, он ничего не привез… У нее нет предлога. Как? Ни с того ни с сего…
В следующий раз?
— Привези пакетик гречки, — попросила Нэлле.
— Хорошо.
В следующий раз.
Она подождет. Она умеет ждать.
Лодочник постоял еще, словно тоже чувствуя, ожидая… потом повернулся, отвязал лодку… та зацепилась за корягу… он дернул, с остервенением, резко.
— Подожди! — вскрикнула Нэлле.
Он обернулся.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди.
— Подожди… — Нэлле поняла, что не сможет, смелость только показалась и снова оставила ее. — Я ведь не спросила как тебя зовут!
— Антон.
— А я Нэлле…
Вышло глупо, она тут же прикусила губу…
Лодочник усмехнулся.
— Я знаю.
Еще она хотела спросить где Ионыч, но больше не решилась. Смутилась… В следующий раз. Вот приедет он снова, и Нэлле обязательно спросит.
Заурчал мотор…
Всю неделю Нэлле очень старалась быть прежней. Не бегать, не плавать, боялась снова потерять счет дням. Занималась хозяйством, огородом, домом, собирала чернику в лесу. И ждала.
Всю эту неделю она думала о вещах, о которых не могла, не позволяла себе думать столько лет. Сначала несмело, пугаясь сама себя, потом уже открыто, с упоением. Нэлле понимала, что влюбилась и ничего не может с этим поделать. Или даже нет, не так… она просто истосковалась по любви. Дело было даже не в лодочнике, дело было в ней.
Нэлле представляла, как он вернется, как улыбнется ей, возьмет за руку, посадит с свою лодку, обнимет крепко-крепко и увезет в чудесные края. И она будет счастлива.
Она так ждала.
Так, что темнело в глазах от одной только мысли…
А он не приплыл.
Всю субботу Нэлле просидела на берегу, кусая губы, глядя вдаль, прислушиваясь к малейшему шороху, так надеясь услышать шум мотора. Но ничего.
Как же так? Этого не может быть.
И в воскресенье его не было.
Нэлле ходила на берег каждый день. Не верила. Ей все казалось, что вот-вот услышит знакомый шум, вот-вот увидит… Проклинала себя за то, что не смогла подойти, когда еще было можно, когда был удобный случай. За то, что боялась, за то, что пряталась. За то, что три недели бегала по лесам…
Да что толку проклинать?
Спрашивала себя — почему? Что случилось с ним? Она ли виновата? Что ей делать теперь?
Кусала губы и грызла ногти. Плакала по ночам.
Все валилось из рук.
На полянках распустился цикорий и живокость, отцвела ромашка, давно увяли колокольчики… трава начала жухнуть под летним солнцем. И только когда воды коснулись тонкие желтые листья ивы, поплыли куда-то вдаль, уносимые течением, Нэлле поняла — лодочник не вернется больше.
Все закончилось.
Не будет того, о чем она мечтала. Но и по старому тоже уже никогда не будет.
А что будет — Нэлле пока не знала.
К тому времени она уже перестала плакать. Перестала злиться на него и на себя… нет, она не смирилась. Просто приняла. Поверила. Сама высохла, как осенний лист, у которого впереди — только зима. Скоро наступят холода и снег укроет все печали…
Ничего уже не вернуть.
Все придется начинать с начала. Но возможно ли?
А лодочник приехал только весной, так вышло… но Нэлле уже не было в том домике у реки. Никого не было.
Только вокруг заброшенного, покосившегося за зиму домика, крупные кошачьи следы.
