Нэлле налила чай в старую эмалированную кружку, взяла осторожно, стараясь не обжечь пальцы, вышла на крыльцо. Закуталась поплотнее в теплую шаль — свежо еще, хоть и солнце припекает. Весна выдалась ранняя, бойкая, звенящая дружной песнью капели. Снег на прогалинах давно растаял, и лишь глубоко в лесу, среди старых еловых иголок еще затаились потемневшие островки. А Ситка, и без того полноводная, разлилась-раскинулась аж до самой ивовой рощи.

Подошла кошка и начала тереться о ноги.

— Завтра Ионыч приедет, — сказала ей Нэлле, — мы у него крупы купим и спичек, и еще платье новое надо, а то совсем износилось. И кофе.

— Муррр, — согласилась кошка.

— Мы с тобой столько носков за зиму навязали, что теперь можем слегка шикануть.

Нэлле уселась на порожек, глядя в небо, улыбаясь. Вот и еще одна зима прошла. Этого первого весеннего приезда Ионыча она ждала как праздника, долго решала, что выменяет у него за свое рукоделие, что необходимо сейчас, а что потом, ближе к осени. Например, свечи кончились, но с ними до осени повременить можно, дни сейчас длинные, летом и так все можно успеть. А вот кофе Нэлле любила, и всегда по весне, если дела шли хорошо, покупала баночку — только растворимый, обязательно… но может быть дело тут даже не в кофе, а в чем-то еще. И обязательно газет, пусть и старых, читанных, побывавших в чьих-то руках. Старых — даже лучше.

Старик Ионыч появлялся в середине апреля и потом каждую неделю до конца октября, всегда в субботу утром, на большой моторной лодке. Он возил всякую всячину из Гроховца для дачников, выше по течению на пол ста верст, ну и к ней заглядывал. Нэлле ему радовалась. Места здесь глухие, дорог нет, болота, кроме как по реке до ее маленького домика никак не добраться.

Сегодня пятница, она отметила в календарике, значит завтра.

Но завтра лодки не было.

Нэлле все ждала, до самого вечера не отходила от реки, беспокоилась, а вечером решила, что наверно сбилась, перепутала… она всегда отмечала прожитые дни аккуратно, но мало ли? За долгую зиму — немудрено. Наверно, сегодня и не суббота. Может быть завтра?

Но и на другой день Ионыч не приплыл тоже. Нэлле доила коз, чистила курятник, прибралась в доме, штопала еще раз старое платье… только дела шли кое-как и все валилось из рук. То и дело она бегала к реке, посмотреть — не покажется ли лодка. Прислушивалась.

Лодки не было.

— А вдруг он уже был, — говорила она, насыпая курам зерно, — меня на берегу не увидел и проплыл мимо?

Куры косились на нее круглым глазом.

Нет, Ионыч бы зашел, обязательно зашел, и даже, не застав ее дома, оставил бы записку. Так уже было. Что-то случилось? Он всегда так точен…

Нэлле не находила себе места, извелась, уже почти неделя прошла…

Страшно становилось. Такая простая и налаженная жизнь ломалась на глазах.

А если он больше не приедет, что с ней будет? Идти в город самой? Нет, не выйдет, не пойдет она никуда, будет жить без крупы и спичек, как-нибудь… Совсем одна. Она привыкла.

Нельзя ей никуда идти.

А в новую субботу, рано утром, Нэлле услышала на реке шум мотора. И разом стало смешно и стыдно за собственные страхи.

Но все же…

Нэлле застыла, не сразу поняв, что же не так.

Лодка была все такая же, большая, плоскодонная, с облупившейся по бортам краской, и мотор урчал так же, и так же разгонял волны. Только человек был не тот. Вместо старого Ионыча на корме сидел другой, молодой, высокий и тощий как жердь, в красной бейсболке.

— Эй! Это ты Нэлле? — крикнул он.

Нэлле вдруг испугалась, хотела даже убежать, но ноги не послушались. Только кивнула.

Человек спрыгнул у берега в воду, вытащил лодку, привязал ее к торчащей коряге. Махнул рукой, иди, мол, сюда. Нэлле вздрогнула. И не пошла. Не по себе стало. Кроме Ионыча она уже давно не видела людей…

— Ну, ты чего, — крикнул тот, — иди сюда.

Нэлле облизала губы, но не двинулась с места.

Тогда человек достал тяжелую клетчатую сумку, пошел к ней сам.

Нэлле попятилась.

— Так… — он остановился, вытер лоб тыльной стороной ладони. — Бегать за тобой и уговаривать я не буду, учти. Вот тут гречка, рис, мука. Надо? Тогда неси свои варежки.

Нэлле кивнула и побежала домой. Схватила приготовленный мешок, взвалила на спину, понеслась обратно. Человек отошел назад, и сидел на борту лодки, свесив в воду ноги в здоровенных сапогах, курил.

Поставив свое рукоделие около сумки, Нэлле замялась.

— Мне можно это взять? — спросила она.

— Бери, это тебе.

— Спасибо.

Он только ухмыльнулся. Нэлле взялась за ручку, потянула, но поднять такую тяжесть оказалось непросто, пришлось тащить волоком.

— Может тебе помочь?

— Нет, спасибо, я справлюсь.

— Я в следующую субботу приеду. Что-то еще надо привезти?

Нэлле остановилась, закусив губу, долго не могла сообразить, как-то разом все вылетело из головы.

— Баночку кофе, — попросила наконец.

И только дома, оставшись наконец одна, поняла, что забыла о важном, спичках например…

Ничего, решила она, попрошу в следующий раз. Напишу список, чтобы не забыть.

Всю неделю она только и думала: что же случилось, и почему вместо Ионыча теперь другой. Кто он такой? Ведь все знает про нее. Может быть он временно? Может Ионыч заболел или дела какие? А может, так теперь будет всегда? Теперь этот молодой в бейсболке будет плавать к ней? Всегда?

Что же делать?

Привыкать заново? Все с начала?

Новый ей не понравился. Неприятный тип, не доверяет она ему. Старый Ионыч — куда лучше.

Но может еще ничего, может все образуется.

Всю пятницу она убиралась: выскоблила стол до блеска, постелила на пол свежей соломы, разобрала вещи, постирала занавески, перемыла посуду с песочком, чисто вымела дорожки у дома, до самой ночи возилась, убирая курятник, все переживая, что не успеет… А утром старательно расчесала волосы, повязала чистый платок.

Лодка появилась в назначенный день.

— Ну, и навязала же ты варежек! — весло крикнул он, помахав Нэлле рукой. — Мне теперь с тобой не расплатиться!

Нэлле поджала губы, вытащила из кармана список. Руки от чего-то дрожали.

— Мне нужны спички, — она старалась говорить громко, но голос подвел, неприятно взвизгнул. — И еще мыло, соль, две иголки, газеты, можно старые, все равно какие, и еще… еще платье.

Молодой усмехнулся.

— Платье? Какое?

Он сидел на корточках, на носу лодки, и разглядывал Нэлле с интересом. Бейсболку в этот раз он надел козырьком назад, куртку сменила красная объемная безрукавка и фланелевая рубашка с закатанными рукавами.

Нэлле вдруг смутилась.

— Ну, платье… мое уже протерлось совсем. Я ведь могу заказать платье? Варежек хватит? Если нет, я потом еще…

Щеки вспыхнули и запылали. Не зная, куда себя деть, Нэлле опустила глаза.

— Хватит твоих варежек, — сказал молодой. — А размер какой?

— Размер?

— Да. Какой ты носишь?

Нэлле не знала размер, она даже не знала какие они бывают. Нет, что-то помнила такое, но… Молодой улыбался, Нэлле показалось — он над ней смеется, обидно так.

Не выдержала, сорвалась с места, пустилась бежать. Даже про кофе забыла.

За что ей это? Он смеется над ней. Ведь Ионыч ничего такого не спрашивал, привозил одежду, если она просила, и все. Почему его больше нет? Неужели теперь всегда…

До вечера прорыдала, уткнувшись в подушку. А вечером пошла к реке.

Баночка кофе стояла на пригорке, под банкой стопка журналов. И еще — хрустящий пакетик конфет.

Неделя прошла в делах и заботах, хозяйство у Нэлле было не маленькое, надо убирать, чистить, сеять, следить за рассадой, поправлять забор, чинить крышу, которая после зимы начала протекать. За всем этим Нэлле старалась не думать о молодом лодочнике, который причинял ей столько беспокойства.

— Ну что он, сам не видит, что ли, — спрашивала она у кошки, — какое платье мне надо, какой размер? Что у него, глаз нету?