– Я растолстела?! – в ужасе воскликнула она.

– Нет, фигура у тебя отличная!

– А что же? – голос ее потеплел.

– Потухла вся как-то. Про себя забыла. Ты когда в последний раз перед зеркалом вертелась, а?

– Ты с ума сошел?! – она расхохоталась. – Это было лет в двадцать, наверное.

– Не совсем, тебе было двадцать четыре…

– Точно! – воскликнула она. – Именно тогда я стала тебя отчетливо слышать.

– Вот-вот, отчетливо… А потом задвинула меня на задворки.

– Прости, я правда про тебя забыла…

На ее глаза навернулись слезы.

– Не плачь, ну, я тоже виноват. Не должен был тебя оставлять. Но ведь я не уходил, молчал только.

Она встряхнула головой, пытаясь этим жестом смахнуть то ли волосы с лица, то ли навернувшиеся слезы.

– Чего ж ты молчал?

– Ну, не совсем так… Я перестал… Ты не слушала.

– …Не слушала…

– Да, и не слышала тоже.

– Значит, надо было мне кричать!

– Кричать… Да ты ведь если упрешься, разве тебя остановишь?! – то ли с горечью, то ли с усмешкой сказал голос внутри.

– Ну что я могу сделать, ну упрямая, да. Характер в отца!

– Ну и чем ты гордишься? Стала вон, как мужик в юбке! А я, между прочим, орал тебе, когда ты замуж чуть не выскочила только потому, что тебе «стукнуло тридцать семь»! Дура!

– Сам дурак!

– Ну я-то, понятно. А ты-то, умница и красавица, совсем спятила?! На свиданья забегала без разбору, лишь бы замуж. Говорю ж, дура!

– Думаешь, зря? Так возраст… А мужа нет, и детей тоже.

– Знаешь, дети – это хорошо, но время назад не вернешь, и все еще возможно, а без уважения к себе ну кому ты нужна, пройдохам всяким, бездельникам, охмурителям на одну ночь и откровенным засранцам!

– Ха-ха, ты ж тоже вроде как мужчина, чего ж так собратьев своих распинаешь?

– Вроде как… Вот так ты на всех мужиков и смотришь, а распинаю, потому что из-за этого «вроде как» ты за такого чуть замуж не выскочила.

– Ну ведь и не выскочила. Упала, очнулась – гипс. Валялась на больничной койке три месяца. А этот, представляешь, с моей подругой шуры-муры крутил! Теперь ни мужика, ни подруги.

– Мне спасибо скажи.

– Так это ты?! Ты мне перелом подстроил?

– Ну я, прости. Ну как тебя было остановить, если ты не слышишь?

– Ну, ну ты и козел! Да как ты мог, да кто тебе вообще позволил моим телом распоряжаться?!

– Я ж извинился. Вот опять, козел… А этот твой жених не козел? Ему ты и не такое позволяла со своим телом вытворять!

В ответ она разразилась громкими рыданьями, уткнувшись лицом в ладони.

– Где ты? – спросила она, успокоившись.

– Здесь. Я всегда рядом.

– Всегда? – спросила она, всхлипывая.

– Всегда. Я всегда с тобой. Только ты ж не слушаешь, веришь всяким сплетням. Тетки твои тебе в уши поют, а ты все на веру принимаешь.

– А как же без веры? Никуда человеку без веры, – утирая уголком пледа лицо, шептала она.

– Себе верь, глупая. Себе.

– А тебе можно? Вот говоришь, что глупая. Я уже и верю…

– Ну не дура, а! Вы только на нее посмотрите!

– Кто? Кто посмотрите?

– Да, никто, успокойся, извини. Ну не прав. Ну какие тебе еще слова нужны? Тебе что ни скажи, все не то.

– Ласковые нужны. И обнять, – она глубоко вздохнула и замолчала.

Он тоже молчал какое-то время.

– Ты здесь?

– Здесь.

– Побудь еще…

– Да куда я от тебя денусь! – рассмеялся голос.

И было в нем что-то такое родное и теплое, такая сила и поддержка исходила от него, что она успокоилась и заулыбалась.

– Слушай, а я выйду замуж? – спросила она.

– Выйдешь, – чуть ворчливо ответил он.

– А какой он будет?

– А какого ты хочешь?

– Нуууу, – протянула она, немного задумавшись, – чтоб на тебя похож! И чтоб с ним так же тепло и надежно!

– На меня?.. Так такой и будет! Вот дуреха! Ну как ты не поняла, что я – часть тебя, твое же творение. Ну если я козел, то и таких же козлов ты себе находишь!

– Дааа? Я сама виновата?

– Ну, не совсем так. Не только ты, но и все, кто тебя растил и сейчас окружает. Просто, помнишь, были времена, когда ты информацию фильтровала и сердце свое слушала, а потом сильно умная стала, а разум, он, знаешь, лукавый.

– Значит ты у меня в сердце?

– Угу. В самом центре.

– И тебе можно верить.

– А ты как думаешь? – засмеялся теплый бархатный голос.

– Я тебе верю.

– Ну вот, и слава Богу!

– Знаешь, я не думала, что так соскучилась. Тебя как будто не было тысячи лет!

– Человеческая жизнь короче…

– Да, жизнь коротка, а ведь столько еще хочется успеть!

– Ты ж решила не спешить?! – он опять засмеялся.

– Не буду. Ну, то есть постараюсь. Трудно, знаешь, столько всего навалилось.

– Знаю. Но ведь есть те, кто хотел бы тебе помочь, а ты их не замечаешь.

– Я боюсь, я боюсь, знаешь!..

– Чего?

– Что придется за это платить…

– Ну, здрасьте! За что?

– Ну, за помощь… от мужчин.

– Ох, ну где ты этого набралась? Никто тебя не заставит! Если сама не позволишь!

– Правда?

– Правда.

– А ты не уйдешь?

– Я всегда рядом. Да, и это, ты извини за перелом, так не хотелось тебя терять. Я боялся, что больше тебя такую не услышу…

– Я простила. Я поняла. Мне кажется, я никого так не любила, как тебя…

– Ну ладно, ладно…

– Правда! И как же мне жить с другим?

– Ну ты же сама сказала, что хочешь, чтобы он на меня был похож.

– Хочу. И дурехой будет называть?

– Ну, это уж я не знаю, как сама решишь.

– Как сама… Ну пусть, иногда… Это лучше, чем перелом. Лишь бы ласково и чтоб не больно.

– Ну, отношений без боли не бывает. Вот ты про меня забыла, и мне было больно.

– Значит, ты меня любишь?

– …Ну что ты глупости спрашиваешь.

– Значит, любишь!

– …Женщина… Ну что, мне с моста спрыгнуть?

– Нет! – засмеялась она. – Это ж мы тогда вместе, а я не хочу! Как ты хорошо сказал «женщина», а я и забыла уже…

– Вот и не забывай! Никогда, слышишь!

– Я постараюсь. Ты напомнишь, если забуду?

– Напомню.

– Я тебя люблю!

– Я тебя тоже.

Она вскочила, откинув плед, и пустилась в пляс, и пусть ей было без малого сорок, она прыгала, как девчонка, и вертелась перед зеркалом, доставая забытые наряды из распахнутого шкафа!

Похоже, она не забыла, что родилась на свет быть счастливой женщиной, и теперь это обстоятельство снова казалось ей прекрасным!

Пробуждение. Звенит будильник, и ты думаешь: «Посплю еще маленько!», и вдруг в голове возникает голос: «Перестань валяться!», и к нему присоединяется другой: «Марш на работу!», а затем и третий: «Лень родилась впереди тебя!», и четвертый: «Курица, всю жизнь проспишь!» И им вторит пятый: «Бестолковая девчонка, сколько можно тебя ждать!»

– …Ааааааааааааааааааааааааааааааа!

Так орет внутренний голос, и ты вдруг понимаешь, что этот шестой и есть твой собственный.

А остальные?

Откуда эти голоса? Эти бесконечные советы и нравоучения, одобрения и запреты?

Ты встаешь в надежде, что они замолкнут, и идешь в ванную.

Но и здесь они тебя настигают:

– Ну, кто так чистит зубы?

– Опять кровать не заправила!

– Прекрати там чесать, занесешь инфекцию!

– И что это за трусы, которых не видно!

Когда ты, пританцовывая, пытаешься заглушить их, надев наушники, сквозь музыку слышится:

– Вы, барышня, слишком фривольны!

– На урок опоздаешь!

– Стоп, стоп, стоп… Какой урок? Я давно выросла. Я не девочка, в конце концов! – возмущаешься ты, одевая на ходу юбку-карандаш.

– Ага, в таких трусах? Женщины заботятся о себе и таких не носят!

– Да это все равно, что без них! Стыдоба!

– Женщины, они несут себя гордо и через лужи не прыгают!

– Приличные женщины всем подряд не улыбаются!

«…Ааааа, вот теперь еще про приличных», – думаешь ты.