Вот почему здесь было так тихо. Мальчики прошагали по дощатому настилу, выложенному поверх шлакоблоков, к грубой пристани, собранной из досок, прибитых к старым пенополистироловым блокам, и привязанной перед низеньким домиком из песчаника на 29-й улице. Вокруг никого не было видно, и это казалось непривычным. Ребята, сами того не осознавая, стали говорить тише. Во всех зданиях, что стояли вокруг, зияли разбитые окна, и лишь немногие из них были заделаны досками; остальные просто зияли дырами – явный признак заброшенности. Куда ни посмотри – ни одного целого окна. И так тихо, что можно было различить, как волны бьются о стены и шипят пузырьками, и это было так удивительно приятно слышать после обычных гудков и воплей, наполнявших город.

Ребята осмотрелись – не следил ли за ними кто? По-прежнему пусто. Тогда они нырнули в открытую дверь дома у причала и направились вверх по заплесневелой и просевшей лестнице.

Пешком на пятый этаж. Скрипучие половицы под ногами. Запах плесени и грязных горшков.

– Сама суть Нью-Йорка, – заметил Роберто, пока они шаркали по темному коридору навстречу двери.

Дойдя, они простучали код, который предназначался для друзей, и замерли в ожидании. Затем здание затрещало и пахну́ло смрадом.

Дверь открылась, и на мальчиков уставилось морщинистое лицо их друга.

– А, джентльмены, – проговорил мужчина. – Заходите. Молодцы, что заглянули.

Они вошли в квартиру – внутри воняло слабее, чем в коридоре, но все равно запах ощущался. И неслабо. Но старик давно к нему привык, решили они. Его комната была совсем убогой: вся заставлена книгами и ящиками, заполненными одеждой и всякой ерундой, но так явно было задумано. Стопки книг возвышались повсюду – порой с человеческий рост, а то и выше, зато они все выглядели надежно: самые большие книги располагались внизу, и для удобства поиска все книги лежали корешками к проходам. Сверху этих штабелей находилось несколько масляных фонарей и электрических фонариков. В шкафах имелись ящики, которые, знали ребята, были забиты свернутыми и сложенными картами, а центральное место во всей комнате занимал большой кубический комод по грудь высотой. В углу размещалась раковина, где вода вытекала через фильтр и собиралась в миску.

Старик точно знал, что где находится, и всегда мог без колебаний пойти, куда хотел. Иногда он просил их перенести книги, чтобы добраться до какого-нибудь большого тома на дне стопки, и ребята были только рады помочь. Книг у старика было больше, чем у любого другого, кого они знали, и даже больше, чем у всех их знакомых, вместе взятых. Стефан и Роберто не любили в этом признаваться, но ни один из них не умел читать. Поэтому им больше нравились карты.

– Присаживайтесь, джентльмены. Не желаете чаю? Что вас привело ко мне сегодня?

– Мы его нашли, – объявил Роберто.

Старик распрямился и посмотрел на них:

– Правда?

– Мы думаем, что да, – ответил Стефан. – Металлодетектор сработал четко, прямо на том месте по навигатору, что вы сказали. Потом нам пришлось отплыть, но мы его обозначили и сможем найти снова.

– Чудесно, – проговорил старик. – Сильный был сигнал?

– Он запищал как бешеный, – сказал Роберто. – А детектор был настроен на золото.

– Прямо на том месте?

– Прямо на том.

– Чудесно. Великолепно.

– Но вопрос в том, насколько он может быть глубоко, – сказал Стефан. – Сколько до него надо копать?

Старик пожал плечами и нахмурился. Так его лицо стало походить на лицо ребенка, страдающего какой-то изнуряющей болезнью.

– А до какой глубины достает металлодетектор?

– Говорят, на десять метров, но это зависит от количества металла, влажности грунта и всего в этом роде.

Старик кивнул:

– Ну, такая глубина возможна. – Он прохромал к комоду и достал из него сложенную карту. – Вот, посмотрите сюда.

Они подсели к старику с обеих сторон. Это была топографическая карта Манхэттена и близлежащей территории, составленная до наводнений Геологической службой США. На ней были отмечены как изолинии рельефа, так и улицы со зданиями – это была очень плотная карта, на которой старик еще и сам прочертил исходные береговые линии зеленым, а нынешние – красным. А в Южном Бронксе, помещенном картографами Геологической службы вдали от берега, но, судя по красным и зеленым линиям, погруженном под воду, стоял черный крестик. Хёкстер постучал по нему указательным пальцем, как делал это всегда, – середина креста уже даже немного истерлась.

– Так вот, вы помните, что я вам рассказывал, – начал он со своего обычного вступления. – Я вам рассказывал, «Гусар» отплывает с британской пристани в районе Бэттери-парк 23 ноября 1780 года. 114 футов в длину, 34 в ширину, корабль шестого ранга, 28-пушечный фрегат, около ста человек на борту. И возможно, также семьдесят американских военнопленных. Капитан Морис Поул намерен пройти через Врата ада, потом через пролив Лонг-Айленд, несмотря на то, что его лоцман, черный раб по имени мистер Суон, не рекомендует этого делать, потому что слишком опасно. В общем, они прошли бо́льшую часть Врат ада, но врезались в скалу Горшок – по сути, выступ, торчащий из Астории. Капитан Поул спускается посмотреть и видит гигантскую дыру на носу. А вернувшись, говорит, что корабль нужно затопить, а всех людей переместить на берег. Течение уносит их на север, поэтому они нацеливаются либо на порт Моррис на побережье Бронкса, либо на остров Норт-Бротер, тогда называвшийся остров Монтрессора, но – бульк! Они тонут. Все происходит слишком быстро. «Гусар» тонет на мелководье, и только мачты остаются торчать, даже когда он достигает дна. Большинство моряков невредимыми добираются до берега на лодках, хотя ходят слухи, что те семьдесят американских пленных утонули, потому что все были закованы в кандалы.

– Так это хорошо, да? – спросил Роберто.

– Что пленные утонули?

– Нет, что там, где он затонул, неглубоко.

– Я понял, о чем ты. Да, это хорошо. Но вскоре после этого британцы попытались его поднять: продели под корпусом цепи и потянули. Но он разломился, и золота они так и не увидели. Четыре миллиона долларов золотыми монетами, которыми собирались заплатить британским солдатам. В двух деревянных сундуках, обвязанных железными обручами. Четыре миллиона по меркам 1780 года. Монеты – скорее всего, гинеи или вроде того, я не знаю, почему их всегда оценивают в долларах.

– Много золота.

– О да. Сейчас такое количество должно стоить сикстиллиард.

– А на самом деле?

– Не знаю. Может, пару миллиардов.

– И на мелководье.

– Верно. Только там мутно, и река быстро движется в обе стороны. Спокойная она только при максимальном приливе и отливе, примерно по часу времени, как вы, ребята, знаете. Плюс они разломали корабль, когда пытались достать, так что его, наверное, растащило по всему руслу. Это почти наверняка. Хотя сундуки не могло слишком далеко унести. Так что лежат где-то там. Но река меняет берега, разрушает их, наращивает обратно. И в 1910-х на берегу Бронкса в том районе насыпали несколько новых причалов и погрузочную площадку за ними. Мне понадобилось несколько лет, чтобы найти в библиотеках карты, составленные до и после этой засыпки. Кроме того, я нашел карту 1820-х годов, где было показано, куда подались британцы, когда пришли и попытались вытащить корабль. Они-то знали, где он, и пытались достать его даже два раза. Ясное дело, они хотели спасти свое золото. В общем, мне удалось сложить все это и определить место. Позднее я подобрал координаты по навигатору. Туда-то вы и отправились. И вот оно.

Мальчики кивнули.

– Но какая глубина? – спросил Роберто, когда уже показалось, что Хёкстер начал дремать.

Хёкстер вздрогнул и посмотрел на ребят.

– Корабль был построен в 1763 году и имел двадцать восемь пушек. Одну из которых вытащили и выставили в Центральном парке. И только потом заметили, что в ней было ржавое ядро и порох. Пришлось обезвреживать ее с помощью отряда техников! Так вот, у шестиранговых кораблей, как этот, была одна палуба, и она не сильно возвышалась над водой. Футов на десять. А раз мачты оставались торчать из воды, это значит, что затонул он где-то между пятнадцатью и, скажем, сорока футами, но у берега такой глубины нет, поэтому будем считать – двадцатью футами. Потом эту часть реки засыпали, но она стала всего на несколько футов выше максимального уровня прилива – не более чем на восемь. Сейчас уровень воды поднялся, как говорят, на пятьдесят футов по сравнению с тогдашним, а у вас тогда, значит, глубина получилась сколько, футов сорок?