– Не знаю, – ответил я. До чего же честно! – Может, расследую еще.

– Думаю, тебе стоило бы им заняться.

Она пошевелилась на подушке рядом со мной.

Я это заметил и спросил немного растерянно:

– Десерт?

– А что у тебя есть? – спросила она.

– Да что угодно, – ответил я. – Но вообще в баре сейчас в основном стоят разные односолодовые.

– О, здорово, – сказала она. – Давай их все и попробуем.

Как выяснилось, она обладала пугающе обширными знаниями дорогого односолодового виски и, подобно всем разумным ценителям, пришла к заключению, что главное не выявить лучшее, а создать максимальное различие, от глотка к глотку. Ей, как она выразилось, нравилось баловаться.

И не только распитием спиртного. Я вышел из каюты, принеся по несколько бутылок в каждой руке, и немного неожиданно для самого себя сел рядом с ней. Она воскликнула:

– О боже, это «Брукладди Октомор 27»! – И, наклонившись ко мне, поцеловала в губы.

– Ты только что попробовала «Лафройг», – ответил я, стараясь перевести дыхание.

Она рассмеялась.

– Точно! Новая игра!

Я усомнился, такая ли она была новая, но поиграть был рад.

– Сильно много не пей, – посоветовала она в какой-то момент.

– Я как птичка-колибри, – пробормотал я, цитируя своего отца. Я попытался показать это, «клюнув» ее в ухо, и она, хмыкнув, потянулась ко мне. Ее платье уже задралось до талии, и нижнее белье, как у большинства женщин, легко поддавалось стягиванию. От обильных поцелуев у меня перехватило дыхание.

– Ты входишь в длинную позицию, – промурлыкала она, оседлав меня и целуя еще и еще.

– Вхожу, – подтвердил я.

– И у меня начинается маленький кризис ликвидности, – продолжила она.

– Начинается.

– О-о. Как хорошо. Не сбрасывай эти активы. Давай, используй губы.

– Использую.

И так далее. В какой-то момент я поднял глаза и увидел, что ее тело сияет в свете звезд, а она смотрит на меня с тем же довольным выражением, что и раньше. Затем она все-таки положила голову на банку и, посмотрев на звезды, воскликнула:

– О! О!

И скользнула вниз ко мне… Мы повалились на пол, пытаясь заняться делом, я слышал это ее «о, о», самое сексуальное, что мне вообще доводилось слышать в жизни, и это возбуждало даже сильнее, чем приближение к оргазму, что говорило о многом.

В конце концов мы лежали, переплетясь телами на полу, и смотрели на звезды. Ночь была теплая – для осени, но нас остужал слабый ветерок. Несколько звезд, что нам светили, были особенно крупными и размытыми. И я подумал: вот черт, мне нравится эта баба. Я ее хочу. Это было страшно.

– Что случилось?

– Не знаю. Где мы?

– Не знаю. Разве мы не…

– Мы о чем-то говорили.

– Мы всегда о чем-то говорим.

– Да, но то было что-то важное.

– Даже не верится.

– Что это было?

– Не знаю, но мы вообще где?

– В какой-то комнате, да?

– Ага… погоди. Мы живем в капсуле, на садовом этаже старого МетЛайф Тауэр. Старый отель «Эдишен», хороший был отель. Помнишь? Правильно же, правильно?

– Правильно. – Джефф тяжело качает головой, а затем обхватывает ее руками. – Что-то у меня все как в тумане.

– У меня тоже. Думаешь, нас чем-то накачали?

– Похоже на то. Как после того случая в Тихуане, когда мне вырвали зуб.

Матт пристально смотрит на него.

– Или помнишь, как тогда после твоей колоноскопии. Ты не мог потом вспомнить, что произошло.

– Нет, не помню.

– Именно. Как тогда.

– Так у тебя то же самое? В смысле, сейчас?

– Да. Я забыл, о чем мы перед этим говорили. И еще как мы сюда попали. И вообще, что за хрень только что произошла.

– Ну и я. Что последнее помнишь? Давай выясним.

– Ну, хорошо… – Матт раздумывает. – Мы жили в капсуле на садовом этаже старого МетЛайф Тауэр. И там было очень свежо, если выйти к грядкам. И немного шумно, зато отличный вид. Верно?

– Верно, так и было. Мы там прожили пару месяцев, да? Прежнюю комнату потеряли, когда ее затопило, да?

– Да, в Питер-Купер-Виллидж, из-за сверхсильного прилива. Луна или что-то такое… Если строение стоит на мусоре, долго оно не продержится. Так что…

Джефф кивает:

– Да, все так. Мы хотели держаться подальше от моего двоюродного брата и поэтому оказались в такой дыре. Потом поехали в Флэтайрон, где жил Джейми, а когда нас оттуда выпихнули, он рассказал нам, что можно устроиться в Мете. Он любит выручать друзей.

– И мы писали код для твоего брата, и это явно была ошибка, а потом туда-сюда… Шифрование и срезки, инь и ян. Жадные алгоритмы – наше все.

– Верно, но было что-то же! Я что-то нашел, и оно меня взволновало…

Матт кивает:

– Ты придумал, как исправить.

– Алгоритм?

Матт качает головой и смотрит на Джеффа:

– Всё.

– Всё?

– Точно, всё. Весь мир. Всемирную систему. Неужели не помнишь?

Джефф округлил глаза:

– Да-да! Шестнадцать правок! Я же готовил их годами! Как я мог забыть?

– Потому что мы в дерьме, вот почему. Нас накачали.

Джефф кивает:

– Они нас взяли! Кто-то до нас добрался!

Матт смотрит с сомнением:

– Они что, прочитали твои мысли? Навели на нас какой-то луч? Что-то не думаю.

– Конечно, нет. Мы, наверное, попробовали что-то предпринять.

– Мы?

– Ладно, я, наверное, попробовал что-то предпринять. Наверное, этим их и навел.

– А это похоже на правду. Думаю, это могло реально случиться. Наша карьера была долгой, но пестрой, насколько я помню. Слишком хорошо складывалась.

– Да, да, но здесь было кое-что покрупнее.

– Уж наверняка.

Джефф поднимается, берется за голову обеими руками. Осматривается вокруг. Подходит к стене, проводит пальцами по герметичному уплотнению в форме двери. Нет ни ручки, ни замочной скважины, только узкий прямоугольник примерно на уровне талии для Джеффа и по колену Матту.

– Ага, а это водонепроницаемая прокладка. Понимаешь, что это значит?

– Понимаю. Так что это значит? Что мы под водой?

– Да. Возможно. – Джефф прикладывает ухо к стене. – Слушай, можно различить, как там булькает.

– Уверен, что это не кровь у тебя в ухе?

– Не знаю. Проверь сам, что ты думаешь.

Матт поднимается, тяжело вздыхает, осматривается. Комната длинная, прямоугольная. Внутри две односпальные кровати, стол и лампа, хотя освещение вроде бы исходит от белого потолка, футах в восьми над ними. В углу есть небольшая треугольная ванна, такая, какие бывают обычно в дешевых гостиницах. Унитаз, раковина и душ – все там, вода холодная и горячая. Унитаз с вакуумным смывом. На потолке два маленьких вентилятора, оба закрыты тяжелой сеткой. Матт выходит из ванной, проходит по всему периметру комнаты, измеряя ее шагами. Считая при этом, он тихонько шевелит губами.

– Двадцать футов, – подытоживает он. – И футов восемь в высоту, да? И столько же в ширину. – Он смотрит на Джеффа. – Как контейнер. Ну, знаешь, контейнерное судно. Двадцать футов в длину, восемь в ширину и восемь с половиной в высоту. – Он прикладывает ухо к стене напротив Джеффа. – Ну да. Слышу какой-то шум с той стороны.

– Я же говорил. Водяной такой, да? Словно туалетный смыв шумит или кто-то душ принимает.

– Или речка бежит.

– Что?

– Прислушайся. Как река? Да?

– Не знаю. Не знаю, как шумит река. Не знаю, как шумит, когда ты сам в ней.

Мужчины переглядываются.

– Значит, мы…

– Не знаю.

– И что это, черт возьми, значит?

– Не знаю.