– Нет, Генри Винсон. Он сейчас руководит собственным фондом, «Олбан Олбани». Но в то время был гендиректором «Адирондака». А почему ты спросила про Ларри Джекмана?

Шарлотт закатила глаза и качнула головой, показав тем самым, что спросила она не случайно.

– Потому что Ларри Джекман был финансовым директором в «Адирондаке». А еще он мой бывший.

– Бывший муж?

– Да. – Шарлотт пожала плечами: – Давно это было. Мы тогда собирались поступать в Нью-Йоркский университет. И поженились, чтобы это помогло нам остаться вместе.

– Отличная идея, – заметила Джен и испытала облегчение, увидев, что Шарлотт рассмеялась.

– Ага, – признала Шарлотт, – отличная – не то слово. В общем, брак продержался пару лет, а потом мы расстались, и я долго его не видела. Потом мы пару раз пересекались и сейчас порой контактируем, иногда выбираемся выпить вместе кофе.

– Он сейчас где-то в правительстве, если я правильно помню?

– Председатель Федерального резерва.

– Ого, – удивилась Джен.

Шарлотт пожала плечами:

– В общем, он мало распространяется о своей родне, поэтому я просто подумала, что этот Джефф Розен мог оказаться одним из его двоюродных братьев.

– У многих людей есть много двоюродных братьев.

– Ага. И у Ларри много дядюшек и тетушек по обеим линиям. Но ладно, давай дальше. Что там этот Винсон? Почему ты решила, что его связь с Джеффри Розеном так интересна?

– Это только начало, – ответила Джен. – Ребята пропали, не оставив следов – ни физических, ни электронных. Они не пользовались карточками, не выходили в облако, что не так-то просто на протяжении такого долгого времени. Конечно, это может означать дурное. И еще оставляет нас без информации. Когда такое случается, мы проверяем все что можно. Эта связь – не то чтобы что-то серьезное, но расследование Сената касалось «Адирондака», а Розен ушел по собственному.

– И теперь Джекман руководит Федрезервом, – добавила Шарлотт, немного помрачнев. – Я вспоминаю, как он уходил из «Адирондака». Совет директоров избрал Винсона гендиректором вместо него, и довольно скоро он ушел и начал что-то свое. Он никогда мне много об этом не рассказывал, но у меня сложилось впечатление, что это было для него болезненно.

– Может, и так. Мой сержант говорит, что «Адирондак», похоже, накрылся. Потом, относительно недавно, Розен и Маттшопф делали какой-то заказ для хедж-фонда Винсона, «Олбан Олбани», и достаточно крупный, чтобы заполнить декларации за прошлый год. Вот тебе еще одна связь.

– Но она та же самая.

– Зато проявляется дважды. Я не утверждаю, что это что-то значит, но дает нам хоть что-то. У Винсона куча коллег и знакомых, и у Маттшопфа с Розеном тоже. А сам «Адирондак» – одна из крупнейших в мире инвестиционных компаний. Вот у нас и появляется больше нитей. Посмотрим, куда они приведут.

– Ну да.

Затем Джен пристально посмотрела на Шарлотт и сказала:

– Пожалуйста, не рассказывай об этом Ларри Джекману.

Поймет ли она, что эта просьба означает? Она означает, что в этом следствии могут оказаться линии, которые приведут к самой Шарлотт!

Шарлотт поняла. Сделала свои выводы, но виду не подала.

– Не буду, разумеется, – заверила она. – Ну, мы же очень редко видимся, я уже говорила.

– Хорошо. Значит, это будет нетрудно.

– Да, именно.

– Тогда расскажи мне, как эти ребята появились здесь?

– У них был друг из Флэтайрон-билдинг, и они жили в палатке в садах на крыше, через сквер от нас, и когда правление Флэтайрона приказало им уйти, они попросились к нам.

– Так они обращались в правление?

– Они спросили Владе, а Владе спросил меня, и я с ними встретилась и решила, что они нормальные, поэтому попросила правление позволить им остаться временно. Я думала, они могли бы нам помочь сделать анализ резервного фонда здания, там у нас дела не так хороши.

– Я этого не знала.

– Это отмечали в протоколах.

Джен пожала плечами:

– Я обычно их не читаю.

– Как и большинство.

Джен задумалась.

– И часто ты так влияешь на правление?

Теперь Шарлотт определенно поняла, что ее спрашивают целенаправленно. И, кивнув, будто мирясь с этим, ответила:

– Периодически, если вижу ситуацию, где я могу этим помочь людям и нашему зданию. Правлению это, думаю, не нравится, поскольку здание переполнено. Поэтому им хватает и обычного списка ожидающих очереди. А еще у них бывают свои особые случаи.

– Но места все же появляются.

– Конечно. Съезжать почти никто не съезжает, но многие прожили здесь уже долго и иногда умирают.

– В этом смысле люди довольно стабильны.

– Ага.

– По этой причине и я живу здесь, вообще-то. Я переехала сюда присматривать за мамой, когда умер папа, а когда и она умерла, ее членство в кооперативе перешло мне.

– А-а… когда это было?

– Три года назад.

– Поэтому, наверное, и получилось, что ты состоишь в кооперативе, но не следишь за делами здания.

Джен пожала плечами:

– Ты же вроде говорила, что чуть ли не все так делают.

– Ну, резервные финансы – тема и вправду не для всех. Но это же кооператив. И на самом деле многие так или иначе в чем-то участвуют.

– И мне, наверное, стоило бы, – признала Джен.

Шарлотт кивнула и тут же вспомнила:

– Очень скоро все узнают о том, что стало известно на последнем заседании. Нам предложили выкупить здание.

– Кто-то хочет купить его целиком?

– Именно.

– Кто?

– Мы не знаем. Они вышли на нас через брокера.

Джен имела склонность видеть закономерности. Несомненно, это было следствием ее работы, она это понимала, но ничего поделать не могла. Вот и сейчас: в здании пропадает кто-то, у кого есть влиятельные родственники и коллеги, и здание тут же предлагают выкупить. Джен не может не задуматься о том, есть ли здесь связь.

– Мы ведь можем отказаться от предложения, верно?

– Конечно, но, вероятнее всего, вопрос придется вынести на голосование. Узнать мнение членов, а то и позволить им самим решить. Предлагают примерно вдвое больше стоимости здания, так что для многих это будет соблазн. Это почти как враждебное поглощение.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – сказала Джен. – Я бы не хотела съезжать, и наверняка многие жильцы тоже. Потому что куда нам податься?

Шарлотт пожала плечами:

– Некоторые думают, что все можно решить с помощью денег.

– Откуда ты знаешь, что предложение в два раза больше стоимости здания? – спросила Джен. – Как вообще в последнее время можно утверждать что-либо о стоимости?

– По сравнению с похожими сделками, – пояснила Шарлотт.

– А такие сделки вообще бывают?

– И немало. Я общаюсь с людьми из советов других зданий, а ОВНМ проводит ежемесячные заседания, и там многие сообщают о поступивших предложениях, иногда и о продажах. И мне страшно не нравится то, что из этого следует.

– А что из этого следует?

– Ну, как мне кажется, то, что уровень моря сейчас стабилизировался и люди пережили критические годы, а это стоило больших усилий. Вспомни «мокрые вложения».

– Величайшее из поколений, – процитировала Джен.

– Людям нравится так думать.

– Особенно людям того поколения.

– Именно. Возвращенцам, водяным крысам, кому хочешь.

– Нашим родителям.

– Точно. Они правда многое сделали. Не знаю, как было у тебя, но истории, которые мне рассказывала мама… да и папа рассказывал…

Джен кивнула:

– Я коп в четвертом поколении, и следить за порядком во время потопа было тяжело. Им приходилось держать строй.

– Не сомневаюсь. Но сейчас, знаешь, Нижний Манхэттен стал привлекательным местом. Вот люди и заговорили о возможностях для инвестиций и реновации. Нью-Йорк – по-прежнему Нью-Йорк. А северная часть острова – это чудовище. Миллионеры отовсюду с удовольствием вкладывают туда деньги. А если вложишься, то можешь иногда заезжать и устраивать ночные гулянки.

– Это всегда так было.

– Понятно, но мне такое не по душе. Я это ненавижу.