Наверное, в тот момент я показался ему странным, возможно, больным на голову. Я сказал чуть громче и показал пальцем на небо.

– Вы что не видите, как чудесно падает снег? Все эти снежинки. Они так рвутся упасть. Это же удивительно. Так медленно, как черепашки. Но с каким упорством они соревнуются, чтобы упасть.

Мужчина задумался. Мы постояли так несколько минут. Молча. Никто не хотел говорить. В какой-то момент мы попрощались и разошлись. Больше я его никогда не видел.

Спустя пару дней мои родители рассказали мне, что поздним вечером 15 января полиция нашла труп мужчины, недалеко от нашего квартала – в следующем дворе. Это был мужчина, который умер от потери крови. Высокий неизвестный сделал несколько стремительных и яростных ударов ножом ему в грудь. Я не знаю кого я видел в ту ночь. Я не запомнил тот момент этой смертью, ведь тогда я был занят другим. Я запомнил его благодаря снегу. Я не знаю был ли тот мужчина простым прохожим или убийцей, но я был уверен в том, что тогда он смотрел на снег новыми глазами – будто он видел его впервые и в последний раз.

Сегодня 1 июля 1989 года, воскресенье, шесть вечера. В церкви Святого Петра сегодня аншлаг – все места забиты! Вся церковь покрыта сильными благовониями, которые заглушают все остальные запахи. Святого отца Эрике Кристосера не было целую неделю. Многие уже успели соскучиться за беседами с ним. Тем более, на кануне были святые дни, так что в Смолхиллс ненадолго воцарился мир, да благодать. Говорят, что Эрик отсутствовал в связи с сильным недугом, который прибил его к койке на целых 7 дней и ночей. Другие же думают, что отца просто достали людские пороки и «признания». Как бы там ни было, сейчас все его ждут, словно он какая-то поп-звезда.

И вот – дверь открывается, выходит он, враг всех мелких грешков! Все темные души затаились в ожидании его громких слов, которые просто обязаны рассеять страх и тьму, которые подкрались ко всем порогам квартир и домов. Даже сидит на передних местах, словно ждёт какого-то шоу. Его глаза горят и жаждут зрелищ. Мол изгнания бесов из пьяниц и воришек, мазков святой воды в воздухе, гипнотических молитв и так далее.

Довольно странной походкой Эрик приближается к трибуне, своему пьедесталу святых, где Бог говорил его устами. Он идёт, будто пьяный, косолапой подходкой приближается к точке прибытия. И ещё чуть-чуть… и… всё, он уже на месте. Публика с облегчением вздыхает. Их сердца бьются в унисон. Все ждут зрелища и яркой речи! Каждый думает, что уже заплатил за представление – потратив своё драгоценное время и внеся символическое пожертвование. Они выглядят так смешно, прямо как Вы, когда приходите на почту за посылкой.

Мистер Кристосер сегодня не при параде – он не одел свой рабочий костюм. Люди тихо негодуют, как всегда. Как святой отец мог прийти в кожанке и рваных джинсах?! Он небритый и скорее всего пьяный! Как так? Но Эрику давно уже все равно на эти шептания и тихие вскрики. Сейчас его волнует только речь, которую он скажет. Я отступаю, доверив Ваши глаза и уши Эрику, вновь:

– Здравствуйте, дорогие прихожане! В этот июльский теплый вечер я хотел бы обсудит с вами очень важные темы. Я уверен, что они сильно беспокоят каждого из вас.

(ох, этот тембр… он такой сильный и уверенный, почти не запинается, хоть и в стельку пьян. Браво… продолжаем)

– Вас сильно обеспокоило несколько вещей. Итак, сначала хочу всех поздравить с прошедшим Днём Неживых и последующими тремя выходными! Думаю, что вы хорошо пообщались со своими умершими родными и близкими! А также, напивались в стельку и видели в своих белых белках отблески небесных чудес!

(оу, прямо по больному месту: видно, как адресанты с ненавистью и злостью, а некоторые и со стыдом, смотрят на Эрика… продолжим!)

– Да, смотрите в пол и горите от стыда. Хотя, Вам не только за это нужно гореть. Во-вторых, я сильно… болел. Душевно. Меня закидали гневными письмами. (он достает из кармана потрепанное письмо). Вот яркий пример: «Святой отец, Эрик, да как Вы можете?! Я уже три дня не искупал свои грехи! Я чувствую себя каким-то грязным и не могу работать. Давайте встретимся. С уважением, Дик Финрик, Ваш мэр». Ей, Дик, тебе не стыдно? Ну и что, что ты не рассказывал всю ту ересь пару дней?! Может, я умирал? Хотя, не буду врать, я просто утолял своё горе и жажду бутылкой святого Бурбона!

(зрители взрываются, крики становятся громче, продолжаем!)

Но сегодня я собрал вас всех не для этого. Сегодня у меня особый день. Это последний раз, когда вы меня увидите. Да, я… так сказать… увольняюсь! Знаете, почему? Меня просто достало всё. Кто-то сказал, что «жизнь – это театр, а мы в нём актёры». Но это не так, давно уже. Теперь мы – фрики и клоуны, а жизнь – это цирк уродов. И даже в нашем зале есть представители разных сфер клоунады. Хм, давайте по порядку. Главными представителями, доминирующим большинством являются неумелые мимы: они постоянно молчат, стараются общаться с миром жестами, но их этому никто не учил. Другие же – клоуны. Вся их жизнь – дешевая сцена с парой смешных, грустных, унылых отрывков. Кто-то считает себя комиком большей масти. Да, их я называю комедианты. Кто-то живёт с нелюбимой женой, притворяясь хорошим мужем. А кто-то просто жена, чья жизнь – это небольшой спектакль, в котором она притворяется любимой, домохозяйкой и стиралкой года, но всё это маски ради зарплаты и аванса трудов. Их лицемерие, ложь и притворство – они считают хорошей шуткой, так же, как и чужие жизни. Но есть особые… индивиды. Их я называю грязными идолами. Они считают себя богами, играя в куклы чужими телами и домами. Мы даём им деньги, доверяем свой мир и покой, верим им… Политики, мэры, президенты, учителя и даже священники… Неужели Вы не видите их масок? Нажиться на чужих благах, да побольше! Создать веру или пиар-компанию – какая разница?

– Ты дурак? На что я трачу время! Короче, сваливаем. – говорит один из взъерошенной толпы.

Он приближается к выходу, но обнаруживает, что там закрыто.

– Двери закрыты! Ей, народ!

– Да заткнись ты, дождись, – надменно говорит Эрик, – какая вообще разница? Мы живём за закрытыми дверями каждый день, молимся банкнотам и говорим с пустыми людьми? Ваши ворота закрыты прямо с рождения и путь один – в никуда! Знаете, кто-то играет в Бога… но сегодня я хочу сыграть в дьявола! (он достает зажигалку и сигарету, прикуривает) Хорошего всем дня и удачи, горите в аду!

Эрик кидает сигарету прямо в центр зала, древесина, обмазанная ранее бензином и спиртом, резко загорается. За считаные минуты вся деревянная церковь в огне. Выжили единицы. Другие сгорели заживо, пытаясь выбить забаррикадированную грузовиком дверь.

Есть такой ужасный период времени в жизни каждого человека: когда ты понимаешь, что нет никого, с кем можно было бы поговорить, кого послушать или же просто посидеть в тишине. И не важно знаменит ли ты или малоизвестен, живешь в нищите или же купаешься в роскоши, одиночиство настигнет любого. Нежданно и негаданно оно подкрадётся, овладеет вашим расудком и медленно начнёт проникать в вашу душу. Многие верят, что их эта напасть обойдёт стороной, многие страшатся оставаться наедине, боясь того, что будут быстро забыты другими.

Многие люди представляют лес, когда думают об одиночистве. Хотя, как по мне, в лесу ты никогда не будешь один, ведь именно в таком месте, на природе, человек будет окружен жизнью со всех сторон; разве что от людей тебе удастся сбежать. Быть может кто-то не согласиться с таким видинием вещей, но поэтомму и говорят: «Сколько людей, столько и мнений». История, которую вы скоро прочтёте, была рассказана мне одним человеком по нелепой случайности:

«Однажды в один старый домик, который находился на опушке леса, пришли три человека с трех разных дорог – тропинок, которым не было конца и края. Эти люди не знали друг друга или же не помнили: мальчик лет шести-восьми; мужчина, который выглядел на лет двадцать пять-тридцать; и там был ещё один старик, чей возраст колебался в рамках от шестидесяти до семидесяти лет. Они не знали кто они и кем были прежде, зачем и почему здесь, что такого особенного в этом лесу и доме. Первым в дом вошёл старик, вторым – мальчишка, а мужчина явился последним. Пожилой мужчина сказал, чтобы его называли мистером Блумом. Второй мужчина назвал только своё имя и отчество – Элиан Яакович. А когда эти двое спросили, как называть мальчика, тот с широкой улыбкой на лице сказал: «Друзья зовут меня Элби». Потом в глазах мальчика стала видна грусть и печаль. И следующее слова объяснили такую смену чувств мальчика: «По крайней мере так раньше звали». Всем почему-то стало грустно. Все пытались вспомнить тех людей, для которых эти трое могли хоть-что значить, их лица, разговоры, будь-то это были споры, дискусии или же радушные беседы на разные темы. Но с ними была лишь пустота этого большого и странного дома. Странность этого дома состояла в его конструкции, как он выглядел внутри: каждая комната в этом доме в корне отличалась от другой (начиная с обоев и мебели, и заканчивая высотой потолков, размерами самих комнат). Казалось, что комнаты были сделаны разными людьми (архитекторами, прорабами и рабочими). И из-за всего этого создавалось такое ощущение, что дом был создан из кусков других домов. Конечно, в этом был большой плюс: каждый смог найти для себя уютный уголок, в котором можно было спрятаться, остаться в полном одиночестве. Но когда им становилось скучно, эти трое выходили из своих комнат и собирались в гостиной на первом этаже. Хотя ни один из них никогда не говорил с другими, но им всё равно нравилось находиться в этом обществе – в компании молчунов.