– Рэнсом, мы же обсудили, какую позицию нужно озвучить, чтоб ситуация изменилась.

– Месяц, – просто ответил парень, было слышно, что он отчаянно сдерживается, чтоб не хохотнуть. Ред вопросительно глянул на него. – Я передал ваши слова Сильвии, и был лишен ее общения на месяц.

Парень принял вытянутую по спинке дивана руку Реда за предложение рукопожатия и сжал ее. Никакого результата, но Редрик вернул жест. Рэнсом был ему симпатичен, чем-то напоминая Бенджамина Сайдера.

– Значит не сработало, ну теперь держись, солнце мое, я от тебя не отстану.

– Так и знала, что это его конь… – процедила сквозь зубы Сильвия.

– Как хоть экзамены? Прошлые и будущие, – поинтересовался Ред.

Сильвия пыталась отодвинуться как можно дальше, но при этом не терять лица. Милашка.

– Когда мы с вами познакомились, мы сдавали вступительные на подготовительные курсы, а теперь поступаем в Шарагу. Благо, методика искусственного пробуждения позволила нам не разлучиться с Сильвией и Клио.

– О, солнце мое, я человек честный – можешь идти знакомить меня с папаней, видел его утром. За одной партой сидеть будем. Буду списывать и приставать – предупреждаю. Я за партой никогда не сидел – накопилось. Готовься – я буду рядом каждый день, каждую минуту, каждую секунду, солнышко.

Сильвия вдруг напряглась и странно посмотрела на Реда:

– Ты знаешь отца?

– Нет, но знаю, что он новый магистр Цветов Волшебства. Черное Солнце. Ты на него очень похожа, только глазами и… – Редрик прошелся ладонью по плоскости стола и поиграл бровями, – … ну ты понимаешь, в маму пошла. Обе – уничтожающе прекрасны. Я даже не знаю, кто из вас мне больше нравится, нужно подождать пару лет и напроситься на художественную сессию к Страннику. Там-то все и выясню.

Девушка долго смотрела на Реда, потом устало легла на стол и горько засмеялась.

– Да пошли вы все, и ты и отец…

– Значит, тоже поступать приехали… Вы столкнулись в городе с проблемами? – через какое-то время спросил Рэнсом. – Ваши раны – свежие.

– Просто в меня влетела пятисоткилограммовая вхлебало машина, но я отбился.

– Машина? Мне неизвестно значение этого слова, – потер подбородок Рэнсом.

– Это из старого языка гномов, при переходе на новояз оно было упразднено первым, что странно – так как оно имело просто неимоверное количество значений. В принципе оно подходит и в моем случае.

– Объясните.

– Просто сегодня утром я подрался с тем, кому чуждо все человеческое. Это существо ни с чем не считалось, а просто имитировало человека.

Ред поймал взгляд герольда. Интерес.

– Внимание – начинается! – крикнул Айзек.

Все затихли. С балкона спорхнуло создание, сотканое из нежности утра. Ред чуть не упал с дивана. Урмахер просто больной, раз мог назвать свою дочь разочарованием. Спорхнула она, так как имела четыре крыла. Два крупных, что росли из лопаток, и два поменьше, что росли из поясницы.

Перья цвета самого мягкого из оттенков розового, как и кожа. Тело, прикрытое легким эстрадным платьем, изгибам которого бы позавидовала любая женщина. Лицо, наделенное такой правильной красотой, что на него можно смотреть вечно, как на огонь. Огонь волос, волны живущего своей жизнью пламени заката. Они действительно двигались, словно по ее воле складываясь в форму воды, огибающей тело желанной женщины, томленной в неге морских волн. У Реда проступили слезы.

Она приземлилась. Мягко и беззвучно, в позе сценического приветствия. Девочки в первом ряду просто пищали. Контингент явно оживился. Даже Сильвия очнулась от прострации.

– Девочки-птички лучшие… – просвистели легкие Реда. В ответ раздался ее голос, который так и не позволил парню вздохнуть.

– Я рада приветствовать вас в этом месте и благодарна мистеру Муру за такую возможность. Мое выступление будет коротким – всего три песни, простите меня. Просто я еще не уверена в своих силах и лишь надеюсь, что вам понравится, – произнесла Аврора вступительное слово.

На оркестровом балконе показалось несколько зверо-девочек с музыкальными инструментами, там же встали две неожиданно знакомые фигуры. Кадет Майлз с саксофоном и здоровяк Протей с гитарой, что в его руках казалась крошечной.

Когда Аврора запела, Ред понял, что предел внешней красоты – существует, а вот красота ее голоса… Небесная мелодика – звук рапсодии бога, что изобрел любовь. Парень захотел сбегать за словарем, у него заканчивался запас эпитетов.

Первой песней было проверенная временем «Извозчик Джо», она исполняла ее в оригинале – на лютецком наречии, что было будто создано для песен. Все, кто не должен был издавать звуков, – их не издавал. Ред почувствовал такой покой, что все приключившееся и услышанное сегодня стало неважно. Мир стал прекрасным местом, где у Редрика было все. Самый богатый человек в мире – это он. У него есть ее песня. К слову, Протей и Майлз играли виртуозно.

Песня закончилась мучительно быстро, но ее сменила вторая. На имперском. Ред никогда ее не слышал. Она была про самого несчастного в мире человека, о котором она даже не хочет мыслить. Ни за деньги, ни за прочие блага. Ред захотел броситься на сцену и вывернуть все свои карманы. Присягнуть ей, лишь бы быть нужным. Что же чувствовали обычные клерки во время ее песен? Такие даже могли начать ублажать себя под столом. Мысли о таком кощунстве вернули Реда в реальность. По рядам ходила девушка-лисичка, собирая добровольные пожертвования в шляпу. Медь, серебро.

Она, помявшись, поднялась в зону для важных персон. Полурослики закинули по дукалису, Урмахер отмахнулся. Лисичка не решившись подходить к центральному столу, пошла к Реду. Рэнсом подал два дукалиса, за себя и за Сильвию, что была будто в трансе. Ред без сожаления отвалил и свой дукалис. Внезапно герольд взлетел. Он завис перед лицом девушки-лисички и резко крутанул сальто. Поверх ее шляпы упала фуражка Рэнсома, наполненная горой золота. Та аж согнулась под тяжестью металла, она ошарашенно глядела на шлем ­Ауринка, что улетал в сторону сцены.

Все были шокированы таким поворотом. Девушка-лисичка кланялась в пол, но ей было тяжело. Ред встал и проводил ее на место, помогая донести драгоценный груз. У сцены он и остался. Шлем кружил, выбирая удачные ракурсы, будто танцуя, увлеченный песней. Кайзер, кайзер. Отдал девчонке стоимость целой деревни. В твоем мире людям живется по-всякому, вот и ты тоже не отстаешь. Играешь на контрасте, подачка – лучшая пропаганда. Теперь Аврора у тебя на крючке. Зачем она тебе?

Третья песня. Протей спрыгнул на сцену, ее тряхнуло. Он был в той же шляпе пчеловода, но теперь на нем был огромный белый фрак, бугрящийся на спине. Зеленый шарф, расшитый зеленый жилет и безразмерные туфли. На руках не было перчаток – на каждой по шесть когтистых пальцев, да и похожи те на руки гориллы.

Песня снова была на наречии. Ее начала Аврора, но продолжил Протей. Если Аврора пела просто невероятно, то Протей еще и умел петь. Будто у нее были данные, а у него талант. Его голос был даже выше и мелодичнее, чем у нее. А когда он запел в соло, она закружилась вокруг него в танце.

Он пел и играл на гитаре, а она порхала. Она была танцем, ее руки, ноги, волосы, крылья и потоки воздуха, по которым она скользила. В ее лице была радость и гордость. Этот дуэт, Рэд понял, что лучше этого в мире нет ничего.

Они закончили выступление. Девочки, как всегда, верещали в восторге. Аврора глянула на Протея. Он снова сгорбился, но какой же молодец ее младший братишка. Он поборол боязнь сцены.

Сцену тряхнуло. На нее запрыгнула массивная фигура в черном плаще. На голове человека была грива рыжеватых и растрепанных волос. Левый глаз налит кровью, а лицо иссечено ранами. Сцена подпрыгивала от его гремящих шагов. Аврора не успела испугаться, а человек взял ее за руки. Она в перчатках – обошлось.

– Ваш отец – величайший глупец из всех, кого я знаю. Может, вы стали его разочарованием, но вы – спасение этого мира. Вы показали мне истинную красоту, что перевесила всю мерзость, что я видел в своей жизни.