– Я быстро хмелею, мне не нужно, – спохватившись ответила Далила.

– Заварю девочке чай, – начала подниматься гномиха.

– Спасибо, но не утруждайте себя. Я попью воды.

– Я сама его пью, травяной.

– Спасибо еще раз, но нам нужно уходить. А я плохо переношу горячие напитки. Чувствительность. Придется ждать, а нужно оказаться в Южном до темноты.

– Ничего. Есть узвар, – сказал Редрик, идя на кухню. Гномиха долго смотрела на Далилу, но затем села.

– Я вас обидела?

– Нет-нет, нисколько.

Редрик принес и расставил напитки. Валенсия, как обычно, пила гномий бренди, гремлин – чистый спирт, а отец и сын по четвергам пили пиво. Пришло время снимать крышки.

Четверг был рыбным днем не просто так. Во главе стола красовался запеченный толстолоб – блюдо дня, но кроме него стол ломила еще прорва вкусного. Нежнейшие фаршированные овощами скумбрии, копченая макрель и семга, румяные жареные караси, с надрезанными боками.

Гарниром к этому шла мягкая, словно масло, вареная картошка. Еще было любимое лакомство Валенсии – тарелочка маленькой соленой рыбки, которая считалась практически мусорной. Но гномиха любила взять кусок ржаного хлеба, смазать его сливочным маслом и положить сверху слой этой рыбки. Редрик не понимал вкуса женщины, но не осуждал.

Перед Гизмо же стояла оловянная миска с его рационом. Морские камешки, галька, песчаник. Все это – посыпано береговым песком и сдобрено пустыми ракушками. Он потянул носом над тарелкой. Несколько песчинок залетело внутрь.

– В жизни у моря – тоже есть преимущества, – проговорил гремлин, утирая нос. – Можно спокойно поститься. Обожаю морепродукты.

Религия народа Гизмо была настолько чужда Редрику, насколько и предпочтения в пище.

Дети, теряя терпение, колотили ладошками по столу, но молчали.

– Простите, я еще не отошла от красоты посуды. А тут еще и такое, – быстро затараторила Далила.

– Это набор для сервировки трапез аристократов. Он уже давно пылится, госпожа Валенсия видимо решила его выгулять, – проговорил лавочник, наливая себе и сыну пива в кружки.

– Вещи должны служить, – наставительно сказала гномиха, собирая свой любимый бутерброд.

– А стол, у меня просто глаза разбегаются, – продолжала девушка.

– Экономить на еде – всегда себе дороже, – сказал Редрик. Но помрачнел, увидев выражение лица девушки. Похоже, это было актуально далеко не везде. Он приложился к пиву.

– Вы позволите? Дети не должны забывать слов затрапезной, или их накажут, – сказала она, беря Билли и Элли за руки.

– Ничего не имею против, – сказал Лоуренс, накладывая себе скумбрии.

Девушка тихо начала читать молитву, дети вторили ее словам:

– Да прорастет из следов твоих хлеб, что напитает нас. Да наполнятся они влагой, что утолит нашу жажду. Да расцветутсады у тебя на пути, ведь ты несешь спасение каждому из нас и караешь нечестивых. Пусть будет вечно твое скитание, ибо лишь в нем – истина. Славься, Странник и дорога его, ведь она нам и стол, и дом.

– Жуть, – проговорил гремлин, жуя песок. Редрик пнул его стул. Тот заворчал. Все принялись за еду.

Ели методично и много, особенно дети. Они явно недоедали вдали от храма, хоть вроде и не страдали от голода. Редрику было приятно видеть, как они делятся впечатлениями и радуются. Покончив с едой, Далила подошла к гномихе. Она обеими руками взяла кисть маленькой женщины и нежно сжала.

– Вы должно быть красите волосы. Ваш родной цвет – кремовый и точка.

– Нет-нет, девочка, все что ты видишь – натуральное.

– Но я думала, что так готовить могут только кремобороды.

– Нет-нет. Могут – все, умеют – лишь они. Я просто научила моих девочек рецептам. Если бы ты поела в нашей столовой в Вахрамаке – поняла бы.

– Надеюсь, я смогу туда попасть, как-нибудь.

– Нет-нет, не сможешь.

– Почему? – удивленно посмотрела девушка.

– Нет больше Вахрамака, – твердо сказала женщина, и будто ушла в себя.

– Простите, – неуверенно извинилась Далила, но гномиха не реагировала. Только слезинка появилась в уголке ее глаза, но так и исчезла не скатившись.

Неловкое молчание прервали дети. Элли и Билли с вопросом в глазах дергали Далилу за рукав:

– Теперь мы должны уйти?

– Да, – тихо вымолвила девушка. Редрик поднялся из-за стола.

– Я провожу, – он посмотрел на отца. Тот пожал плечами, он что-то читал в маленькой книжке. – Пойдемте.

Далила и дети прошли за Редриком в его комнату.

– Действительно – бардак, – прокомментировала девушка.

– Тут все на своих местах, – окинул взглядом свою комнату Ред. Это было стандартное жилое помещение управляющего лавкой. Шкаф-картотека, платяной шкаф, комод, несколько полок, письменный стол и стул – все по базовой комплектации.

Редрик позволил себе лишь заменить кровать на двуспальную. Обычная была ему маловата. На полу лежала куча стопок книг и тетрадей, ящик «Гномьей особой» и гора носков.

Редрик подошел к платяному шкафу и заглянул в него. Там лежал ворох верхней одежды, доставшейся от Симона, вперемешку с апельсиновыми корками. Он порылся. В глубине лежало несколько свертков. Парень напряг зрение. На одном из них, самом крупном, был ярлык с надписью: «1417–1422 п.к.в.с.». Парень с усилием достал его и бросил на кровать.

– Что там? – спросила Элли.

– Подарки, – Редрик вскрыл сверток и начал доставать шубы разного размера.

– Редрик. Это слишком… – начала Далила.

– Мне они ни к чему, – прервал ее парень, примеряя на детей теплую одежду. Билли досталась пухлая дубленка, Элли – черная шуба из меха неизвестного зверя, рукава которой были слишком длинными для девочки.

– Так даже лучше – рукам тепло. Спасибо, Редрик, – поблагодарила девочка.

– Послужит вам получше грязи. Даже вонять не придется, – попытался отшутиться Редрик. Но его проняло.

Тут он наткнулся на белый тулуп – последняя купленная для него зимняя одежда. Он ему никогда не нравился. Приталенный, длинный с щекотным воротом.

Реду он казался девчачьим, он банально отказался его носить. Тогда отец дал ему свой старый жупан и сказал, что теперь будет – как у всех. Но сейчас он был ему очень рад. Ведь рядом с ним стояла девушка с подходящим размером. Он протянул шубу Далиле.

– Но она же новая, – возразила она, осматривая одежду.

– Видел я ваши балахоны. Дрянное сукно. Я не допущу, чтобы ты что-то себе отморозила, добираясь до города, – почти выкрикнул Редрик, пихая шубу в руки девушки.

Он перестарался, та не удержала равновесие, парень подхватил ее и приобнял.

– Прости, случайно вышло.

– Знаю, – теперь покраснела девушка, ее глаза заблестели. – Спасибо тебе, Редрик.

Парень аккуратно поставил девушку, а сам, порывшись в куче вещей Симона, достал безразмерный мохеровый плащ. Затем пошел на кухню.

Там стояла Валенсия, чинно заворачивая еду в старую скатерку. Она протянула пакет Редрику. Мудрая, предусмотрительная женщина. Ред наклонился и поцеловал гномиху в щеку, забрал пакет и убежал, рассыпаясь в благодарностях.

В конюшне ждал радостно бьющий копытом Смоки. Он любил прогулки и всегда чувствовал, когда приходило время покинуть стойло.

Редрик оседлал его и засунул еду в седельный мешок. Во дворе его уже ждали. Вышли все, кроме Гизмо. Гремлин ненавидел снег, но Редрик видел его морду в окошке, он наблюдал.

Путники надели поверх шуб свои белые балахоны.

«Пусть. Теплее будет», – подумал Ред.

Он помог детям взобраться на коня. В его седле хватило бы места еще на пару ребят. Редрик повернулся к Далиле, та кивнула.

– Давай по-быстрому, туда и назад. Тебе еще волосню из предбанника выметать, – дал напутствие отец, дымя трубкой.

Редрик улыбнулся и махнул рукой. Они отошли от кампуса, но Далила начала отставать. Ред подставил девушке локоть – она приняла предложение.

По дороге в Южный путников сопровождали лишь голоса детей. Они говорили друг с дружкой, дергали коня за гриву, и пытались всячески баловаться. Ред не одергивал их – пусть играют, пока могут. Не беспокоил он и девушку, которая прильнула к его руке.