Учитель Фейрик прищурился, выражение его лица больше не было скептическим – он что-то прикидывал. Рин знала этот взгляд. Так он пытался рассчитать свои результаты в «Дивизионе».
В Никане успех учителя связан с его репутацией в зависимости от результатов кэцзюй. Если ученики поступают в академию, это привлекает новых. Больше учеников – больше денег, а для задолжавшего игрока вроде учителя Фейрика каждый новый ученик на счету. Если Рин поступит в академию, прилив новых учеников даст учителю Фейрику возможность покрыть самые неприятные долги.
– В этом году запись запоздала, верно? – поднажала Рин.
Учитель поморщился.
– В этом году засуха. Конечно, запись идет медленно. Не так уж много семей готовы оплатить учебу, если у их детей все равно мало шансов поступить.
– Но я могу поступить, – сказала Рин. – А когда поступлю, у вас будет сдавшая экзамен ученица. Как, по-вашему, это отразится на вашей школе?
Он покачал головой.
– Рин, я не могу брать с тебя деньги.
Это обрисовало вторую проблему. Рин собралась с духом и посмотрела ему прямо в глаза.
– Ничего страшного. Я и не могу заплатить.
Учитель был явно разочарован.
– В лавке я ничего не зарабатываю, – сказала Рин, прежде чем он смог вставить хоть слово. – Товар не мой. Я не получаю жалованье. Мне нужно, чтобы вы бесплатно помогли мне подготовиться к кэцзюй и в два раза быстрее, чем учите остальных.
Учитель Фейрик снова покачал головой.
– Моя дорогая девочка, я не могу, это… это…
Пришло время разыграть последнюю карту. Рин вытащила из-под стула кожаную сумку и водрузила ее на деревянный стол со звучным шлепком.
Взгляд учителя Фейрика с воодушевлением последовал за ее рукой, когда Рин вытащила из сумки тяжелый пакет со сладким запахом. Потом еще один. И еще один.
– Превосходный опиум на шесть лянов, – невозмутимо объявила она.
Такую сумму учитель Фейрик зарабатывал за полгода.
– Ты украла его у Фанов, – с сомнением произнес он.
Рин пожала плечами.
– Контрабанда – непростое занятие. Фаны знают, чем рискуют. Товар постоянно пропадает. Вряд ли они станут жаловаться судье.
Учитель потеребил длинные усы.
– Мне не хотелось бы перебегать дорогу Фанам.
Он имел причины для страха. Жители Тикани предпочитали не ссориться с тетушкой Фан, если заботились о своем благополучии. Она была терпелива и непредсказуема, как змея. Могла годами таить обиду, а потом ударить с хорошо рассчитанной дозой яда.
Но Рин позаботилась о том, чтобы замести следы.
– На прошлой неделе власти в порту конфисковали одну поставку, – объяснила Рин. – А у нее пока что не было времени проверить запасы. Я просто помечу эти пакеты как утерянные. Она их не отследит.
– Но они могут тебя поколотить.
– Не слишком сильно, – пожала плечами Рин. – Они не выдадут замуж поврежденный товар.
Учитель Фейрик с жадностью уставился на сумку.
– Договорились, – наконец сказал он и потянулся за опиумом.
Рин отодвинула пакет.
– Четыре условия. Первое – вы меня обучаете. Второе – обучаете бесплатно. Третье – вы не курите во время урока. И четвертое, если скажете кому-нибудь, где вы это достали, я сообщу кредиторам, где вас искать.
Учитель Фейрик долгую секунду смотрел на Рин, а потом кивнул.
Она откашлялась.
– А еще я хочу взять эту книгу себе.
Он криво улыбнулся:
– Из тебя вышла бы отвратительная проститутка. Никакого обаяния.
– Нет, – сказала тетушка Фан. – Ты нужна в лавке.
– Я буду учиться по ночам, – возразила Рин. – Или в перерыве.
Лицо отдраивающей сковородку тетушки Фан скривилось. В тетушке Фан все было грубым и резким – выражение лица, открытое нетерпение и раздражение, красные от уборки и стирки пальцы, хриплый голос, когда она орала на Рин, своего сына Кесеги, наемных контрабандистов или дядюшку Фана, лежащего без движения в заполненной дымом комнате.
– Что ты ему обещала? – подозрительно спросила она.
Рин окаменела.
– Ничего.
Тетушка Фан грохнула сковородкой о стол. Рин съежилась, испугавшись, что ее кража раскрыта.
– Что плохого в замужестве? – спросила тетушка Фан. – Я вышла за твоего дядю, когда была моложе, чем ты сейчас. Все девушки в деревне выйдут замуж до семнадцати лет. Думаешь, ты чем-то лучше?
Рин почувствовала такое облегчение, что пришлось напомнить себе – надо выглядеть пристыженной.
– Нет, не думаю.
– Думаешь, это так плохо? – Голос тетушки Фан стал подозрительно тихим. – В чем дело? Ты что, боишься делить с ним постель?
Рин об этом даже не задумывалась, но теперь от одной мысли в горле встал комок.
Губы тетушки Фан изогнулись в подобии веселья.
– Хуже всего в первую ночь, не буду отрицать. Сунь в рот тряпку, чтобы не прикусить язык. И не кричи, если только он не захочет. Не поднимай головы и делай, что он скажет, превратись в его немую домашнюю рабыню, пока он не начнет тебе доверять. А когда начнет, пичкай его опиумом. Сначала понемногу, хотя сомневаюсь, что прежде он никогда не курил. А с каждым днем давай все больше и больше. Давай по ночам, сразу, как он с тобой закончит, так что он всегда будет связывать опиум с удовольствием и властью. Давай ему все больше и больше, пока он не обретет зависимость и от опиума, и от тебя. Пусть разрушит свое тело и разум. Да, ты будешь замужем за живым трупом, зато получишь все его богатство, имущество и власть. – Тетушка Фан наклонила голову. – И будет ли тогда так же неприятно делить с ним постель?
Рин затошнило.
– Но я…
– Или ты боишься рожать? – Тетушка Фан вздернула голову. – Есть способ убивать младенцев в утробе. Ты же работаешь в аптеке. Сама знаешь. Но ты должна дать ему хотя бы одного сына. Сцементировать свою позицию первой жены, чтобы он не отдал все деньги наложнице.
– Но я этого не хочу, – выдохнула Рин.
Не хочу быть похожей на вас.
– Да кому какое дело, чего ты хочешь? – мягко сказала тетушка Фан. – Ты сирота войны. У тебя нет ни родителей, ни положения, ни связей. Тебе повезло, что инспектору плевать на красоту, ему нужна только молодость. Это лучшее, что я могу тебе предложить. Другого шанса не будет.
– Но кэцзюй…
– Но кэцзюй, – передразнила ее тетушка Фан. – Откуда ты этого набралась? Неужели думаешь, что поступишь в академию?
– Да, думаю. – Рин выпрямилась и попыталась придать словам уверенности. Успокойся. Ты можешь на нее надавить. – Вы мне разрешите. Потому что иначе власти могут спросить, откуда поступает опиум.
Тетушка Фан изучала ее долгую секунду.
– Жить надоело? – спросила она.
Рин знала, что это не простая угроза. Тетушка Фан предпочитала подчищать за собой следы. Рин уже видела, как она это делает. Всю жизнь Рин пыталась не вставать у тетушки на пути.
Но теперь пришло время бороться.
– Если я исчезну, учитель Фейрик расскажет властям, что со мной случилось, – сказала она. – И сыну вашему расскажет.
– Кесеги наплевать, – фыркнула тетушка Фан.
– Я воспитывала Кесеги. Он меня любит, – сказала Рин. – И вы его любите. И не хотите, чтобы он узнал, чем вы занимаетесь. Вот почему вы не посылаете его в лавку. Вот почему велите мне не выпускать его из комнаты, когда встречаетесь с контрабандистами.
Это решило дело. Тетушка Фан уставилась на нее с открытым ртом и раздувающимися ноздрями.
– Разрешите мне хотя бы попробовать, – взмолилась Рин. – От вас не убудет, если я стану учиться. Если я сдам экзамен, вы от меня избавитесь, а если провалю, у вас по-прежнему будет невеста.
Тетушка Фан схватила сковородку. Рин машинально напряглась, но тетушка Фан снова начала яростно надраивать сковородку.
– Если будешь заниматься в лавке, я тебя вышвырну, – заявила тетушка Фан. – Это не должно дойти до инспектора.
– Договорились, – солгала Рин сквозь зубы.
Тетушка Фан фыркнула:
– А что будет, если ты поступишь? Кто заплатит за обучение? Твой дорогой бедняк-учитель?