Курти слушал разговор ни жив, ни мертв. «Что-то важное». Еще бы, кошелек, набитый таким количеством золота! Конечно важное. Кто ж знал, что Бородач еще полезет за ним в этот вечер! Кто ж знал, что у них там дела какие-то с Зубом!! Сейчас стражники придут в трактир, узнают, в чем дело и сразу вспомнят про Курти! Даже такие тупицы, как они поймут о ком речь!

Один из стражников поинтересовался у Брюхана:

— Ты опять пьяный что ли?

— Да я чуть-чуть совсем. Холодное же!

— Тебя, по идее, жир греть должен. Удивительно, что снег вокруг тебя не тает. — Сигмунд кинул ключ от камеры Брюхану. Тот поймал и поинтересовался:

— А у тебя выпить есть?

Стражник плюнул, подхватил алебарду и вышел за остальными.

— Слушай, может пару монет оставишь? Лавка Гринольва за углом, он вино совсем задешево продает!

— Это потому, что это не вино, а бурда. И не вздумай к заключенным заходить.

Дверь впустила морозного воздуха и хлопнула.

— Нету? Жа-а-аль. Пару монет бы.

Брюхан повесил ключ себе на пояс и повалился обратно на кушетку.

Курти, сел на пол и прислонившись спиной к стальным прутьям, схватил себя за голову. До «Свиньи с кувшином» идти всего ничего. Пока придут, пока разберутся — поймут и сразу назад. Времени нет совсем. Из камеры не выбраться! Но выбраться надо!!! Или как Колокольчика… Что же делать?! Неужели ему отрубят руку?!! Нет! И у него будет тот же взгляд, как у Колокольчика.

Курти поднял голову и увидел, что его сосед по камере, так же прислонившись головой к решетке мирно дрыхнет. Курти ему позавидовал. Вот у кого ничего страшного в жизни не происходит. Выпил, подрался, переночует в камере и завтра его вышвырнут. Курти скользнул взглядом по пьянчужке. Красочная форма забрызгана, свежей грязью. Музыкант городского оркестра. Где-то играл, что-то отмечали, и как всегда, музыканты нажрались… Стоп! Форма.

Курти взглянул в сторону Брюхана. Тоже спит. Курти тихо встал и подошел к музыканту. Голова задрана, через открытый рот вылетают звуки далекие от чарующих музыкальных. Мундир расстегнут, и не холодно ему! — яркие медные пуговицы свисают с воротника, с обшлагов. Курти осторожно потянул за одну из них.

Черт! Крепко пришита. Он потянул сильнее. Музыкант хрюкнул во сне, повернулся и потянул руку на себя. Курти отпустил рукав. Время! Время! Чтоб его…

Музыкант перестал ворочаться. Курти огляделся. Над головой музыканта, на одной из горизонтальных стальных палок решетки был заостренный уголок. Курти осторожно ухватился за пуговицу на рукаве и потянул ее вверх. Музыкант, которому задрали руку захрапел, но не проснулся. Курти завозил нитками пуговицы по острому краешку. Пуговица легко отделилась. Курти вернулся в «свой» угол. Взглянул в сторону Брюхана. Спит. Курти подкинул пуговицу вверх. Она подпрыгнула, скучно звякнула и затихла. Брюхан даже не повернулся.

Курти подобрал пуговицу и высоко подкинул её. Та громко дзинькнула и с мелодичным пристуком запрыгала по каменной камере.

Брюхан развернулся на кушетке. Курти сонным взглядом посмотрел на него и зевнув закрыл глаза. Услышал, как направляется к ним стражник.

— Эй, это что сейчас было?

Курти открыл глаза и изобразив удивление посмотрел на Брюхана, стоявшего у решетки:

— Что? Где было?

— Ты не придуривайся. Тебя помниться Сигмунд говорил, что обыскивал?

— Да, обыскал. Кошелек говорит, искал. Хотя откуда у меня…

— Правильно. Он кошелек искал. Не нашел. А несколько монет спрятать легче. Иди-ка сюда!

— Зачем это?

— Иди, кому сказано!

Курти, с как можно более недовольным видом подошел к решетке. Брюхан, даром, что уперся в нее животом, руки оказались длиннющие и он, протянув их сквозь решетку, цепко схватил Курти и стал обыскивать.

— Ничего — разочаровано произнес он, — но я же точно звон слышал!

— Звон?! — переспросил Курти, — так это вон у того типа пуговица оторвалась, когда он ворочался. — Он ткну пальцем в спящего музыканта.

Брюхан посмотрел в указанном направлении. Отпустил Курти, сделав пару шагов, присел и все так же через решетку, притянул себе пуговицу. Повертел, разочаровано вздохнул, откинул пуговицу в угол и вновь бухнулся на кушетку.

Курти ждал минуты полторы не больше. Стражники могли вернуться в любой момент. Он тихо поднялся, вытащил из кармана ключ от камеры, который снял с пояса у Брюхана, и просунув его через решетку вставил в замок. Ржавый механизм заскрипел и Курти замер. Но Брюхан похоже успел уснуть. Курти зажал губу и с перекошенным лицом повернул ключ второй раз. Снова заскрежетало. Брюхан ответил ему храпом. Курти выдохнул, раскрыл дверь и…

— Эй! Ты куда это собрался?!

Курти подпрыгнул и не сразу сообразил, кто с ним разговаривает. Стремительно обернулся. Пьяный музыкант недовольно смотрел на него.

— Что это за скрип был? Разве труба так должна звучать?! Бездарь ты Кьярваль! И руки из задницы растут. Только потому в оркестре и держат тебя, что ты на дочери этой муниципальной сволочи женат. А так толку от тебя никакого! Бездарь! Я это и тестю твоему скажу! В лицо! Всю правду! Я никого не боюсь!

Он же сейчас Брюхана разбудит!

Курти чуть губы себе не разбил, с такой скоростью ударил по ним пальцем:

— Тс-с-с…

Брюхан перестал храпеть. Затем, не поворачиваясь сонно рявкнул:

— А ну тихо там! Разорались!

Курти в ужасе перевел взгляд на музыканта, боясь, что правдолюбец, прямо сейчас и начнет резать правду-матку в глаза Брюхану. Но тот уже спал.

Курти постоял в проеме, затем тихо прикрыл за собой дверь, боясь, что если Брюхан повернется, то заметит, что она открыта. Отсутствие Курти будет заметить сложнее. Он сидел в дальнем углу.

Сделал несколько осторожных шагов к двери, не сводя глаз с Брюхана. Тот опять захрапел. Курти пересек комнату и протянул руку к дверной ручке…

Ручка наклонилась сама, без помощи Курти. Курти не успел удивиться такому чуду, как дверь, не спеша, стала открываться. Курти метнулся к камину. Это была печь, вмурованная в стену и Курти заскочил за нее, прижавшись к теплому камню. Верно, говорят, что темнее всего у пламени свечи. Он был на той же самой стороне, где и камера, но спрятан за печью.

В дверь кто-то вошел.

— Вот соплежуи недочуханные!!! Нет никого. Вот где их носит?! Давно должны были с патруля вернуться. Точно в каком-нибудь кабаке засели и греются и кабатчика разоряют!

Зуб!

Если бы Курти мог сильнее вжаться в стену, он бы это сделал.

— Проходите, садитесь. Здесь не таверна, людей мало, можно спокойно поговорить.

Послышался звук отодвигаемого стула.

— Вот, прошу. — Спустя секунду, — а этот спит, как всегда. Вставай, давай!

— А Зуб, здорово, слушай у тебя есть выпи…

— Отставить!!! Что за фамильярность! Какой я тебе Зуб!!! Ко мне обращаться капрал Фрейвар! Вот распустились!

— Э-э-э… чего?

— Не обращайте внимания. Этот недотепа здесь недавно служит, еще не научился правильно обращаться.

— Послушайте Зуб или как вас там… капрал…  — мне совершенно все равно как вы общаетесь со своими подчинёнными. Меня интересует только одно — вернуть украденное.

Бородач! И этот здесь! Казалось бы, куда уж Курти сильнее влипнуть. Оказывается можно. И чего это Зуб перед ним так распинается?!

— Конечно, не извольте беспокоиться! Поверьте, мы вернем вам пропажу в самые короткие сроки. Рядовой Вагни, где все?! Я отправил посыльного еще полчаса назад.

— Так они это…  — голос Брюхана-Вагни был растерянным. Он тоже не понимал, почему Зуб так раскланивается с этим незнакомцем. — К вам в таверну и направились. Недавно совсем.

— Вот черт! Разминулись, значит. А ты чего здесь?

— Так я дежурный, да и заключенных охранять надо.

— Кто у тебя там?

— Музыкант из городского оркестра. На свадьбе у Тюрьдисов напился, в драку полез. А второго недавно Сигмунд с ребятами привели. Подозрительным показался.

Секунд десять стояла оглушительная тишина. Даже музыкант не храпел в это время, а Курти, вполне серьезно подумал, что сейчас эти трое услышат, как бешено бьется его сердце!