Сэр Норлингтон не собирался дожидаться завершения трансформы — он крикнул: «Все, Джеймс, бежим!», и, развернувшись, бросился к основанию ближайшего холма. Он еще не полностью пришел в себя, голова была тяжелой, как и фламберг на плече, и мешок за спиной. Но старозаветный паладин понимал, что это возможность, столь же рискованная и опасная, как и верная, — сбежать, пока твари грызут друг другу глотки.
Он уже подбирался к узкой расщелине, когда понял, что бежит один. Сэр Норлингтон обернулся и с недоумением увидел, что Джеймс по-прежнему стòит подле фургона.
Молодой рыцарь глядел на плененного нейферту, стоящего перед ним на коленях. Он видел, как глаза того начали затягиваться алой поволокой, а мышцы — по очереди судорожно сокращаться, словно чудовищный манипулятор решил проверить их способность двигаться.
Джеймс поднял меч, замахнулся и ударил… Рыжеволосая голова Норкана из семьи Дворн в алом колпаке покатилась по земле. Нить тут же оторвалась и исчезла в небе. В то же время лозы, вырвавшиеся из стенок фургона, отпустили Крыся. Хвостатый моментально оказался под открытым небом, вскочил своему освободителю на плечо и как ни в чем не бывало принялся руководить:
— Торопитесь, мастер Джеймс! Нам нужно двигаться, пока Кукольник не успел покончить с оставшимися нейферту! Нет, нет, не туда! Бегите в другую сторону, я знаю, там есть одно место, где можно укрыться! Что вы делаете, мастер Джеймс? Зачем?!
Джеймс не обращал внимания на возгласы Крыся. Он подобрал отрубленную голову нейферту, засунул ее в мешок, и лишь после этого побежал в указанном усатым существом направлении. Сэр Норлингтон вскоре присоединился к ним, и беглецы устремились вверх по склону холма, огибая заросли чертополоха.
— Что еще это за место, которое ты знаешь? — на мгновение Джеймс обернулся назад.
Земля дрогнула — это Кукольник совершил тяжелый шаг в их сторону, и даже небо надвинуло на них свою мрачную тень, а вместе с ним, медленно передвигая корни-ноги, двигался и розалит, пойманный красной нитью. Кроме этой твари в своре Кукольника оставалось еще пятеро стоящих на ногах нейферту, огромный фомор и несколько полумышей — те бежали поодаль.
— Хорошее место, надежное, — пропищал Крысь. — Нужно только успеть до того, как стемнеет. Розалит идет медленно, а Кукольник с ним не расстанется — подобных трофеев у него еще не было.
— Смотрю, ты все просчитал, — язвительно заметил сэр Норлингтон.
— Крысь очень полезный и всегда хорошо считает, — ничуть не смутившись, отозвался на это хвостатый.
Глава 5. Небо пустыни
Когда высушит зной твои губы,
Миражи вдруг поманят водой,
Ты терпи, сжимай в ярости зубы,
Не спеши им навстречу, постой!
Все не так, все обман, и руками
Не вычерпать мнимое море.
Ложь шита кривыми стежками,
Ложь манит, тянет и вторит:
«Иди к нам, здесь прохлада и тень,
Присядь, приляг, отдохни,
Ты не пьешь уже тысячный день — Здесь вода, здесь так много воды!»
И песок из ладоней пьешь смело — Пустыня путников дурит веками.
И вот гриф клюет твое тело,
И мираж встает над песками.
«Мираж». Асарская рифмованная мудрость.
Октябрь 652 года. Где-то в небе над Пустыней Мертвых Песков.
Ковер летел неспешно и при этом старался не слишком высоко подниматься над песчаными вершинами дюн. Он словно берёг свои волшебные силы, но даже сейчас его скорость была такова, что ни один скакун не смог бы тягаться с ним в быстроте передвижения в пустыне.
Внизу проплывали бесконечные барханы, порой, будто столбы уходящей в небо влаги, попадались оазисы: подле колодцев раскинулись небольшие поселения. Один раз ковер пересек реку — восточный приток Дель-аб, Аль-Мереджи. Речной рукав прятался под тенью густых древесных зарослей, растущих по берегам. По блестящей зеленоватой глади ползли рыбацкие лодки, громадные мельничные жернова черпали воду и гнали ее по многомильным арыкам на восток и запад. Река дышала свежестью, от нее исходил мягкий, едва уловимый запах, манящий и слегка кружащий голову после сухого ветра и нескончаемого зноя. Утомленным полетом странникам хотелось приземлиться на берегу — набрать воды, передохнуть в тени деревьев и окунуться в прохладные, должно быть, воды, но у ковра было свое мнение по этому поводу. Река не удостоилась и короткой остановки, и вскоре осталась позади, как и оазисы, как и караваны, цепочками ползущие через пустыню.
Одно время Ильдиар пытался приказывать ковру, но все попытки управлять им оказались бесполезными — тот не слушался никого, кроме себя самого. Во всяком случае, и скорость, и направление он менял самым непредсказуемым образом, и небесным путешественникам лишь оставалось уповать на то, что капризной тряпке не вздумается занести их прямиком в Бансротово Логово, которое, по легенде, было затеряно где-то в песках.
— Эмират Келери, — в какой-то момент объявил Джан, и было совершенно неясно, как он понял, что они покинули султанат Ан-Хар, — кругом была все та же пустыня, что и пять минут, что и час назад.
Они летели уже довольно долго — время подбиралось к четырем часам дня. Солнце нещадно пекло, и ковер начал напоминать раскаленный лист меди: если бы не предусмотрительно прихваченная Джаном ткань, из которой можно было сделать головные уборы-тюрбаны, беглецы давно бы уже почувствовали на себе всю прелесть солнечных обмороков. Глядя на то, как чернокожий рыцарь собирает на своей лысой голове мудреное темно-красное строение и ободряюще при этом кивает, Ильдиар с сомнением нахмурился: разумеется, он знал, что асары и прочие в пустыне носят подобное, но считал, что это всего лишь дань местной традиции и искренне не понимал, как гора полотенец на голове может избавить от солнца, если от нее еще жарче. Тем не менее спорить он не стал, а все же кое-как скрутил из длинной полосы темно-синей ткани весьма неплохой, по его мнению, тюрбан.
— Ты выглядишь, как настоящий пустынный житель, Ильдиар! — усмехнулся герич. — Ну, или как тот, кто зачем-то влез головой в пчелиный улей.
— Кривобокий пчелиный улей! — поддержал Хвали, и оба разразились громким хохотом.
Ильдиар нахмурился и попытался все исправить, но вышло еще хуже. Не в силах глядеть на его мучения, Джан передвинулся к ронстрадскому графу и помог ему выстроить, как он отметил, «вальяжный, немного самодовольный, но знающий себе цену» тюрбан.
Сахид Альири, от которого бывшие рабы держались отстраненно, будто на том месте, где он сидел, была всего лишь дыра в плетении ковра, умудрился при помощи связанных рук собрать на голове тюрбан не в пример аккуратнее, чем был у Ильдиара. Валери также неимоверно быстро и ловко обмотала голову — ее тюрбан получился изящным и придал ей весьма почтенный вид. Хвали же, отсмеявшись и прокашлявшись, громогласно поклялся своей отсутствующей бородой, что не наденет на свою голову ничего, кроме доброго шлема гномьей ковки. Упрямый Дор-Тегли продержался еще почти два часа, и все же, багровый, как сплошной сгусток крови, он был вынужден признать свою ошибку и под одобрительную улыбку Джана кое-как сбил (не иначе) на голове непривычный тюрбан. Но при этом доставшаяся Хвали ткань для головного убора оказалась богато расшита золотом и украшена большим драгоценным камнем, который он с превеликим трудом разместил на уровне лба, что, без сомнения, несколько утешило попранное гномье самолюбие.
Ильдиар одобряюще хлопнул хмурого Дор-Тегли по плечу, и даже Валери едва заметно улыбнулась, наблюдая, как Хвали все пытается неуклюже поправить постоянно съезжающий набок огромный тюрбан. Он походил в нем на карликовый минарет с несоразмерным куполом.