Но так будет поступать зверь, загнанный в угол, защищающий не сколько себя, сколько свой дом, свою семью, своих друзей, в своем праведном гневе не замечая главную опасность. Может Дазай и вправду стремился оградить дружбу от всех напастей?

Эта мысль пришла к нему на одной из тренировок больного подростка, когда Дазай, выпустив в пасть черного демона непрерывно серию патронов, молниеносно отраженную, ударил того под дых, повалив на каменистую почву, заставляя задыхаться в удушающем кашле, а после, как только ученик попытался подняться, ударил того острым носком своих ботинок в живот, роняя обратно и, заходя уже сзади, продолжил пинать подростка по позвонкам, выбивая, кажется, всю жизнь из холодного тельца.

Накаджима, из-за заполнивших его глаза слез, не заметил, как низенький человек налетел на шатена, сбивая его с ног и усаживаясь на грудь, придавливая силой гравитации к тем острым камням.

- Ублюдок, жалости в тебе никакой нету! - Орал, срывая голос, он в лицо Осаму, пытаясь, словно, докричаться до его настоящей сущности. - Если так велел босс, так почему же он делает это твоими мерзкими грязными руками? - Рыжий колотил кулаками по плечам напарника, по его груди, пару раз ударял по лицу, зло, совершенно не жалея, ни своих костяшек, ни лежащего на земле.

Странно, но Дазай даже не пытался защититься от сыпавшихся на него ударов, лишь смотрел, совершенно не двигаясь, своим остекленевшим взглядом куда-то в пустоту, словно пытаясь в этот раз обыграть в гляделки саму смерть, уже одержавшей победу над жизнью, зная, что та обязательно уступит ему, конечно, он же великий мафиози, которому нет равных среди миров. Та отступила, кажется, преклоняясь пред ним. И тогда на лице возникла тупая слабая улыбка, вызвавшая ещё больший гнев у Накахары.

- Ты чего лыбишься, чего лыбишься? Смерти безболезненной хотел, да хрен тебе! Я убью тебя и ты сдохнешь в страшных муках, мучитель! - Не переставал ругаться Чуя, пока черная, невесть откуда взявшаяся, материя не сдавила ему горло и не стянула руки за спиной, больно выворачивая в локтях, почти прорезая чуть загорелую кожу.

Накахара только засипел, краснея от напряжения и стараясь выбраться из дьявольских пут, но не мог, черные ленты стали сильнее стискивать его.

- Акутагава, нет, прекрати. - Осаму приподнял голову, переводя взгляд с пустоты на ученика, который воспринял его напарника как опасность. - Это не верно, нападать на своих. Я учил тебя.

Призрак уже не плакал, внимательно наблюдая, будто ожидая чего-то такого, что должно, наконец, решить исход затянувшейся на четыре года партии.

Рюноске отпустил рыжего, опадая на колени и шумно дыша, скрестив тонкие руки на груди. Он выглядел совсем разбитым, и не столько от побоев, сколько от разочарования. От него будто часть отодрали, когда наставник, так холодно и отчужденно произнес: на своих не нападают. Он напал на него, пусть и по приказу босса, значит, кто-то из них чужой?

- Простите. - Уже иначе заговорил ученик, опустошенно и так же холодно, перенимая от своего наставника все самые жуткие качества.

Дазай поднялся, со скрываемой гордостью смотря на подростка, полусидящего на земле. Теперь мафиози был уверен, что тот справится, теперь он чувствовал, что ненависть бушует в сердце его, теперь он видел, как закипела злоба в глазах его, теперь он знал, Акутагава - новое оружие в руках мафии, а значит, это была последняя тренировка.

- Это было последнее занятие. - Дазай протянул ему руку. - Ты отлично усвоил некоторые правила. Но… - Дазай покачал указательным пальцем, после чего вновь раскрывая ладонь. - Предела совершенству нет, и медленно, ты будешь подбираться к вершине, через боль и лишения, как когда-то подобрался в мафию. Тебе ведь тогда и это казалось вершиной.

Глаза Акутагавы вновь озарились светом солнца, что стояло сейчас в зените, и он, доверившись наставнику, протянул свою ручонку, схватился за сильную руку учителя, точно утопающий, и подтянулся, пытаясь встать.

Упал. Снова. Спиной на эти острые камни, продирая одежду о них и получая новые раны. Зажмурив глаза от боли всего лишь на долю секунды, подросток беспомощно лежал на земле, не понимая, за что с ним поступили так именно сейчас? Моральная боль заглушила физическую, которую, казалось, невозможно было терпеть, но тот привык, за все время, что прошло с того момента, как босс пришел на их урок, Дазай научил Рюноске плевать на боль, принимать ее как должное, хотя до этого наоборот, учил его забывать боль.

- А главное-то, так и не дошло до тебя. - Наклонился Дазай. - Кем бы тебе ни был человек, ему доверять нельзя, по крайней мере, в преступном мире. Ты никогда не узнаешь, что в голове у убийцы, смотрящего на тебя по-доброму, ты никогда не узнаешь по лицу и манерам, что тот убьет тебя раньше, чем ты сообразишь. Слабак! - Сплюнул Осаму и развернулся, оставляя ученика позади.

В такой день

- Слушай, ты, изверг. - Нагнал его Накахара. - Зачем ты так? Я, конечно, понимаю, что воспитание и тому подобное, но разве тебе мало истязать его физически? Какого черта ты превращаешь его в себе подобного морального урода? Он же изо всех сил пытается доказать тебе, что он способен на все, он уже полтора года не слышал от тебя ни единого доброго слова, может быть, хватит измываться? - Чуя схватил его за руку, заставляя остановиться. - Ладно, я привык к твоим подъебам, я могу ответить тебе, сила есть… Но он то, он же бессилен пред тобой! Способность ты его развеешь, а ударить тебя… Хах, если бы у него и поднялась рука, то силы бы только на это и хватило.

Осаму выдернул руку, так и не посмотрев на напарника. Грудная клетка поднималась при дыхании с болью, синяк на скуле пульсировал, заставляя его чувствовать себя живым.

- Вот скажи, за восемнадцать ебаных лет своей жизни ты чего-нибудь добился, кроме презрения окружающих и страха пред тобой? - Выкрикнул Накахара, неконтролируемо формирующий в руке шар энергии.

Дазай был рядом, он сейчас не мог позволить Порче взять верх над напарником, потому и взял того за плечо, заставляя энергии уйти, рассеяться.

Разрушиться

- Думал, ты сейчас дашь мне сдохнуть. - Усмехнулся тот, облокачиваясь на напарника. Вместе с клубком вышла вся злоба, сменившаяся неким пониманием происходящего. - С днём рождения, мудак. - Сильные руки обняли Дазая, который будто был совсем не рад.

- И угораздило же дожить до восемнадцати… - Вздохнул он. Думать не хотелось, но не думать он не мог.

Игра продолжалась

Ацуши впервые ослушался голоса Марины, почувствовав себя вольным, он не отправился вслед за сильнейшим дуэтом, предполагая, что напарники уйдут пить, а это для паренька было сейчас на втором месте. На первом была жалость к кашляющему кровью подростку, что до сих пор лежал на земле, щурясь от яркого солнца светившего прямо в его серые потускневшие глаза. Тот не предпринимал никаких попыток подняться, будто понимая, что силы его на исходе, а отстоять его у смерти уже некому.

Но и подвести к черте тоже

Рюноске, с трудом, преодолевая боль, поднес холодную руку к лицу, прикрывая бледную кожу от палящего июньского солнца.

- За что же ты так со мной? - Еле слышно прошептал он. - Неужели всей моей силы не хватает на то, чтобы заслужить хоть какую-то похвалу? Ну что же, хорошо, я стану жестоким, безжалостным, ещё более мстительным, чем пару лет назад, когда ты только принял меня. Я докажу тебе, что достоин уважения и гордости за меня, я пойду на все, только бы ты сказал, что я справился…

“Каждый из нас предан, кому-то или кем-то. Так сказал один мой знакомый. Эти слова стали непреложной истиной. Зачастую каждый выполняет оба пункта.” - Заговорила Марина вновь, будто забывая, что пять минут назад, управляемый ей призрак воспротивился и поступил так, как считал нужным. - “Он будет долго лежать, пойдем, мне хочется услышать бред, что несёт пьяный Накахара. Из него можно выцепить что-то важное. Ты ведь выполнишь эту просьбу?” - Змеёй прошипела русская, затуманивая страхом сознание Накаджимы.