И тут из зала раздался то ли тягостный то ли восхищённый вздох, и последовавшие за ним слова, полные беспокойства за самочувствие Тэтсуи-сана. Что ж, а вот и тот, через кого госпожа фортуна решила свою улыбку отослать. Наруке оставалось только надеяться, что лис не использовал слишком большую порцию магии, исчезновение которой могло быть опасным для него самого.

Вскоре танец под руку с хрустальной песней плавно подошёл к своему завершению в клубах неверного тумана. Зал сотрясли оглушительные аплодисменты, звучавшие, даже когда вся группа, высыпавшая на сцену и поклонившаяся, ретировалась обратно за кулисы. Хорошо хоть ведущие более-менее опытные были, а потому всё же смогли унять возбуждённую публику. Через каких-нибудь четыре минуты замирания сердец, грызения ногтей, и даже пожёвывания печенюшек (копия Суйгетсу благодушно поделилась своим съестным сокровищем со всеми жаждущими заесть свой стресс) их признали победителями. Но это ликование было ничем по сравнению с тем, что творилось с победителями, особенно с Учихой и Узумаки, когда Тэтсуя озвучил им остров. Судьба, (в лице лиса, разумеется), отправила их на Кубу. Конечно, после, того, как они вдоволь наобнимались и наговорились по окончанию выступления со своими одногруппниками, и философ подвозил их домой к Узумаки, Нарука выпытала-таки это у Тэтсуи и ничуть не удивилась его утвердительному ответу – он помог им дважды за вечер.

Правда, на вопрос о том, не будет ли ему хуже от применения магии, обладатель огненной шевелюры лишь беспечно отмахнулся и, высадив их в пункте назначения, укатил прочь, к себе на съёмную квартиру, если точнее. А ведь мог остаться. Похоже, всё-таки он приукрасил действительность, и им с Саске придётся выяснить, каковы истинные последствия его самоотверженной помощи.

- Завтра перед вылетом надо будет к нему заскочить, - произнёс брюнет отчётливо – видимо, на бок повернулся, так что теперь его отнюдь не сонный голос слышался более отчётливо.

- Да. Мы его не оставим.

- Его оставишь, - хмыкнул брюнет, - и вообще, спи уже, а то завтра не добудишься тебя и с усилителем у уха.

- Кто бы говорил, Учиха, молчи лучше, - фыркнула девушка, вновь натянув плед почти по самую макушку.

- Как раз собирался, спать по-другому всё равно не умею.

- А я вот болтаю во сне. Иногда, - неожиданно даже для самой себя поделилась Нарука.

- При мне можно, я и так уже все твои секреты знаю, - уверенно заявил брюнет, накрывшись своей толстовкой, валявшейся до этого на кресле.

- Всех, Учиха, даже я сама о себе не знаю.

- Ничего, наверстаешь, времени-то полно.

- Да как сказать…

- Ну, всё спи уже, давай.

- Ладно. Спокойной.

- Ага, и тебе.

Удивительно, но после этого короткого разговора с Учихой, волнения Наруку больше в эту ночь не потревожили. Только снился Тэтсуя, пускающий самый настоящий туман из невероятно дорогой курительной трубки, да мама, танцующая в платье с блестками и держащая в руках по тарелке удона в каждой.

***

На тонкую, почти прозрачную занавеску то и дело нападал осенний ветер, урывками принося с собой клочки предрассветных сумерек, мелькавших на приоткрывающемся из-под тюли кусочке частично посветлевшего неба. Ветер деловито бродил по кухне, набирал себе сувениры в качестве больше всего понравившихся частичек тепла – в основном рядышком с молодым мужчиной, сидевшим за небольшим столиком здесь же, у окна – и вновь, как какой-нибудь заправский вор, ускользал через окно на студёную им же улицу.

Мужчина уже порядком продрог – ещё бы, целый час добровольно мёрзнуть, сидя на голом стуле в одних лишь тапках и джинсах – и не так окоченеешь! – но даже осознание этого факта не побудило его прикрыть окно, на радость жадному до тепла ветру. Ну, и пускай. Какая теперь уже разница? Очень скоро его не будут волновать такие вещи, как холод, голод, даже любовь. Так уж устроен этот мир – хочешь иметь что-то, отдай в несколько раз больше, чтобы это получить. А то и вовсе с пустыми руками останешься.

Мужчина, скрестив ноги под стулом, так что один тапок всё-таки соскользнул с его ступни, предательски оголив её перед орудующим на кухне диким холодом, уронил голову на скрещенные руки, покоившиеся на столешнице. Как же не хотелось. Дико не хотелось, чтобы всё обернулось именно так, но что сделано давно – исправить почти невозможно, по крайней мере, без ущерба для самого себя, что он благополучно и провернул. А как хотелось бы увидеть его лицо ещё раз перед тем, как уже навсегда оставить лишь его образ в голове в качестве слабого, но единственного утешения…

Задний карман его тёмных джинсов завибрировал, сообщая владельцу, что кто-то жаждет разговора с ним в столь ранний час. А кстати, сколько сейчас?

Мужчина, нехотя, поднял голову на настенные часы, висевшие прямо над холодильником. Покрытый пылью циферблат показывал начало шестого утра. В такое время мало кто мог позвонить. По крайней мере, это точно не по работе, да и аренду он погасил ещё позавчера, значит…

Он, впопыхах вскочив со стула, неуклюже извлёк всё ещё звонивший телефон в комнатный полумрак и поднёс его к щурящимся от не такой уж внезапной яркости дисплея устройства – на нём слабо мерцали до боли знакомые иероглифы.

Наспех прочистив горло, он принял вызов:

- Да, - всё же вышло более хрипло, чем хотелось бы.

- Разбудил?

- Нет, я уже встал.

- Сегодня суббота, - напомнил ему голос.

- Знаю.

- Тогда зачем поднялся так рано?

- А чёрт его знает, - мужчина, испустив едва уловимый вздох, поднёс уже зажжённую сигарету к губам, - спать не хотелось больше.

- Тэтсуя, ты точно в порядке? Саске сказал, ты их вчера к Узумаки подвозил.

- Ага.

- И почему ко мне не заехал после? Я ждал тебя, - в голосе его собеседника было столько упрёка, что мужчина чуть не закашлялся после затяжки, которую успел сделать, пока от него не требовалось ответа.

- Прости, так вышло, - бесцветным голосом сообщил ему мужчина, хмуро затушив только начатую сигарету о блюдце, уже испачканное круглыми разводами от кофе, оставленными чашкой прошлым утром.

- Я думал, ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы понять – такие оправдания меня не устраивают.

- Даже если найду те, что устроят, легче всё равно не станет, - горько усмехнулся мужчина, отодвинув от себя блюдце, - прости, больше говорить не могу.

- Тэтсуя, только попробуй отключиться, ты же знаешь, что я так просто этого не оставлю.

- Я знаю, Итачи, именно поэтому, я тебя и полюбил. И я счастлив, что это было взаимно, пусть и недолго. Знаю, что не сможешь, но всё равно, хотя бы попытайся меня простить, - сказав это, мужчина завершил разговор и тихо опустил трубку на стол. На его идеальный торс упала капля. Пот? Вряд ли. Здесь слишком холодно. Тогда…

Рука сама взметнулась к подбородку, затем проследовала по влажному следу до самого уголка глаза. Кажется, теперь ему подвластны все человеческие чувства, без исключения. И каждое из них, если и не прекрасно, то, по крайней мере, особенное, и заставляет душу трепетать настолько сильно, что тело отзывается на этот трепет то случайной улыбкой, то случайной слезой. Жаль, что очень скоро ничего из этого не будет трогать его вновь запирающееся сердце.

На его плоскую грудь упала вторая слеза, следы которой он поспешно стёр с лица и вновь рухнул на стул, откинувшись на его спинку и закрыв глаза – не помогло. Боль в сердце была такой силы, что буквально выдавливала из теперь уже в прошлом философа всё новые и новые слёзы. Что ж, по крайней мере, он сможет проститься со своей любовью таким непривычным для него способом.

Когда, покрасневшие глаза перестали выплёскивать всю глубину его печали наружу, и мужчина наблюдал за тем, как мерцает его рука. Она, будто испорченная голограмма то исчезала, уступая место лисьей лапе, то вновь возвращалась, будто намекая, что ещё не всё потеряно. А тут ещё этот стук в дверь. Настойчивый такой. Неужели опять соседка со своими причитаниями, что у неё в зале куревом несёт? Вентиляция в этом доме так себе, да и стены не шибко толстые. Так что обвинение может быть не таким уж и беспочвенным.