Литмир - Электронная Библиотека

Я подъехал к Белогору, держа шлем в руках, сырой ветер холодит мокрую от пота голову. Он успокоил свою лошадь и напряжённо глядел на отходящие к Солнцеграду рати Дамагоя.

– Он не отдаст Аву, – приговорил Белогор и не мне вроде, а себе самому.

– Что?!

– Станет в заложницах держать…. – прошелестел он в своей манере, сам с собой.

– Какого чёрта мы тогда… – вспыхнул я.

Он посмотрел на меня, в глаза постепенно возвращается здешность.

– Сделаем вид, что подчиняемся, – это уже мне. – Усыпим его ум. Он самоуверен, это ослепляет его. Это как ещё один союзник внутри его стана. Хорошо, что наш противник Дамагой, я хорошо его знаю и знаю, чего он хочет, – он посмотрел на меня: – Ты не слепни от ярости, держись, Ориксай. Мы вместе с нею сдюжим.

Не слепни от ярости, он шутит? Я едва могу дышать от лавы вулкана, взрывающегося в горле

– Она в плену, Белогор… Она там, где…

Чёрными от громадных зрачков глазами он взглянул в мои глаза.

– Теперь он не позволит обидеть её. Какой бы сволочью он ни был, но теперь он её в обиду не даст, – он снова перестал смотреть на меня.

Правда уверен или хочет убедить себя самого?.. Не даст в обиду… тот, кто обидел её ребёнком?..

Глава 3. Ошибка или данность

Я вошёл в мой шатёр, проверить, не упустили ли Авиллу на этот раз, с них станется, сбежит из-под носа.

Немного напуганная Доброгнева встретила меня, бросившись навстречу, грохоча серебряными украшениями, разлетевшись прекрасными чёрными косами, широким одеянием, полоснувшимся вокруг её полного тела.

– Что?! Что происходит, Дамагой? Что за движение?..

– Идём в Солнцеград, – улыбнулся я.

Я счастлив. У меня крылья на пятках. Я едва сдерживаюсь, чтобы не подпрыгивать.

– Как?.. – она улыбнулась тоже, отступая, боясь, коснуться меня, покрытого ошмётками грязи. – Правда?.. Они отступают?!

– Уводят людей из города, – добавил я.

– Зачем позволил? А если все уйдут?

– Что теперь? Пусть идут. На что они тебе?

– Быть не может… – покачала головой Доброгнева.

– К ночи въедем в столицу, ночевать будем в тереме, – сказал я, не переставая улыбаться. – Спасибо Аве, попалась, как глупый зайчонок в силки. Где она?

Доброгнева кивнула на соседнее, внутреннее отделение шатра.

– Там этот… Волк её стережёт, связал, сидит, глядит на неё, не отрываясь. Я опоила её дурманом, этот насильно влил… Бешеная, дерётся, дикая совсем девка! Вовсе не «зайчонок», – мрачно усмехнулась Доброгнева.

Я вошёл туда, вижу Аву на ложе, ох и грязна… и Волк подскочил, глядя на меня горящими глазами, преданность и страх в его глазах.

– Вымыть царицу надо, – сказал я, скользнув по нему взглядом.

Я вышел обратно к Доброгневе:

– Бани топленые есть?

– Найдутся. Но… Она не ранена? – бледнея, спросила Доброгнева.

– Откуда знать?

– Я не могу касаться её, если ранена. Да… и никто не может, это опасно для неё.

– Отмыть надо. Негоже царице…

– Она же… ты же победил её, и всё царицей кличешь?

– Ава – царица. Пока нет новой, она царица. Пока жива, – добавил я. – Вымыть царицу.

Темнеет. И похолодало к ночи, раскисшая грязь взялась ледком, похрустывает, как засахарившееся варенье, к утру застынут твёрдо следы и рытвины, бело от инея будет. Удивительно холодная весна. Я такой не помню за всю мою жизнь. Люди вереницами тянутся из ворот Солнцеграда. Но мы смотрим на них, с всё возрастающей тоской.

Это то, чего мы хотели, и это часть нашей стратегии, учитывая, предстоящую скорую, очень скорую, гибель Солнцеграда. Но мы проиграли: теперь там Ава. Конечно, не могло всё достаться легко.

Как болит сердце… каким тяжёлым холодным камнем тоска придавила меня.

Нет, она не умрёт там, но, сколько опять ей придётся претерпеть? И долго ли?

– Как царицу станем отбивать? – проговорил Ориксай, наконец, вслух произнеся то, о чём мы оба думали.

– Мне бы пойти туда.

– Белогор, – вздохнул Ориксай устало, – это именно то, что им нужно. И оба останетесь там.

Мы молчим дальше, продолжая наблюдать за исходом семей северян и сколотов, не захотевших остаться под властью Лунной жрицы и новоявленного царя, кем, впрочем, Гордоксай ещё не объявил себя.

Отягощённые скарбом, с телегами, козами, курами, овцами, гусями и утиными выводками, люди идут довольно быстро. Всю ночь шли. И утро. Иссякли уже после рассвета. Мы уводим всех как можно дальше от Солнцеграда, мы уходим далеко, на юго-восток, подальше от гор и от озера. Здесь и встанем лагерем.

Яван, которого пришлось лечить от раны в плечо, нанесённой топором, так, что треснула кость, Ориксай и я проводили Совет, не глядя друг на друга. Всем нам ясно одно: то, что царица в руках врага перечёркивает нашу победу. Тем более что и погибших мы насчитали почти тысячу за такой короткий бой. И раненых ещё три. Но раненых, мы вылечим, а вот тех, что ушли за тенями, уже не вернёшь.

Я рассказал Явану, что я прозрел относительно ледника и Солнцеграда, на что он только ещё мрачнее посмотрел на меня. Он себя винит в том, что Аву смогли похитить подручные Гордоксая. Но мы все виним себя в этом. И все не можем придумать, что же теперь в связи с этим всем делать. Только о царевичах Яван рассказал нам, что их увёз в неизвестном направлении его скоморох.

Орик вскинулся было, но сам себя и остановил:

– Авилла не доверила бы ему царевичей, если не была бы совершенно уверена.

Я посмотрел на него, соглашаясь.

– Люди из других городов идут к нам, – сказал я.

– Только бы не препятствовали им.

– Пока нет препятствий…

Я очнулась в постели, в моей постели в тереме и даже под моим мягким одеялом. Был уже конец дня, у меня сильно болела голова, от этого я, в общем-то, и проснулась. Я была одета в чистую рубашку, и вся я была чистой, даже косы заплели. Кто-то позаботился обо мне.

Но чувствовала я себя больной. Я села в постели и, прежде чем огляделась, услышала голос, который почему-то не сразу узнала. Из-за головной боли, должно быть, я всё слышу будто сквозь плотный платок.

– Проснулась, наконец-то – голос звучит удовлетворённо. – Что-то я переборщила, знать, с маковыми каплями, ты трое суток спала… Всё время я с ними путаю, не наше средство, не чувствую его как наши… Вставай, Ава, Гордоксай заждался уже поговорить с тобой.

Пока она говорила всё это, я думала. Мне стало ясно, что произошло. Я хорошо помню, как меня потащило по земле, опутав жёсткой верёвкой. Я помню грязного Волка, с ещё возросшим безумием в глазах, неотступно смотревшего на меня, связанную, будто запечатанную в кокон, пока не явились какие-то ратники, все держали меня, щёки придавили к зубам, пока вливали что-то в рот. Нева приблизиться побоялась, предоставила мужчинам…

Я села, опустив ноги к полу. Мутит ужасно… но я постаралась превозмочь это и слабость, что владеет мой. Ничего, сейчас тело очнётся тоже, станет легче.

На краю постели я увидела моё платье, богато расшитое золотом, украшения, чулки, сапожки. Нева позвала девушек, приоткрыв дверь, чтобы помогли мне одеться.

– Так ты двойню родила всё же, – продолжила Нева, пока меня одевали, пока распутывали, расчёсывали косы, пугливо, озираясь на меня, не стану ли колотить, за то, что больно тянут волосы. Это не мои девушки. Незнакомые. С ними, что ли пришли или они из местных набрали новых теремных девок?

Я не говорила ничего. Я выпила почти половину кувшина воды, бывшего здесь, чувствуя себя легче с каждым мгновением.

– Где сын Белогора, Ава? – спросила Нева, наконец, едва последняя из девушек вышла за двери, похоже, дошла до самого важного вопроса.

Я, между тем, уже готова, серьги закачались у лица, придавая мне почему-то уверенности. Потому что они из золота?

На Доброгневин вопрос я рассмеялась, но вообще-то это все не смешно. Тайна рождения царевичей должна навеки быть тайной. Падающий Север под своими обломками погребает и нас. Или это мы рушим его своим бесстыдством? Что раньше? Что причина, что следствие? Мы с Белогором остались последними золотыми детьми, потому что пора погибнуть Северу или мы его губим? Мы с Белогором…

5
{"b":"653182","o":1}