То, как вы встретились, ты же знаешь, что такое не длится долго. Ты должен перестать
лгать самому себе и позволить этому быть тем, чем оно есть.
Я даже не знаю, как реагировать. Но точно знаю, что он не прав. Я уверен, что он
не прав. Тогда почему я чувствую нить сомнения глубоко внутри себя?
Он продолжает, по-видимому, устав.
— Я знаю тебя, Матео. Ты всегда хочешь сделать все правильно. Такой
благородный иногда, что прям скучно. Вот почему этот маленький эпизод обеспокоил
меня. Это не похоже на тебя, не на того, которого я знаю. Но сейчас ты чувствуешь, что
из-за того, что разрушил вполне приемлемый брак, ты должен держаться за эту девочку, быть с ней, создавая из нее ту, которой она не является. Ты должен научиться отпускать.
Ты не можешь жениться на двадцатичетырехлетней канадской девочке в татуировках. Из
этого ничего не выйдет, и ты будешь заперт в мире несчастья даже хуже, чем в первом
случае. — Бон постукивает рукой по столу. — Ты должен начать меньше думать своим
членом, а больше головой. Отпусти ее и найди кого-то другого своего возраста, своего
уровня.
Он встает и извиняется, что ему надо в туалет, прежде чем я могу сказать что-
нибудь. Бон когда-то был моим другом, но теперь я не уверен, так ли это. Похоже, что это
больше, чем всего-навсего беспокойство. Может, он говорил с Изабель? Ревнует или
просто не одобряет?
Не знаю. Но, без сомнения, мне не стоит слушать это.
Подхожу к официантке и протягиваю ей сто евро, чтобы оплатить счет. Затем я
покидаю бар, и Бона.
Когда я приезжаю обратно в квартиру, Вера еще не вернулась. Длительная
прогулка не повлияла никак, чтобы успокоить нервы, на самом деле, жара, кажется, сделала только хуже — так что я наливаю себе большой стакан виски, который спасает
меня в редких случаях, и сажусь на балконе. Дует легкий ветерок здесь, а суета улицы
снизу отвлекает меня.
Бон неправ. Вот и все. Хотя кое в чем прав. Верно, я всегда старался поступать
правильно, вероятно, поэтому и был с Изабель так долго — и я очень забочусь о
репутации, будь то моей семьи или своей собственной.
Но вещи меняются. Иногда все, что требуется для человека, чтобы потерять себя, найти другого. Возможно, это не так уж и хорошо, быть постоянно благородным, проявлять первым беспокойство. Может быть, это было тем, в чем я нуждался, найти Веру
и отпустить человека, которым я так старался быть, и просто, наконец-то, быть самим
собой.
Мне только жаль, что это так трудно.
Я сижу на балконе довольно долго, слушаю людей, болтающих на улице, рев
машин, проезжающих мимо. Когда виски начинает клонить меня в сон, встаю и
возвращаюсь внутрь, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Вера спотыкается об порог
парадной двери.
Она пьяная, ее грудь почти вываливается из декольте платья, волосы растрепаны в
разные стороны вокруг ее лица.
— Веселишься? — спрашиваю, когда она небрежно наклоняется к тумбе в
прихожей и безрезультатно пытается скинуть свои туфли. — Держись, — говорю ей
нежно и присаживаюсь рядом с ней. Она опирается на меня, в то время как я стягиваю ее
туфли и ставлю их на обувную стойку под крючками для одежды.
— Спасибо, детка, — произносит она нечленораздельно, а я чувствую ее вес своей
спиной. Я оборачиваю руки вокруг ее талии и держу ее крепко, пока выпрямляюсь. Ее
макияж расплылся, и она криво улыбается мне.
— Не за что, — говорю я ей, внимательно всматриваясь в нее. — Где вы, ребята, были?
Она пожимает плечами.
— Я на самом деле не помню. Мы встретились с Рикардо в каком-то баре. Он был
там со своими друзьями.
Беспокойство зарождается у меня внутри. Мне очень нравится парень Клаудии, Рикардо, но пару раз я встречал его друзей, и они не смогли произвести на меня
впечатление. Они, без всяких сомнений, были молодыми и дерзкими, как многие
современные испанцы, пытающиеся возродить Сида Вишеса (прим.: британский
музыкант, известный прежде всего как басист панк-рок-группы Sex Pistols). Мне не
нравилось, что Вера ходила с ними, но опять же, я бы туда точно не пошел. Прыгать и
плясать в баре — это больше не для меня, но это определенно было для Веры.
— Я вижу, — говорю. — Похоже, вы хорошо провели время.
Она пожимает плечами.
— Много коктейлей и танцев. Обычно дело.
Она пытается снять с себя платье, и я помогаю ей, расстегивая молнию. Она
совершенно голая под ним, но на этот раз у меня нет никакого интереса, чтобы трахнуть
ее. Вместо этого, во мне растет беспокойство, и я смотрю на ее тело, задаваясь вопросом, почему кто-то вроде меня заслуживает его, если у меня даже нет желания выйти с ней и ее
друзьями.
— Ты собираешься уложить меня в кровать? – спрашивает она, хлопая глазами и
покусывая губу.
Естественно, я сделаю это, но не тем способом, о котором она думает, не тогда, когда она так пьяна. Я усвоил свой урок несколько раз прежде.
Конечно же, как только она касается простыни и кладет голову на подушку, то
закрывает глаза и отключается. Следует легкое похрапывание.
Я вздыхаю и укрываю ее, затем наливаю стакан воды для нее и беру две таблетки
ибупрофена. Ей всегда плохо по утрам после ночной попойки, и так как у нее до сих пор
есть работа утром в Лас Палабрас, то она должна быть в своем лучшем состоянии.
Я раздеваюсь догола и тоже ложусь в кровать. У нее не одной завтра большой день.
Завтра все поменяется.
Тем не менее, такое чувство, что уже все изменилось.
Глава 4
Пятница и выходные прошли почти так же, как обычно. Был, конечно, особый
момент, когда со мной связался Педро, и я сообщил ему, что с огромным удовольствием
принимаю его предложение о работе. Я отпраздновал это, добавив немного бренди в свой
кофе. Вера была на работе, мучимая похмельем, иначе она разделила бы со мной этот
момент.
В субботу мы забрали Хлою Энн и повели ее смотреть уличный детский концерт.
Она была угрюмее обычного, возможно, потому что жара все никак не отступала, хотя все
же выглядела довольной. Когда ты ребенок, сладкая вата способна устранить любые
проблемы.
Воскресенье был ленивым днем, посвященным чтению газет и распиванию пьяного
лимонада. Было легко притвориться, что все просто отлично.
Но сегодня я уверен, что совсем не отлично. Я ощутил это, как только проснулся, почувствовав, что что-то гложет меня. Я должен быть счастлив, просто на седьмом небе, ведь я собирался одеться и поехать в офис на стадион, чтобы официально начать свой
первый день на работе мечты, день возврата в команду.
Но на данный момент мой желудок превратился в комок нервов.
Даже Вера чувствует это во время совместного принятия душа, ее брови сходятся
вместе, демонстрируя дискомфорт и беспокойство.
— Все в порядке? – спрашивает она. – Ты словно отдалился.
— Как будто я в другой галактике? – поворачиваю ее, чтобы натереть ей спину
мылом. Она приподнимает волосы со спины, чтобы облегчить к ней доступ.
— Типа того.
— Думаю, я нервничаю из-за первого дня, — отвечаю я, она кивает. – Я
переживаю, что он может стать последним.
После этого делаю паузу, и она одаривает меня через плечо извиняющимся
взглядом.
— Прости, я знаю, что это не из-за меня.
— Возможно, все из-за тебя, — шепчу я. – Я не могу делать вид, что не боюсь за
нас.
Ее лицо немного грустнеет.
— Не волнуйся, — говорит она, и я почти верю, что она именно так и делает. – Я
надрывала свою задницу в пятницу. Они меня не отпустят. Я им этого не позволю.
Я наклоняюсь и целую ее плечо, чувствуя вкус мыла и свежесть ее кожи.
— Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Но это не означает, что я
перестану беспокоиться.