От башни кругами разбегались привычные домики, однако почти каждый был обнесен широким рвом с подъемным мостиком со стороны дома, а в живых изгородях и на заборах поблескивали щедрые навороты колючей проволоки с бубенчиками. И народу на улицах было не слишком много, а те, кто был, двигались вроде как с оглядкой, тревожно зыркая по сторонам. Заметив нас, отвешивали низкие поклоны, хотя я никогда еще не ощущал во взглядах, исподволь бросаемых на меня, столько пугливой ненависти.

Страж-циклоп следовал за нами по пятам, зловеще помахивая палицей, тогда как страж-биорд парил в воздухе почти над нашими головами, словно защищая от неведомой опасности сверху. Так они что, от местных жителей нас оберегали? Да что же такого гад Печерский натворил в этих землях?

Навстречу нам по искусно вымощенной мелкими плоскими камешками мостовой двигалась семья флэммов: муж и жена, оба еще совсем молодые, а между ними девочка лет шести, в красном платье. Она держала за руки обоих родителей, но не прыгала и не висла на них, как все дети на свете, а шла тихонько, опустив глаза на носочки своих забавных белых туфелек с застежкой-бабочкой. Ей как будто нездоровилось. Не знаю почему, но я засмотрелся на малышку, даже замедлил шаг. Вот в тот момент все и началось.

Девочка сначала замерла, как будто ей в туфлю что-то попало и стало трудно идти. Затем вскинула голову, с шумом втянула в себя воздух, ее испуганный взгляд заметался по лицам родителей. Еще через мгновение тело ее неестественно изогнулось назад, так что золотистая макушка почти коснулась подошв туфелек. Вывернувшись из рук взрослых, девочка рухнула на спину и забилась в конвульсиях, издавая жуткие горловые звуки, похожие на клекот. Застыв на месте, я смотрел, будто в кошмарном сне, как конечности малышки то вытягивались метра на два, то рывком сокращались, словно резиновые.

Родители, само собой, бросились на помощь дочери: упав рядом на колени, они крепко прижали ее тело к земле, не давая перевернуться на живот, чего та, по всей видимости, всеми силами добивалась.

Отец всем телом навалился дочке на ноги, но тут же вскинул голову, вглядываясь в лица прохожих, и хрипло, с полнейшей безнадежностью, произнес:

– Умоляю! Умоляю!

Однако никто не собирался им помогать: люди хватали собственных детей, в панике разбегались в разные стороны, заскакивали в дома, свои и чужие, так что минуту спустя единственными свидетелями остались лишь мы с Иолой да еще наши стражи.

Биорд спустился с небес и теперь стоял прямо перед нами, циклоп же, занеся руку с палицей над головой, мелкими шажками подбирался к группе на мостовой. Теперь по железному основанию его оружия, и без того грозного, паутиной струились электрические разряды.

Родители девочки тоже заметили его приближение и закрыли собой тело бьющейся малышки. Мать наклонилась особенно низко, и тут девочка, быстрым движением вскинув голову, впилась зубами в ее предплечье. Хлынула кровь, но женщина словно не замечала этого, не чувствовала боли и смотрела только на циклопа и его страшное оружие.

– Нет! Нет! – твердила она на общем языке. – Не надо, прошу!

Тут я вышел из ступора, потому что нужно было хоть что-то сделать. Прыгнув вперед, сначала отпихнул циклопа, а потом оттащил женщину и занял ее место, с силой вжав голову и плечи девочки в мостовую.

С удивлением осознал, что эта худенькая малышка была едва ли не так же сильна, как я сам. Даже непонятно, как отцу удавалось пока справляться с ней. Узкие косточки предплечий под моими ладонями растягивались и прогибались, словно резиновые, я боялся, что проткну пальцами насквозь ее лишенное костной опоры плечо. А флэмм опять заладил свое. Только теперь он, тяжело дыша, протягивал руку уже ко мне:

– Умоляю! Умоляю!

Сначала я не понял, о чем он просит: я ведь и так ему помогал. Попытался поймать его взгляд и спросить, в чем проблема, вот только все слова чужого языка куда-то разбежались. Но флэмм не смотрел мне в лицо, его глаза были прикованы к чему-то ниже. Я вдруг сообразил: он смотрит на ампулу, выпавшую из-за ворота моей футболки и теперь болтавшуюся на шнурке над самым лицом девочки. И та тоже следила за ней, словно завороженная, скалила окровавленный рот…

Я сорвал ампулу с шеи и вложил в чужую ладонь. Флэмм в один миг вытащил стеклянную крышку, прижал ампулу к губам дочери и влил в них багровую кипящую жидкость.

Поначалу девочка забилась и захрипела еще сильнее, но уже через полминуты ослабла, конечности перестали растягиваться, веки устало сомкнулись. Флэмм бережно поднял дочь на руки, прижал к себе, а затем перевел на меня глаза, в которых плескалось изумление пополам с благодарностью. Несколько человек, вынырнувших будто из ниоткуда – наверное, прятались за деревьями, – помогли подняться на ноги его жене. Флэмм двинулся прочь, сильно горбясь над своей бесценной ношей. Он не оглядывался, зато его жена, которую вели следом, постоянно бросала на меня взгляды через плечо и что-то кричала на языке флэммов.

Мы с Иолантой молча смотрели им вслед. А потом я понял, что с нас хватит, даже Иола на этот раз не посмеет со мной спорить, и рявкнул на наших охранников:

– Немедленно проводите нас к ближайшему выходу на поверхность!

Циклоп молча двинулся куда-то вбок, мы – за ним. Биорд снова взмыл в воздух. Скоро мы покинули главную площадь и долго шли по какому-то туннелю, неосвещенному и без привычных вагонеток. Наконец циклоп отворил люк в земляной стене и замер, почтительно склонив голову. Мы с Иолой шмыгнули туда с такой поспешностью, будто за нами гнались.

Этот проход оказался узким, непривычно низким, приходилось двигаться по нему, согнувшись чуть ли не пополам. Но и совсем заброшенным он не выглядел, за ним явно присматривали, держали в порядке. Где-то в глухом лесу, отвалив огромный маскировочный валун, мы выбрались на поверхность, и я первым делом рухнул на траву. Никогда еще возвращение на поверхность земли не было таким облегчением.

Здесь уже совсем стемнело, ранние сумерки – единственное напоминание, что сейчас конец февраля. Иола углядела в траве неприметную узкую тропку, по которой мы скоро выбрались на трассу и увидели с высоты Пулковских высот сияющие огни Питера. Развернулись к ним спиной и спустя десять минут молчаливого бега – обсуждать увиденное мы пока не решались – уже были в нашем городке. И лишь тогда Иола произнесла первую фразу:

– Хорошо хоть, все нормально закончилось…

– Ты о семье флэммов? Надеюсь.

– Видел, что творилось с девочкой? С ее руками и ногами? Она словно превращалась в какого-то… спрута!

– И видел, и чувствовал. Кости были как живые, такие мягкие, тягучие.

– Я надеялась, что мне почудилось, – вздохнула Иоланта. – Это уже вообще никак не объяснить. А что кричала та флэммка, ты понял?

– Благодарила, наверное? – предположил я.

– Ага, в первой фразе. А потом повторяла на разные лады, типа это все равно случится, если мы не принесем им эликсир.

– Эликсир? Понятно, значит, все дело в этой штуковине, как я и думал… Но вот интересно, с какой стати ампулы доставляли им пажисты, если Древние давно знают про эти штуки, даже воевали из-за них?

– Меня спрашиваешь? – хмыкнула Иола.

– Главное, при чем тут Кира? Пойдем сразу к Великому? Наверняка он еще не спит.

Мы как раз пробегали мимо нашей погруженной в темноту школы, и я поймал Иолу за руку, чтобы развернуть к беседке Тир-Убреля. Секундой позже Иола стряхнула мою ладонь с такой поспешностью, словно это был скорпион или еще нечто более мерзкое.

– Прости, – пробормотал я. – Я просто хотел…

– К Жрецу мы не пойдем! – перебила меня Иола. – Дождемся, когда вернется Эрик Ильич, и все ему расскажем.

– Но почему, Иол? Ведь ты именно Жрецу обещала разведать ситуацию, хотя, я считаю, он не имел права просить тебя о таком?! Наверняка он сможет нам хоть что-то объяснить, ведь про ампулу знал даже Притыкрырк, мало чего, но знал!

В тот миг я отдал бы половину своих атлантских способностей, лишь бы получить хоть какие-то ответы. Но только Иола уже все решила.