© Елена Булганова, 2019

© Макет, оформление. ООО «РОСМЭН», 2019

С того дня, как Соболь впервые привез меня в атлантский лагерь, много раз я прибегал сюда с радостью и веселым предвкушением новых приключений. Иногда приносил с собой тревоги и горести, а однажды – с погибшей Хонг на моих руках – невыносимое чувство вины и невозможности что-то исправить. Но никогда прежде мне не было стыдно появляться в лагере. А вот сейчас, когда Эрик Ильич нес меня туда на руках, было почти до тошноты. Я даже представить не мог, какими глазами посмотрят на меня ребята, каково им будет делать вид, будто все осталось по-прежнему.

Путь наш лежал через Нижний мир, и, хотя я все еще был слишком слаб, чтобы таращиться по сторонам, все же отметил, что он вовсе не так обезлюдел, как можно было ожидать теперь, когда Древние вышли на поверхность. Жизнь в подземных пещерах, называемых здесь городами и деревнями, кипела, как и прежде.

Эрик Ильич на мой невысказанный вопрос пояснил: большинство Древних адаптируются к жизни наверху постепенно, а те, у кого в семье маленькие дети или престарелые родственники, и вовсе не торопятся обзаводиться наземным домом, ведь не так уж просто менять веками сложившийся образ жизни.

Иола бежала рядом с Соболем, ужасно нервируя меня заботливыми взглядами и ежеминутными вопросами о самочувствии. Пришлось поплотнее закрыть глаза и прикинуться спящим. И вновь я их открыл уже после выхода из лифта, когда сквозь веки пробился золотой свет нашего негаснущего неба. Вот только впервые в жизни я был ему не слишком-то рад.

– Сейчас утро, ребята, думаю, все в школе, – задумчиво произнес директор, замедляя ход в спальном коридоре. Словно бы сомневался: нести меня в мою пещеру или сразу доставить на поляну и выставить там на всеобщее обозрение.

– Все? И Марк? Вовчик?

– Ну, школа теперь совсем другая, всем интересно там побывать, – туманно ответил Соболь.

– А Борис с Миленой? Они уехали, как собирались, или…

– Отложили отъезд под предлогом, что уж слишком интересные дела тут творятся. Но и их теперь в лагере не застать.

Директор все же притормозил возле двери в мою комнату, вошел и со всеми предосторожностями сгрузил меня на постель. Покачался с пятки на носок над моим ложем, словно заново привыкая к тому, что видели его глаза, и чересчур поспешно отвернулся, поймав мой тоскливый взгляд.

– В общем, по мере появления ребят буду им сообщать, что ты уже на месте. А то они ведь заждались, измучили меня и Софи вопросами. Но ты смотри, – обернулся он к Иоле, в замешательстве переминающейся на пороге, – следи, чтобы гости тут не кучковались и больше чем на пять минут не задерживались.

– А может, пусть вообще пока не навещают, а? – взмолился я. – Вот встану на ноги и сам к ним выйду. Ну правда, терпеть не могу этих визитов…

Эрик Ильич глянул на меня очень внимательно, со своим фирменным прищуром:

– Алексей, что за пораженческие настроения? Ребята в курсе, что с тобой произошло, стыдиться тут абсолютно нечего. И выглядишь ты, кстати, не как монстр какой-нибудь, а вполне прилично.

– Печерский был монстром, – выдавил я сквозь зубы.

И тут же Иоланта влезла со своей репликой:

– Ну, ключевое слово – был.

Я просто поражался неделикатности этих двоих, которые вели себя так, будто это в порядке вещей: оказаться в теле заклятого врага, тобой же и убитого. Но понимал, что они все равно все сделают по-своему, поэтому лишь закрыл глаза и отвернул голову к стене – ворочать все тело пока не получалось.

– Ладно, всем отдыхать, – приглушенным голосом отдал распоряжение директор. – Тебя, милая, это тоже касается (судя по звукам, Иола как раз устанавливала стул в изголовье моей кровати). Отправляйся-ка в свою комнату, этот молодой человек часок отлично обойдется и без нас.

Иола тяжело задышала в знак протеста, но авторитет Эрика Ильича был для нее неоспорим, так что скоро я наконец остался один. И тут же в голову привычно полезли ужасные мысли, так что я и не рад был своему одиночеству. Я думал о своих родителях, которые потеряли сына, ведь невозможно, немыслимо объяснить им, что со мной произошло. И дочь, скорее всего, потеряли тоже: я не был уверен, что Кира еще жива. Она ведь стала Расколотой и больше не представляла интереса для приора. Они бы не стали удерживать ее в пещере. А раз до сих пор не объявилась у родителей, значит, или не пережила потери своей половинки, или же приор Гай счел ее опасной свидетельницей… Но тут меня одолел спасительный сон.

Когда же я снова открыл глаза, то с удивлением обнаружил, что на стуле рядом с моей кроватью сидит, уткнувшись в книгу, незнакомая мне девушка лет девятнадцати. Лицо у незнакомки было круглое, и глаза круглые, и рот, даже кончик носа. И прическа какая-то чудная: часть очень густых каштановых волос заплетена в косу и уложена вокруг головы, а часть крупными локонами спускается на плечи и грудь. Девушка выглядела забавной и ужасно симпатичной в одно и то же время.

– О, здравствуй! – обрадовалась, заулыбалась гостья, поймав мой взгляд. – А я вызвалась посидеть с тобой, пока все заняты.

– Здравствуйте, – произнес я не очень уверенно, задаваясь вопросом, где мог видеть ее прежде. Где-то ведь точно видел.

– Меня Зиночкой зовут. Ой! – Она прижала пухлую маленькую ладонь ко рту и еще больше округлила глаза. – То есть Зинаидой. Но называют все Зиночкой, и ты так зови.

– Ладно. А вы кто? – Я решил особо не церемониться, болящим ведь все прощается.

– Мы с мужем временно поселились в вашем лагере, чтобы побыть среди своих, – информировала меня Зиночка. – Мир так удивительно изменился, столькому нужно научиться, о стольком расспросить…

И тут я сообразил: конечно же я видел ее – точнее, их с мужем – в саркофаге, в том здании, куда чета биордов пришла проститься со своими близкими, ушедшими в будущее. И воскликнул:

– Так вы были в анабиозе! Как давно?

– Больше двухсот лет, – охотно отозвалась девушка. – Когда Россия вступила в войну с Наполеоном, мой муж, как дворянин, должен был явиться в свой полк, к которому был приписан с рождения. Но нас, ты же понимаешь, такой поворот дела не устраивал, и мы спустились в мир Древних.

– Ясно. А почему согласились на анабиоз, вас же никто не заставлял, верно?

Зиночка помотала головой с такой силой, что локоны хлестнули ее по щекам, а одна завитушка уцепилась за противоположное ухо:

– Нет, конечно. Но, знаешь, мы с мужем не теряли надежду, что однажды мир изменится к лучшему, прекратятся войны, сойдет на нет ненависть людей к тем, кто хоть немного отличается от них. Хотели сохранить свою молодость до той поры, чтобы обзавестись потомством. И мир действительно изменился! – воскликнула она, лучась улыбкой. – Конечно, наши дети, скорее всего, родятся без пары, но им хотя бы не придется стать заложниками тайны своих родителей. Или прожить всю жизнь под землей. Конечно, Древние любят свой мирок, но я так и не смогла привыкнуть к кротовому существованию. И как же я рада, что нас разбудили и почти сразу разрешили подняться наверх!

И тут я не удержался – ответно улыбнулся Зиночке, с некоторым удивлением ощущая эту еще не испробованную на новом лице гримасу. Как же удачно получилось, что первой навестить меня пришла эта милая атлантка, которая знать меня прежнего не знала и не имела повода сейчас таращить глаза, ужасаться или удивляться. Попытался расспросить ее о том, что сейчас делается в городе, но Зиночка поспешно прижала палец к губам: