Особенно хороша последняя строфа (см. внизу – З.В.). Это уже не песня, а мобилизационное предписание, военкоматовская повестка, что принёс курьер с рассыльной книгой.

Плакат фильма «Если завтра война».

Фильм был учебным – полуигровым, полудокументальным.

Чего с него взять

Всем народом, с барабанами и прочей весёлой музыкой, шагом марш! Вот это война так война, любой бы не прочь. Только по какому-то фантастическому стечению обстоятельств в октябрьские дни 1941 года, когда над Москвой летал пепел торопливо сожженных архивов, когда на улицах валялись папки с полусекретными и секретными документами, выкинутые из учреждений, когда спешно объявленная эвакуация шла полным ходом − кто грузился в отдельные спальные, кто в теплушки, уходили от вокзалов составы, сцепленные из вагонов электричек, был даже поезд, где на открытых платформах установили троллейбусы без колёс, чтобы ночевать в относительном тепле, – автор стихов Василий Лебедев-Кумач, знаменитый поэт-песенник, не возглавил московское ополчение, не повёл добровольцев на окраины, чтобы защищать древнюю столицу, а, набив две грузовых машины личными вещами и мебелью, отправился на Киевский, если память не балует, вокзал, надеясь получить два отдельных вагона, пусть и не пульмановских, но обязательно купейных. Вагонов ему не дали, даже запретили въезд машин на вокзальную территорию. Не помогло и то, что знаменитый автор был депутатом Верховного Совета СССР и свежим кавалером – лауреатом Сталинской премии второй степени за 1941 год. Поэт устроил дикий скандал, кричал принародно, дескать, в полном разгроме виноват мерзавец Сталин, а когда понял, что накричал лишку, и большого, начал тут же на вокзале изображать сумасшедшего, хотя, может быть, и произошло с ним нечто вроде временного помешательства, ум прославленного стихотворца зашел за разум и не желал выходить назад. Так что вместо эвакуации этот автор, депутат и лауреат (все трое) оказался в больнице, где его, пропорционально званиям и регалиям, поместили на этаже, предназначавшемся исключительно для наполеонов, цезарей и депутатов верховных советов различных созывов и роспусков (о психиатрической лечебнице более поздней советской эпохи см. в главе «О литерных психах из больницы № 5, которая находится совсем не там, где принято думать»). Думаю, на прогулке в больничном дворе он встретил и барабанщиков, и запевал, и музыкантов, и запряжных тачанок, и рядовых пулемётных расчётов: № 1, № 2, № 3, № 4 и дальше по именному списку – № 5, № 6, № 7. С психов взяток нет, антисоветская пропаганда и агитация, паникёрство в военное время, злобные выпады против руководителей партии и правительства, которые тянули на расстрельную статью (впрочем, как паникёра его имели право расстрелять без суда и следствия на месте, то есть возле Киевского и любого другого вокзала), были прощены; может, добавили порцию-две инсулина – сумасшедших долго лечили долговременным сном.

В общем, как ни готовься к самому худшему, грянет оно нежданно-негаданно, и куда хуже, нежели представлялось. А ведь ещё и в двадцатых годах стала ощущаться разлитая в воздухе – без вкуса, без запаха покуда – тревога. И вперегонки сочиняли фантасты утопии и дистопии, и у всех отчего-то выходило похоже: сумасшедшие профессора изобретали или отыскивали таинственные лучи – лучи, способствующие необычайному росту живых организмов, как в «Роковых яйцах» Михаила Булгакова, лучи, способные убивать, как в «Гиперболоиде инженера Гарина» Алексея Толстого-второго, то есть лучи смерти или лучи жизни. Читать эти книги занятно, пускай истории, в них рассказанные, к реальности не имеют ни малейшего отношения.

Стихотворцы приметливей и мудрее, они видят скрытое, куда больше чувствуют, куда о большем догадываются, следуя по движению стиха.

Что остаётся фантастам? Лишь вторить чужим прозрениям, облекать их в понятные для широкой публики формы. Роман Александра Беляева «Властелин мира» рассказывает об изобретателе, научившемся внушать человеческим толпам мысли с помощью волн, распространяемых специальным аппаратом. Не радио ли это, говоря привычными словами? Это оно двигало человеческие массы, ему не было ни границ, ни застав – настанет время, заставы попытаются выставить, «глушилки» монотонным, иногда переливающимся гулом заполнят эфир, но всё напрасно (см. главу «Пространные рассуждения о недлинной песне и приёмнике с коротковолновым диапазоном, а именно – транзисторном»). Напрасно потому, что люди очень податливы, будто и впрямь у них в голове встроена какая-то антенна. «У одного моего пациента, – рассказывал психиатр, специализирующийся на делириумах и тременсах, – к слуховым галлюцинациям начали присоединяться и другие симптомы. Возникали неприятные ощущения в разных частях тела. Иногда ему казалось, что его руками или ногами кто-то двигает. Перед больным встал вопрос: что с ним происходит, кто распоряжается его телом, откуда все это? Постепенно он пришел к выводу, что им завладела группа злоумышленников, которые влияют на него какими-то токами или лучами, лишают его воли, вкладывают в его голову чужие мысли, а его собственные делаются известными всем окружающим. Эта шайка – не кто иные, как иностранные шпионы. Из его головы сделали “склад государственных тайн”, некий радиопередатчик, запеленговать который необычайно трудно. Одновременно он продолжал слышать угрожающие голоса, приказывающие “сотворить” то одно, то другое, иначе его сыну или другим членам семьи будет плохо. Когда больной стал просить своих “хозяев” отпустить его, ему ответили, что взамен себя он должен отдать им сына, которому только что исполнилось 16 лет. Не видя никакого выхода и не желая “подвергать сына такой ужасной судьбе”, человек пытался покончить самоубийством. Умереть не умер, но остался на всю жизнь калекой». Эта почти современная вариация фольклорного мотива «заложное дитя» полностью вписывается в общую картину. Есть ли разница, при помощи каких приспособлений шлют внушения, есть ли разница, что является катализатором бреда – атмосфера эпохи или алкогольная зависимость, бутылка водки или радиотранслятор, «голоса из космоса» или «вражеские голоса» в эфире, усиленные по последнему слову техники?

Детекторный приемник более усовершенствованной, что ли, конструкции. Самодельные были совсем простыми – в несколько деталей плюс желание услышать окружающий мир

Пока же существовал детекторный радиоприёмник, странная конструкция, не казавшаяся таковой; вот удивительной – верно. Водили особой иголочкой, пытаясь отыскать радиостанцию, настроиться на волну. Кропотливое занятие разве не напоминает то, чем занят владелец транзисторного приёмника, который пытается обойти «глушилки», прорваться в чистый эфир, оседлав короткие волны: я, как на карте школьник, ищу в эфире путь?