— Ну, в свою защиту…

Они продолжают говорить, но я смотрю на угол, за которым исчезла мисс Дэнфорд. Я извиняюсь и следую за ней.

Она проскользнула по коридору к открытой двери гостиной. Она стоит там спиной ко мне целую минуту, когда из комнаты доносится несколько мужских голосов, и я не уверена, подслушивает она или не решается войти. Если мисс Дэнфорд и знает, что я здесь, то не подает виду.

Через секунду она замирает.

— Мисс Теллур, вы не с другими гостями.

Я распахиваю глаза.

У меня пересыхает во рту, когда она поворачивается и изучает меня своими лавандовыми глазами над морщинистыми щеками и симпатичным синим костюмом с необычно большими пуговицами. И голос очень похож на бой часов.

— Тебе что-то нужно, дорогая? Или ты здесь только, чтобы подслушивать?

Я качаю головой.

— Я не понимаю. Вы…

Ее усмешка становится шире и она делает шаг вперед, чтобы рассмотреть меня с ног до головы, прежде чем ее взгляд возвращается к моему лицу.

— Я ожидала, что из всех участников конкурса, ты знаешь, что все не всегда так, как кажется, Рен Теллур из Порта, — она поджимает губы и откидывается назад, продолжая рассматривать меня, затем осторожно достает из кармана пустую деревянную трубку. Она поднимает и смотрит на нее, затем одним быстрым движением взмахивает ею перед собой.

В этот момент она превращается в пожилого седовласого мистера Келлена в пурпурном жилете и с пустой деревянной трубкой.

Прежде чем я успеваю моргнуть, она снова взмахивает деревянной трубкой, как волшебной палочкой, и возвращается в женскую версию того, кем является.

Я закрываю глаза. Открываю их. Она все еще тут. Я щурюсь.

— Кто вы?

Она хихикает и это тот же приятный звук, который я слышала когда-то ночью в коридоре возле кабинета моего дяди.

— Женщина должна найти свой собственный путь, да? Будучи единственным живым наследником в длинном ряду Холмов, я не могла позволить, чтобы это имя умерло вместе с моим отцом. Так что… — она пожимает плечами. — Хоть мне и не дали образования, которое традиционно необходимо для ведения бизнеса, он обеспечил мое обучение, — она слабо улыбается и постукивает трубкой по руке. — Другое. А сейчас… — ее губы растягиваются в слабой улыбке. — Если я не могу посещать школу, то, по крайней мере, я могу повлиять на тех, кто ее может.

В следующее мгновение она радостно хлопает в ладоши и одаривает меня улыбкой.

— Добрый вечер, Рен. И еще раз поздравляю с победой. Я ожидаю, что ты сделаешь много хорошего для мира людей, — она возвращается в гостиную.

— Но ключ был у Винсента, — быстро говорю я.

Она замедляется и наклоняет голову.

— Да, мисс Теллур, ключ был у него. Я никогда не говорила, был ли ключ фактически или лишь характеристикой. Я надеюсь, какой-то из твоих интеллектуальных талантов уже ухватился за это.

С этими словами она снова взмахивает трубкой перед собой и принимает совершенно новый облик — лысеющего мужчины средних лет в костюме и галстуке — и, кивнув мне, шагает в дверь, чтобы присоединиться к мужчинам.

А я остаюсь смотреть в пустоту.

Я хмурюсь и поворачиваюсь, чтобы… сделать что? Я не знаю, но в тот момент, когда я проскальзываю назад к вечеринке, голос говорит:

— Я слышал, что короткие волосы у женщин могут войти в моду.

Лют.

Я не знаю, таять мне, смеяться или плакать. Я хочу спросить, где он был, что происходит, но его глаза находят мои и эти вопросы откладываются на потом, затем я смотрю на его одежду и улыбаюсь. Не думаю, что когда-либо видела его в брюках, а не в рыбацком костюме.

— Выглядишь хорошо.

Он демонстрирует ямочки на щеках и убирает с лица прядь темных волос.

— Я как раз собирался сказать то же самое о тебе, — его глаза сканируют мое платье, которое для меня купил папа, хотя оно стоило почти все пенни, которые мы смогли накопить, и я просила не делать этого. — Хороший выбор, — он наклоняется и понижает голос, окидывая взглядом комнату, в которую мы только что вошли, хотя весь его тон говорит, что сейчас он предпочел бы быть где-угодно, только не на вечеринке Верхних. — Как ты со всем этим справляешься?

Я кривлюсь.

Он смеется.

— Тогда поблагодари Калдона за хорошую еду. А твои дядя с тетей кажутся очень гордыми, — выражение его лица становится серьезным. — Как, по-твоему, прошел тест?

— Честно? Понятия не имею, — я сглатываю. — Но Винсент…

— Мама рассказала мне сегодня вечером, как только я вернулся, — Лют впивается в меня взглядом и проникает вглубь — словно пытается что-то прочитать или, может, сказать мне что-то, я не знаю. Наконец, его голос дрожит, словно от усталости. — С наступлением хорошей погоды нам с людьми отца пришлось выйти на рыбалку. Ушел сразу, как пришел в себя после ягодного яда, и только что вернулся, — его рука соскальзывает с волос вниз, чтобы взять мою ладонь, которую он сжимает и ждет моего ответа.

Но я не отвечаю, потому что, если сделаю это, то, наверное, обниму его прямо здесь. Забыв о вечеринке, забыв о людях. Вот чего я хочу.

Он, должно быть, читает мои мысли, потому что кивает, притягивает меня к себе и прижимает к груди так же, как я прижимала маму последние несколько месяцев. Я дрожу и вдыхаю его соленый запах, и даже с обещанием, что новое лечение, которое папа нашел для мамы, или лекарство, над которым я работала, может быть разработано вовремя, чтобы спасти ее, я удивлена накатившей волной чувств. Я оседаю в его руках, когда тяжесть Винсента, теста и мамы едва не сбивает меня с ног. Пока в какой-то момент я не осознаю, что он не просто удерживает мое тело, думаю, вероятно, он удерживает мое сердце на месте.

— Мы можем забыть об этой вечеринке и уйти? — шепчу я.

Он хмыкает, затем отодвигается, чтобы посмотреть на меня.

— Даже я испытываю здоровый страх перед твоей кузиной. Она содрала бы кожу с наших век, и Берилл пришел бы в ужас, — но даже когда он это говорит, я чувствую изменение в его поведении. Его тоне. Какое-то напряжение. Что-то затягивает.

Я, хмурясь, наблюдаю, как он немного отстраняется от меня. Кивнув, я выпрямляюсь и отвожу взгляд, предоставляя ему пространство.

— Как твоя мама и Бен?

Он пожимает плечами.

— Кроме испуга, что я вернулся домой на носилках, они в порядке. Но фестиваль — это единственное волнение, с которым Бен может справиться в течение нескольких недель.

— Как долго ты пробудешь дома?

Он не смотрит на меня.

— Недостаточно долго. Завтра я снова уезжаю. Мужчины пытаются поймать столько рыбы, сколько сможем, на случай, если переговоры о регулировании пойдут наперекосяк. — он начинает говорить что-то еще, но голос тети срывается на бессвязное восклицание, и когда я оглядываюсь, то вижу родителей. Мама сидит в кресле-каталке. Отец стоит за ее спиной, защищая и испытывая неловкость.

Лют кивает им прежде, чем наклониться и прошептать мне на ухо:

— Если у тебя найдется минута, я хотел бы поговорить с тобой наедине.

Прежде чем я успеваю ответить, он извиняется, чтобы дать им побыть со мной. И я киваю, потому что уже прочла в его глазах, что у него на уме. То же, что и у меня. Вопрос о том, сможем ли мы устоять перед сложностями наших жизней.

Мое дыхание становится прерывистым. Я смотрю, как тетя обнимает маму, и задыхаюсь от слез, потому что именно к этому мы все возвращаемся, не так ли? Погоня за мечтами и выборы — моей мамы и ее сестры — их мужей и детей. Люта и мой. Его — остаться дома и изменить мир для его мамы и брата, мой — поступить в университет в надежде изменить мир для таких людей, как моя мама.

Я отталкиваю эти мысли, даже когда боль угрожает затопить меня. Мама и тетя поворачиваются ко мне с глазами полными слез, на которые, я даже не подозревала, что они способны. Потому что мама дома. В своем первом доме.

Я улыбаюсь при мысли об этом.

Бросив последний взгляд на Люта, который пошел искать Сэма и Уилла, я подхожу к женщинам и крепко обнимаю маму. Мамины руки сегодня немного окрепли. Я смотрю на отца. Его сыворотка, кажется, сдерживает прогресс болезни. Может быть, я все-таки успею.