Реальность всплывает передо мной.

Я вздрагиваю, наливая чай, когда раздается звон часов. Пришло время. Я прекращаю собираться исписанные конспекты, на которых пишет Па.

— Мне нужно быстро кое-что проверить.

Я целую их обоих, затем бегу снова проверить, что происходит с моим экспериментом, и обнаруживаю, что результаты исходная деформация клеток болезни показала то, что я уже начала подозревать. По телу прошла дрожь.

Глава 25

Экзамен проходит в секретной комнате дома местного констебля, расположенного в Высшем районе, пока остальные парни из Высшего района сдают его в университете.

Половину пути Селени глумилась над этим.

— Давай начистоту. Получается, тебе позволено сдать экзамен, но не позволено сдавать его в университете как любому другому кандидату.

— По всей вероятности, они пытаются предотвратить массовые судебные иски от Высших, — говорит Па.

Селени трясет головой.

— В любом случае, это неправильно. Берилл сказал, некоторые потребовали, чтобы Рен проходила тест отдельно, подальше от хрупкой психики остальных парней. Есть опасение, что она будет лишним стрессом, — фыркает она. — Видимо, твои женские хитрости, Рен, способны сделать из них идиотов.

— Они и без меня хорошо справляются, — говорю я, скрывая эмоции. Сжав их руки и глубоко вздохнув, я поднимаюсь на крыльцо и с высоко поднятой головой прохожу внутрь.

Констебль пожимает мою руку и мягко произносит:

— Удачи, мисс Теллур.

Затем ведет меня в комнату, где за передвинутым столом в креслах сидят три университетских профессора и два члена правления. Дверь позади меня закрывается, без вступительных слов один из профессоров тянется к куче бумаг и чернильному перу:

— Мисс Теллур, давайте начнем.

И мы начали.

Вот только это не было похоже на начало, скорее на продолжение того, что я ждала всю жизнь, но не осознавала. Будто частичка меня была похоронена под землей, а теперь она поднимается вверх к солнцу.

Это и был мой расцвет.

Выпив немного воды, я отвечала на вопрос.

Потом отвечала снова. Совмещенный письменный и устный экзамен шел практически шесть часов, не считая трех десятиминутных перерывов и кусочка хлеба с сыром, упакованных тетей Сарой и Селени. Четверть вопросов из теста не были для меня проблемой, над остальным пришлось попотеть. К концу дня слова и числа перемешались, а в моем обремененном мозгу поднялась паника.

«Притормози, Рен. Передохни».

Я закрываю глаза и ритмично прокручиваю перед глазами пейзажи, пока ко мне не возвращается сосредоточенность. А через несколько минут мы заканчиваем и я пожимаю им руки, пока член правления сообщает мне:

— От имени нашей группы, уполномоченной наблюдать за вашим тестированием, поздравляю вас с тем, что вам разрешили это сделать. Вы узнаете результаты вместе с нашим решением через несколько недель.

Дверь открывается и появляется констебль. Я следую за ним в гостиную, где пахнет одеколоном, и, когда поднимаю глаза, рядом с дядей вижу Винсента и его отца.

Мистер Кинг разговаривает с дядей Николасом.

— Просто пришли узнать как дела у мисс Теллур. Винсент сдал экзамены несколько дней назад благодаря личным знакомствам, а, поскольку он принял решение добиваться руки мисс Теллур ухаживаниями, то счёл необходимым оказать ей свою поддержку сегодня.

Я сглатываю желчь, поднявшуюся к горлу.

«Ваш сын пытался убить меня и стоит за убийством мальчика» — хочу сказать я. И я сказала бы, если бы это хоть немного помогло. Жермен и Рубин уже сказали, что он заплатил им за помощь в победе, но поскольку ничего напрямую не указывает на Винсента, они сидят под домашним арестом, пока он ходит на свободе.

Я морщу нос. Из него выйдет хороший политик.

И все же… даже грехи политиков рано или поздно раскрываются. Однажды они понимают, что грехи становятся клеткой.

Я подхожу, глядя на него. Его светлые волосы растрепаны. Он выглядит отчаявшимся. Ему не по себе.

— Что тебе нужно на самом деле? — шиплю я.

Его губы растягиваются в натянутой улыбке.

— Пусть прошлое останется в прошлом.

Я поднимаю бровь.

Он смотрит на отца и понижает голос.

— Я готов не обращать внимания на твою маленькую интрижку с мистером Уилксом, если ты забудешь о моих проступках. Мы можем вернуться к нормальной жизни и мой отец не должен ни о чем знать.

Я моргаю. Он шутит?

— Я могу оценить твой ум лучше, чем кто-либо другой, — продолжает он. — Мы когда-то были друзьями, Рен, и, осмелюсь сказать, я ни разу не осудил ни тебя, ни риск, на который ты пошла. Даже там, в лабиринте. Я хочу сказать, ты высказала свою точку зрения. Теперь ты можешь отступить. Я ценю то, что ты можешь мне дать. Ты ценишь мои деньги. Ясно как день.

Я на самом деле смеюсь. И гораздо громче, чем намеревалась, отчего его лицо заливается краской.

Как прогрессивно с его стороны.

— Мистер Кинг, я предпочла бы думать о своем будущем не как — как вы описали нас в лабиринте — крысы в клетке?

На его идеально точеном лице отражается вспышка страха. Четко. Ясно. Такой же страх я видела на его лице, когда он видел, как больные люди поднимаются из могил, преследуя его.

Склонив голову, изучаю его реакцию. До этого момента мне и в голову не приходило, что нечто столь нелепое может быть его величайшим страхом. И почему? Я чувствую, как в голове начинает пульсировать, словно приближая меня к какому-то открытию.

По коже пробегают мурашки от воспоминаний, которые всплывали в Лабиринте. О том, как Винсент предложил позаимствовать ему моей вакцины от легочной болезни, чтобы протестировать ее на клетках коровьей болезни.

Винсент работал рядом со мной в тот день, когда у одной из крыс проявились первые симптомы болезни. Винсент опрокинул коктейль, которого не должно было быть в нашей лаборатории — и перевернул несколько клеток, позволив крысе убежать. И его исчезновение на следующие три дня, а затем полное изменение его личности и выбора карьеры через два месяца.

Я понимаю на него взгляд.

И осознаю.

Я знаю, что он сделал.

Я открываю рот. Закрываю его. Как раз, когда отец Винсента говорит:

— Николас, я хвалю тебя за то, что ты поощряешь идеалы, к которым стремятся молодые умы. Они редко приносят плоды, но я верю, что они должны самостоятельно понять, что важно. Хорошо, что ты дал выплеснуться страстям мисс Теллур, пока она не изменит свои убеждения.

Я одариваю Винсента улыбкой, которая быстро переходит в ярость. Это не мы с отцом создали болезнь.

Это сделал он.

И если бы я могла, я бы убила его за это.

Вместо этого я сжимаю кулаки и тихо говорю:

— Так же, как прошли страсти вашего сына?

Глаза Винсента вспыхивают, когда его отец поворачивается ко мне.

— Прошу прощения, мисс Теллур?

Я облизываю губы.

— Так вот почему ты изменил решение на счет своей карьеры, Винсент? Из-за того, что ты своей страстью создал в лаборатории? Быть ответственным за создание болезни — это вам не шутка.

— Мисс Теллур, я не понимаю, какое отношение мой сын…

Как человек, который потратил последние несколько месяцев на бег, последнее чего я ожидала, это увидеть, как бежит Винсент Кинг. Особенно от девушки.

Но через десять секунд после моего последнего слова и вопроса дяди Николаса: «Это правда, мистер Кинг?», Винсент покраснел как пылающий закат и бросился к двери.

Но там его останавливает констебль.

— Подожди-ка минутку, друг.

Винсент бросает на нас дикий взгляд, словно загнанный зверь, и я понимаю, что мне это не должно доставлять удовольствие, но доставляет. Болезнь, которую он случайно распространил, убивает мою маму, и я могу это доказать. Я бы поставила на это свою стипендию.

— Мисс Теллур… Рен, — говорит Винсент. — Ты должна понять. Я просто возился с кое-какими тестами. Я подумал, что мы могли бы понаблюдать, что он сделает с крысами. Я не собирался освобождать одну из них.