Но мой настороженный взгляд становится более хмурым, а нервная пульсация в животе усиливается. Почему они сегодня не дома? Я вглядываюсь в туман в тот момент, когда толпа хлынет и льется мимо меня, едва не опрокидывая, их голоса наполнены недоумением и яростью.

— Что происходит? — спрашиваю я спешащую мимо женщину.

Она не смотрит на меня, только кричит что-то о парламенте и идет дальше. Я спрашиваю снова, в этот раз у мужчины и он говорит:

— Они закрывают порт.

— Что это значит? — кричу я ему вслед. Вспоминается разговор в кабинете дяди Николаса. Я ускоряю шаг и следую за мужчиной и его спутниками по дороге, которая теперь также забита портовыми людьми, как и раздавленными фруктами и выброшенными бумагами.

Воздух сотрясается от шума, и я вздрагиваю, когда появляется группа молодых людей, швыряющих бутылки и выкрикивающих угрозы в ночь. Я огибаю их и иду в ногу с потоком людей, спускающихся по наклонной дорожке к пабу Соу.

— Прошу прощения. Извините, — повторяю снова и снова. Я ныряю под локти стариков и женские руки, которыми размахивают, как костлявыми ветвями.

— Эй, осторожнее!

— Шевелись, девчонка!

Я отхожу в сторону прежде, чем осознаю, что кричат не только мне. Все набрасываются друг на друга и, похоже, готовы начать драку. Я наклоняюсь пониже и пробираюсь между ними к входу скрипучего старого паба с выветренной, низко подвешенной вывеской, которая гласит:

ПРЕКРАСНОЕ НАСТРОЕНИЕ И ЕДА У СОУ. РАЗГОВОРЫ БЕСПЛАТНЫЕ, КОНСУЛЬТАЦИИ — НЕТ. ЕСЛИ ЧТО-ТО НУЖНО, ИДИТЕ, СПРОСИТЕ ВАШУ МАТЬ.

Двери открыты, но на десять футов перед ними — куча народа. Я протискиваюсь между тел и просачиваюсь внутрь, в помещение столь же большое, как весь мой дом, и в то же время, едва ли в нем можно свободно вздохнуть. Это место похоже на банку соленых сардин. Люди с потными лицами выстроились вдоль стен, столов и лестниц, а воздух наполняют запахи трубочного табака и кислого пива, которые никогда не выветрятся из одежды. Яростные крики снаружи — ничто, по сравнению с оглушительным шумом внутри.

Я стремлюсь к высокой стене слева, за спинами ряда молодых загорелых лодочников, чьи нервные движения предупреждают меня, что они готовы к бою. Это похоже на карнавальное зеркальное отражение вечеринки, с которой я только что пришла, где все немного не так, и льющийся смех, который звенит между шелковых костюмов и напудренных щёк, превращается в изобилие оборванных, голодных лиц и неприкрытое разочарование.

Обитатели кричат на рыбака, стоящего на стойке в наполненном дымом воздухе. Я подтягиваюсь и взбираюсь на шаткий стул в углу, с которого могу рассматривать комнату достаточно долго, чтобы найти Уилла и Сэма.

Там. Ближе к входу. Ребята сгрудились возле массивного стола из черного дерева с той же стороны, что и я, вместе с другими парнями. По меньшей мере, пятеро из них — рыбаки. Фактически… Я снова оглядываю комнату, и у меня сжимается в груди. Почти все здесь — рыбаки, даже если горькие, гомонящие голоса не позволяют выделить отдельно говорящих.

Не то чтобы это имело большое значение, потому все они говорят одно и то же.

— Если они хотят решать за нас, то должны пожинать плоды, как и все мы!

— Океан принадлежит всем! Мы живем за счет него! — их слова колют меня, словно иглы. Вот о чем говорил дядя Николас. Вот что обсуждали сегодня в городе и рыбаки и бизнесмены. Вот почему казались такими расстроенными. Слухи об этом уже просачивались.

Хватая юбку, я соскальзываю со стула и вдоль стены пробираюсь в сторону Уилла и Сэма, пригибая голову, чтобы ненароком не получить удар от какого-нибудь разъяренного моряка. Как только я добираюсь до них, сразу прячусь за их стульями.

— Тсс!

Оба смотрят в мою сторону с напряженными лицами и взъерошенными волосами, когда Джек, Тиндалл и другие парни выкрикивают согласие с чем-то, что только что прокричал местный мясник.

— Я все думал, когда же ты придешь, — Уилл подтягивает свои длинные ноги, чтобы я втиснулась между ним и Сэмом. — Ты слышала, что нас закрывают?

Сэм ухмыляется, глядя на мое платье.

— Выглядишь модно, Рен. Почти так же, как и я, — его каштановые волосы прикрывают один глаз, когда он наклоняется. — Как дела у богатых деток?

— Ужасно. Что происходит?

— Друзья твоего дяди ограничивают рыбную промышленность порта. Говорят, чтобы защитить порт и наше будущее.

Джейк смотрит на нас пронзительным взглядом.

— Конечно, они так говорят — это не их бизнес на кону.

— Джентльмены, прошу вас! — рыбак на стойке паба поднимает руки, призывая к тишине. — Нам все еще позволяют ловить рыбу. Они лишь ограничили, где и сколько можно ловить в день. Это не идеально, но они пытаются сохранить побережье.

— Ограничение улова, моя задница! — кричит кто-то. — Какова цена вопроса?

— Говорят, они использовали несколько источников, чтобы рассчитать его, — отвечает мужчина на стойке. — Но этого должно хватить, чтобы накормить наши семьи, а часть продать.

— Часть продать?

— Что значит «должно быть достаточно»? Откуда им знать?

— Нас никто не спрашивал!

Я смотрю на Сэма, Уилла и Джейка, которые кричат вместе с ними, и у меня перехватывает дыхание. Никто в кабинете моего дяди не имел ни малейшего представления о том, к чему приведет это решение, потому что никогда не повлияет на них напрямую. Что же до трети мужчин и семей в нашем порту Нижний Пинсбери?

Это все их средства к существованию.

У меня в желудке все переворачивается. Где Лют?

Я осматриваю толпу, но с того места, где я сижу, не могу найти его черные волосы и толстую синюю куртку среди двухсот других толстых синих рыбацких курток, заполняющих комнату. Он уже знает?

— Они угрожают нам этим каждые несколько лет, — зло говорит Джейк, снова переводя взгляд на нас с Сэмом. — В палате лордов любят говорить о введении ограничений на рыбный промысел, но, на самом деле, они никогда этого не делали, — он вдруг бросает на меня быстрый взгляд, словно осознавая, что я здесь, и его темно-зеленые глаза тут же опускаются на мое платье. Он наклоняет голову и понижает голос. — Лучше никому не говорить, что ты только что оттуда, иначе тебя разорвут на куски в этой толпе.

— Верно. Спасибо, — у меня горит шея, потому что я не подумала об этом раньше. Я не думала ни о чем, кроме как уйти с вечеринки. Я плотнее закутываюсь в шаль и стараюсь казаться меньше, хоть и убеждаю себя, что эти люди меня знают. Я — одна из них. Надеюсь, они помнят этот факт, и не будут слепо обижаться на глупое платье. Хотя — я оглядываюсь — судя по их лицам, сегодня они в агрессивном настроении.

— Кстати, вы продвинулись в изучении той болезни? — Уилл наклоняется и говорит так тихо, что слышим только мы с Сэмом.

Болезнь. Я качаю головой.

— А что? Ты что-то знаешь, о чем стоит мне рассказать?

Уилл смотрит на Сэма. Оба колеблются, и Сем, наконец, говорит:

— Может это и ерунда, но за городом, где мы были сегодня, есть община, и четверть из них не могли ходить и есть. Некоторые кашляли кровью. Говорят, что это началось меньше месяца назад.

По моей спине пробегает холодок.

— Мы не знали, эта ли болезнь или какая-то другая, но они показали нам несколько могил, сказав, что людей просто парализовало, а потом они умерли, — Уилл сглатывает. — Напугали нас до смерти. Мы сбежали оттуда и доложили об этом констеблю, но… подумали, что расскажем об этом тебе и твоему отцу.

Я прикусываю губу. Я тоже не знаю, та ли это болезнь. Но харканье кровью напоминает того парня, которого я видела сегодня.

— Спасибо. Я займусь этим.

Мои слова заглушает очередной крик людей вокруг, затем рыбак на стойке паба поднимает руку, пытаясь вернуть контроль над толпой.

— Послушайте! Мы уже переживали перемены и переживем их снова. Главное…

— Главное, что нам только что вынесли смертный приговор! — кричит кто-то.

— Погоди, погоди, — мужчина предпринимает еще одну попытку. — Давайте сохранять головы…