В сознании, однако, тяжким камнем - лето. В прошлом, позапрошлом году немцы в летнее время добились явных преимуществ. Красная Армия преимущества имела зимой и все равно не вернула всю утраченную территорию. Лето между тем наступило...

Перед Лобиком на столе географическая карта. Линия фронта довольно прямая: Ростов, Курск, Орел, Рославль, Великие Луки... Где фашисты нанесут удар?

- Скорее всего, на Москву нацелятся, - заявляет Иван. - Сама логика подсказывает. На Южном фронте обожглись. За зиму отдали все, что захватили летом.

Митя возражает:

- Так и под Москвой же обожглись. Думаешь, ее не укрепили?

Теперь хлопцы спорят меньше. Они заняты делом, несут за него ответственность, прежней неуверенности нет.

Микола встречается либо с самим Мазуренкой, либо с Топорковым. Иногда на встречу приходит Миша Дудич, бывший местечковый школьник, который у Мазуренки состоит ординарцем и который в конце концов свел Миколу с десантниками.

Громы сожжены наполовину. В старой деревне, которая соединена с пристанционным поселком насыпью, огнем начисто уничтожена восточная часть. Станционный поселок, где стоит школа, уцелел.

Положение Миколы в Громах как будто прочное. Нынче занятий в школе нет, но на его приходы, исчезновения смотрят как на явление нормальное. Учителем он работал в Громах еще до войны и тогда часто ходил в местечко. При немцах носил повязку полицая. Все знают, что партизанской миной Миколе оторвало руку.

Характер у Миколы жесткий, на лице - злое упрямство. Никому он ничего не спускает, и его побаиваются.

В то же время Миколина прямота помогает ему легко сходиться с людьми. Круг его знакомых широк. Хорошие, приязненные отношения он было наладил даже со старостой Гнедком, которого прошлой осенью прошили пулей партизаны.

Хотя в Громах волость, но полиции там нет. На станции - только немецкая охрана. Это способствует подпольной работе, которой занимается Микола. Его походы в Малковичи, где живет тетка, всеми воспринимаются как должное. В большой, объемистой корзине он носит тетке соль, керосин, бруски зеленоватого мыла. От нее - картошку, жбаны с кислой капустой, яйца, сало. Солдаты так же, как Микола, ходят в Малковичи менять иголки и краску на харчи, поэтому на его походы смотрят сквозь пальцы.

Малковичи тоже частично сожжены. Западный край деревни, прилегающий к лесу, пустой и голый. Там только в последние дни возникла цепочка землянок, напоминающая издали нарытые кротами бугорки.

Мазуренка с Мишей Дудичем встретили Миколу в березняке. Поодаль, меж деревьев, мелькнула еще одна фигура, и в человеке, одетом в кожаную тужурку, он узнает Топоркова.

Миша стоит на посту, Микола с командиром десантников отходят от стежки, ложатся на землю. Капитан мельком пробегает глазами принесенные бумаги, хмурится. Спрашивает, однако, о другом:

- С бургомистром не клеится?

Месяц назад капитан посоветовал Миколе получить какое-нибудь задание от самого Крамера.

- Два раза был. Ничего не говорит. Он, видимо, в такие дела не вмешивается.

Мазуренка задумывается.

- Надо было б тебя как-нибудь укрепить. Только не знаю как. Может, сам подскажешь?

- Ничего со мной не сделается. Буду ходить.

- Ладно. Возьми немного денег. - Капитан дает Миколе в руки завернутый в бумагу сверток. - Пей, гуляй, торгуй. Угощай всех сигаретами. А теперь слушай внимательно. Немцы скоро начнут наступление. Эшелоны, танки не просто так себе. Но общих сведений теперь мало. Нужны подробности. Какие танки, куда везут? Бросьте на железную дорогу все силы. Там же у вас хлопцы по-немецки понимают. Может, что выудите. Только действуйте осторожно, не завалитесь. Провал теперь - хуже смерти. В Малковичи не ходи. Я тебе дупло покажу. Тайник. Можно даже два устроить. Туда будешь класть бумаги.

Около часа капитан водит Миколу по лесу, показывает тайники. На прощание приказывает:

- Сходи в Малковичи в последний раз. Там устроят маскарад. Не бойся, там наши люди.

Микола пошел. Перед двором тетки из огородов выскакивают трое вооруженных партизан. Хватают Миколу под руки.

- Ты чего шляешься, полицейская сволочь? - во все горло ревет огромный, с квадратными плечами силач. - Что тебе надо? Для немцев стараешься?

- Тетка тут живет. Соль несу...

- Мы покажем тебе тетку! На том свете увидишь!

Партизаны волокут Миколу во двор, к хлеву, ставят лицом к стенке, сами отскакивают.

Микола не на шутку перепуган. Его охватывает дрожь.

Неожиданно послышался незнакомый голос:

- Ладно, хлопцы. На первый раз хорошенько всыплем. Чтоб носа сюда не тыкал.

Миколу ведут в хату. Силач на этот раз скалит зубы:

- Ложись на лавку и кричи. Кричи как можно громче.

Микола ложится, на него кидают подушку, что есть силы лупят по ней шомполами. Гул такой - будто бобы молотят. Он кричит, вопит - сколько хватает мочи. Под окнами собираются бабы.

II

Из Кавенек, Дубровицы в местечковую больницу привезли раненых. Крестьянину, который наступил на мину, оторвало ногу, другого - ехал на телеге - так подкинуло, что, шмякнувшись на землю, повредил позвоночник. Есть случаи, когда подрываются кони, коровы. Партизаны ставят мины на большаках, проселочных дорогах.

У Крамера сидит Лагута, в общей комнате ждут приема еще несколько человек. Август Эрнестович вдруг выбегает из кабинета. Ошарашенный Лагута выходит вслед за ним.

Бургомистр возбужден - ни на кого не глядя, согнувшись, шагает из угла в угол. Посетители сидят на стульях, на подоконниках, некоторые стоят, прислонившись к стене.

- Варвары! - неожиданно взрывается Крамер. - Я говорю о лесных бандитах. До чего дошли - страшно подумать... Тех, кто хочет мирно жить, пихают на смерть. Вы понимаете, что значат мины в Кавеньках, в Дубровице? Бандиты мстят мирным деревням, которые немцы не сожгли. Нам с вами мстят. Мы - преступники. Нам можно отрывать руки, ноги, уничтожать, убивать...

Лагуте стало немного не по себе. Две недели назад, когда немцы сжигали деревни и людей в районе, бургомистр пел другую песню. Лагута тогда даже испугался. Донес бы кто-нибудь - и крышка Крамеру, не посмотрели бы, что бургомистр. А вместе с ним полетели бы в пропасть и остальные. Как меняется человек! В чем же тут причина?..

Крамер между тем просто неистовствовал.

- Варвары, варвары! - захлебываясь и посинев от злобы, кричит он. Ну, пускай партизаны сбросили десять, двадцать поездов. Пускай убили сорок, пятьдесят немцев. Немцам же только дай зацепку. А сколько потеряло население? Сто гибнет за одного. Весь народ готовы бросить в огонь, чтобы только оправдать свой лозунг: "Смерть немецким оккупантам!" Не любят они людей, не берегут. Кто-то там наверху придумал лозунг, а для них - закон. Партизаны и до местечка доберутся, вот увидите. Они ненавидят нас за то, что спим в хатах, имеем еду, одежду. Все должны прятаться в лесу, как звери.

Неожиданно Крамер стихает. Согнувшись, по-стариковски шаркает по полу подошвами, возвращается в кабинет. Закрывает за собой дверь.

Местечковцы понемногу вышмыгивают из комнаты. Остаются агроном Спыхальский, заведующий мельницами Федосик и Лагута. Выждав минут пятнадцать, они все вместе заходят к бургомистру. Крамер уныло склонился над столом, перед ним - графин с водой, налитый до половины стакан. При входе посетителей бургомистр смахивает со стола бумажки от порошков. Взгляд потух, от былого возбуждения не осталось и следа.

- Подал заявление об увольнении, - слабым голосом сообщает Крамер. Какой я теперь начальник, кто меня слушает? Сторож на кладбище. Но отговорили, даже пригрозили. Сам гебитскомиссар звонил.

Лагута не скрывает раздражения:

- А как мы, Август Эрнестович? О нас вы подумали? Если не забыли, то я своей должностью вам обязан. На черта мне был лесхоз? Работал бы просто лесничим. Думаю, другие то же самое скажут.

- Не горячитесь, Лагута. Ваша ноша - не моя. Вы за жизнь людей не отвечаете. Вы даже не знаете, что творится кругом.