Я подробно изложил Илье свои соображения. Он задумался.

– Да, Костик, не исключено, конечно, не исключено. Но наряду со всем прочим. Фифти-фифти, так сказать…

– Скажи, пожалуйста, друг мой ситный, в период твоего знакомства с покойным Андреем тебе ничего не приходилось слышать о его организации? Или, может быть, ты встречался с кем-нибудь из его знакомых?

– Нет, нет и нет. Только с ним. Кстати, ты сказал, что в Отделе юстиции тебе имена учредителей назвали. Ты запомнил?

– Запомнил фамилии три, кажется. Ну, во-первых, этот самый А. И. Богословский. Во-вторых, некий Артамонов. И еще дама по фамилии, по фамилии… как же ее… а, да! Тигринская! Такая своеобразная фамилия, а я чуть не забыл.

На Тигринскую Илья не отреагировал ровным счетом никак, а вот фамилия Артамонов его чем-то заинтересовала.

– А ты не помнишь, как его зовут? Не Павел ли Аркадьевич?

– Нет, не помню. Она мне без имен-отчеств называла.

– Гм… А не позвонишь ей сейчас еще разок уточнить? Тут в двух шагах таксофон есть, а я тебе карточку дам.

– Хорошо, позвоню.

Через пять минут я уже знал, что да, учредителя Артамонова зовут именно Павел Аркадьевич.

– Любопытно… – протянул в задумчивости Илья, – похоже, это тот самый. Ладно, слушай теперь мою историю. – И Илья поведал мне нечто такое, что меня, прямо скажем, заинтриговало, хотя ничего и не разъяснило.

Итак, Илья повествовал:

– Я встречался с этим Артамоновым лет этак двадцать пять (уже четверть века прошло!) тому назад, при застое, так сказать. Ты тогда вообще еще в школе учился, а я был студентом. Несмотря на мой вполне позитивистский настрой, я интересовался всем подряд и общался с самыми разными людьми. Потом, когда я уже стал психотерапевтом, это пригодилось. Знание людей и их интересов всегда помогает. Весной 1975 или 1976 года познакомили меня с одной компанией, якобы мистиков и оккультистов. На самом деле, ребята просто собирались вместе поразвлечься под таким пряным соусом. Из всей этой компании серьезно к оккультным наукам относился, пожалуй, только один человек, считавший себя астрологом. По-моему, сейчас он стал даже профессиональным астрологом, причем не шарлатаном (это не значит, что я всерьез отношусь к астрологии, но он как раз относится). Ну а тогда мы развлекались. Ездили вместе в Пушкин и Павловск, обсуждали Кастанеду и все такое прочее. Иногда на эти сборища стал захаживать еще один человек, постарше нас лет на десять, я думаю, ну очень нелюдимый был: придет и сидит в углу. Это как раз и был Артамонов. Привела его к нам некая Марина, которая играла-играла в йогу и тантру, а в результате стала такой православной тетушкой из-за свечного ящика – в платочке и синей юбке до пят. Но тогда это была йогини и даки-ни, о православии и слышать ничего не хотела. Так вот, эта самая Марина сказала, что Артамонов – очень интересный человек, настоящий алхимик. Правда, об алхимии (да и о чем-либо ином) он помалкивал, только сидел в углу, молча смотрел на нас и чай попивал.

Однажды я не выдержал, разобрало меня любопытство, и я завел разговор об алхимии. Тут меня и наш астролог поддержал. Забавно это у них. Когда начинаешь, исходя из позитивистских критериев, критиковать астрологию, астрологи вам сразу же скажут, что к их науке с позиций ньютоно-картезианской парадигмы подходить бессмысленно и что тут нужен иной мировоззренческий контекст. Но когда они обрушиваются на конкурирующие фирмы – на магию там или алхимию, сами становятся позитивистами и выдвигают точно такие же аргументы, которые с негодованием отвергали, когда эти аргументы адресовали им. Наш астролог именно этим занялся. Артамонов послушал немного молча, потом махнул рукой и перевел разговор на другую тему, очень скоро незаметно выйдя из него и снова погрузившись в отстраненное созерцание происходящего. Меня его реакция заинтересовала даже чисто психологически, и когда народ стал расходиться, я пристроился к Артамонову и дошел с ним почти до его дома. Тут уж (когда вдвоем идешь) не отмолчишься, пришлось ему поговорить со мной. И этот разговор оказался достаточно интересным.

Я начал с того, что спросил, а как он, собственно, занимается алхимией что-то там переплавляет, сплавляет или что? Тогда ведь даже книжка Рабиновича еще не вышла, я об алхимии имел самое что ни на есть обывательское представление. Он улыбнулся и говорит: «Нет, я иностранными языками занимаюсь». Я так и остолбенел. «Не понимаю», – говорю. Он снова улыбается. «Понимаете, – это он мне объясняет, – где-нибудь на Западе, во Франции, скажем, может быть, и можно найти настоящего учителя. Там все-таки еще недавно Фулканелли был, да и другие». В скобках замечу, что тогда я впервые имя Фулканелли услышал, потом второй раз – от тебя совсем недавно, когда у вас этот пресловутый препарат украли. Но вернусь к нашему разговору с Артамоновым. «В Риме такой есть Клоссовски ди Рола, тоже вроде бы настоящий алхимик. А у нас… Все самому приходится из книг, из текстов, из источников. А источники, увы, не по-русски писаны. По-русски даже Линн Торндайк про историю магии в Европе не прочтешь, английский надо знать. А чтобы источники читать… Но мне повезло, я филфак, французское отделение окончил. Значит, основы старофранцузского и латыни у меня есть, и слава Богу. Поэтому занимаюсь другими языками – немного древнегреческим, так основами, а больше – арабским и китайским». – «Китайским!» – воскликнул я (надо сказать, что тогда Китай у меня больше ассоциировался с переломанными пальцами у музыкантов, хунвэйбинами и прочими эксцессами культурной революции, а никак не с алхимией). «Ну да, китайский. В Китае алхимия процветала, когда в Александрии к ней еще только приступали. К тому же китайцы единственный народ, проведший четкую грань между внешней и внутренней алхимией и развивший и ту, и другую». Тут он мне поведал вкратце про лабораторную и психофизическую алхимию, ну, как раз про то, про что у тебя в книжке так подробно. У меня просто глаза на лоб полезли, я и не подозревал, что китайцы таким занимались… Я-то все думал – «горсточка риса, дохлая крыса и преогромный Мао портрет», а тут такое. Потом я в Публичке по-английски Юнга прочитал про алхимию, спасибо Артамонову, а то так и пребывал бы в неведении.

Скоро мы с ним распрощались. Домой он меня не пригласил, да и в нашей компании бывать перестал, больше я его и не видел. И вот теперь твой «Путь Дракона».

Илья закончил свой рассказ. Надо сказать, он меня несколько успокоил. Про каббалу ни слова, Китай, Фулканелли, ди Рола, арабский язык… Наверно, обжегшись на молоке, я уже на воду дую. Скорее всего, этот Дракон саббатианским драконам не товарищ. Оно и к лучшему. Я твердо решил пойти на презентацию.

Мы вышли на улицу. Было совсем темно, но ясно. На небе сияли уже по-зимнему яркие звезды. Снега почти не было, но тротуар уже местами обледенел. Время от времени налетали порывы морозного ветра. Я застегнул верхнюю пуговицу своего плаща и потуже затянул на шее шарф. Илья пошел на метро, я пешком направился к себе на Съезжинскую. Надо сегодня лечь пораньше спать – завтра много беготни по диссертационным делам – один оппонент, другой оппонент (один был из Москвы, и ему я отправил текст диссертации с оказией), надо в ведущее учреждение забежать, проверить, пишут ли они отзыв, не проконтролируй, так ведь забудут еще. Бывали такие случаи… Предаваясь этим суетным мыслям, я незаметно добрался до дома, где получил мягкий выговор от Инны за то, что не предупреждаю, что задерживаюсь (а телефон у вас в институте зачем?), и ультимативное требование Филиппа выдать ему двести рублей на комиксы (одновременно было заявлено, что в школе все нормально, двоек и вызовов родителей нет – слава Богу, а то ведь бывало, бывало и даже неоднократно). У Инны было испрошено прощение, Филиппу обещаны деньги после зарплаты (явственная демонстрация неудовольствия), ужин, компьютер с одновременным включением телевизора и, наконец, койка. Только бы драконы не снились, подумал я, засыпая. Они и не приснились…

Если вы заинтересовались рассказанным, добро пожаловать в следующую главу!