Пролистав книгу до конца, он хотел уже закрыть ее, как взгляд упал на финальный монолог Кихота - “Разум мой прояснился, теперь он уже свободен от густого мрака невежества, в который его погрузило злополучное и постоянное чтение мерзких рыцарских романов. Теперь я вижу всю их вздорность и лживость и единственно, что меня огорчает, это что отрезвление настало слишком поздно и у меня уже нет времени исправить ошибку и приняться за чтение других книг, которые являются светочами для души”.

Кирилл Сергеевич закрыл книгу и взглянул на стопки книг на столе, которые он отложил, чтобы перечитать.

- А есть ли у меня время на все это? - подумал он.

Подойдя к книжным стопкам и окинув взглядом тысячи страниц, он стал убирать их обратно на стеллажи, словно отрезвленный одним лишь прочитанным абзацем. Убрав книги обратно, он достал ту, что досталась ему от родителей.

- Нет времени…Больше нет - произнес он и пошел в гостиную.

Но чтение никак не шло. Атмосфера была слишком обыденной. В памяти стали всплывать образы когда-то виденных в старом кино, интерьеров храмов, иконы и свечи. Хотелось окунуться в полумрак таинств, но в его доме никогда не было ни одной иконы, ни одной свечи.

Вдруг он подскочил с дивана и побежал обратно в кабинет. Приставив лестницу к стеллажу, он достал тот самый альбом с репродукциями знаменитых картин и стал его листать. Здесь было целое мировое наследие, начиная с древних времен и до прошлого века. Наконец он открыл страницу, на которой значилось - Андрей Рублев.

На одной странице, во весь лист, было изображение Святой Троицы, на других было по две иконы поменьше.

- Была, не была! - произнес Кирилл Сергеевич и достал из ящика стола канцелярские ножницы.

Вырезав аккуратно три иконы из своего дорогого альбома, он принялся искать подходящий для основы картон. Не найдя ничего путного, он снял со стены в кабинете две старые репродукции в рамке и разобрав их, вынул картонную вкладку. Вырезав картон по размеру изображений, он приклеил на него репродукции икон, а сзади сделал из картона треугольные упоры, чтобы они могли стоять вертикально.

Свечей в доме не водилось, как и мышей, интересно, чему бы он больше удивился, обнаружив у себя дома, церковную свечу или мышь? Но тут он вспомнил, что кроме свечей в храмах зажигали масляные лампады. Естественно как и свечей, лампад в доме не было и нужно было ее сделать самому. Из наиболее подходящих по объему, оказались нефритовые пиалы, льняное масло которое Кирилл Сергеевич любил добавлять в салат, нашлось в холодильнике, оставалось сделать фитиль. Пришлось пожертвовать кисточкой от диванной подушки. Срезав один жгутик, он продел его в трубочку скрученную из пищевой фольги и обернув большой канцелярской скрепкой, опустил кончик в пиалу с маслом. Достав из табачного ящика зажигалку, он поджег фитиль.

Фитиль оказался излишне большим и начал нещадно коптить. Кирилл Сергеевич задул огонь, протянул фитиль вниз, оставив лишь самую малость, и зажег снова.

- Отлично! - произнес он, глядя как новоявленная лампадка, засияла тихим, ровным светом.

В углу кабинета, над невысоким, узким пеналом, висела полка с различными сувенирами и статуэтками. Убрав их в пенал и протерев полку от пыли, Кирилл Сергеевич расставил репродукции икон в угол, большую посередине, а маленькие по бокам и аккуратно, чтобы не расплескать масло, поставил лампадку у большой иконы.

За окном уже совсем стемнело. Кирилл Сергеевич подошел к двери кабинета и выключил свет. Темная река ночи, сдерживаемая до того, ярким светом люстры, хлынула в комнату и мгновенно затопила все пространство вокруг.

Кирилл Сергеевич обернулся. В углу, робким светом горел огонек лампады, освещая стоящие рядом с ним иконы. Ему казалось, еще чуть-чуть и тьма поглотит этот слабый лучик света, таким беззащитным он казался в окружавшей его ночи. Но словно невидимый барьер, светящейся сферой укрыл его, отодвинув власть тьмы.

Кирилл Сергеевич подошел к полке.

В свете лампады, репродукции икон словно ожили. Освещенные мягким светом, на Кирилл Сергеевича глядели божественные лики, от которых словно из древности пахнуло мистикой и удивительным свечением. Он стоял в немоте, освещенный этим мистическим светом и не мог отвести взгляда, а лики с золотыми нимбами спокойно взирали на него из глубины веков, постепенно наполняя душу легким трепетом.

Будто утомленный штормами парусник, он нашел вдруг тихую гавань для своей души.

Он стоял как пред целой вселенной, беспомощный и онемевший от ощущения своей ничтожности. Величие собственного ума и эго, исчезло куда-то, преклонившись, пред малым отражением божественного света. Что же тогда есть Бог, коль скоро душа так легко откликается на изображенные лики?

Он стоял очарованный и потрясенный, не зная ни одной молитвы и не находя нужных слов, Кирилл Сергеевич с горечью осознал всю свою духовную наготу и нищету. Как стыдно стало ему за свою жизнь, потраченную на опыты этого мира, который оказался лживым обманщиком. За спиной было пусто и ничего из нажитого, не нужно было для общения с Богом, а того что нужно, того и не было.

Да и что нужно, он тоже не знал. Он стоял застигнутый врасплох, как беспутный сын, оказавшийся внезапно пред отцом, незнающий что ответить в свое оправдание.

Кирилл Сергеевич глядел на лики, которые будто вопрошали его о чем-то - С чем ты пришел ко мне сын мой? Что хочешь сказать мне? Что хочешь спросить?

Ему хотелось и спросить и сказать и говорить, говорить, говорить… Но потрясенный внезапным прикосновением Бога, душа замерла в блаженном восторге.

Тут он вспомнил, что в его Библии, есть в конце книги псалтирь, где он видел стихи, похожие как ему показалось на молитвы. Он сходил в гостиную и забрав книгу, вернулся в кабинет. Найдя в содержании псалтирь, он открыл первую страницу и негромким голосом начал читать:

“Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей”.

Он прочел одно предложение и замер потрясенный новым чувством.

С икон, словами этих строк он услышал обращение Бога именно к нему,

прямо в его душу - Что скажешь в свое оправдание?

В районе сердца, там где теперь билось Synheart-5, что-то вдруг резко кольнуло. Он вспомнил свою бурную молодость, первые крупные гонорары, безумные ночи в клубах и многое другое, такое, что давно было забыто и тихо пребывало на дне души.

И вдруг неведомая сила, его же собственной памятью, выплеснула на поверхность эти воспоминания и так они показались, ему омерзительны, что к горлу подкатил комок.

Никто не видел его чувств и мыслей, но хотелось провалиться со стыда под землю, потому что спокойно продолжали взирать на него лучистые, светлые лики, а он стоял пред ними как пред судьей и точно знал, что все его тайники души ему известны.

Восторг и стыд, боязнь и радость, страх пред неизведанным и надежда, все было настолько сильными, новыми чувствами, потрясшими душу и разум, что Кирилл Сергеевич не смог дочитать до конца даже первый псалом. Он опустился в кресло в каком-то изнеможении и закрыл глаза. Восторженный дух и трепетная душа, оказались намного моложе его физического возраста. Он чувствовал себя молодым мальчишкой, которому распахнули запертую до того дверь в неведомый мир. Он пугал своей неизвестностью и таинственностью, но манил душу истинной свободой бытия, новыми прозрениями и новым смыслом жизни.

Так сидя в кресле, Кирилл Сергеевич и заснул, пока восходящее солнце не пробудило его от удивительных снов. Встав с кресла и скрипя затекшей спиной, он подошел к лампадке и задул огонек. Заря разгоняла над городом туман, который прятался от лучей солнца в углах и переулках. Прогоняя ночные страхи, пробуждало оно город к новой жизни и в это утро, Кирилл Сергеевич как никогда, чувствовал это.