Офицер включил прибор и с удивлением обнаружил, что сигнала нет.

- Ваш сердечный датчик не передает сигнал - сказал офицер.

- Наверно прибор ваш неисправен - ответила, запинаясь Елена Викторовна, - Я пойду, меня ждут.

- Постойте! - уже более строго произнес офицер и в его голосе послышались зловещие нотки. Он включил функцию подавления сердечного ритма, чтобы проверить прибор, как вдруг на экране появилась надпись - Объект серии Synheart, не обнаружен.

Офицер поднял глаза и встретился взглядом с женщиной.

- У вас живое сердце? - произнес он железным голосом, будто женщина напротив оказалась какой-то химерой.

- Это ошибка, ваш прибор вероятно неисправен - залепетала Елена Викторовна, чувствуя, как наворачиваются слезы отчаяния.

- Руки перед собой! - рявкнул офицер и достал из-за пояса наручники.

Слезы брызнули из голубых глаз, выдавая ее окончательно и бесповоротно. Она протянула перед собой дрожащие, бледные кисти и тут же их сковало холодом металла.

- Кира, помоги… - шептала она чуть слышно, а офицер бесцеремонно тащил ее под руку к черному полицейскому автомобилю.

Кирилл Сергеевич сидел на лавке, буквально в пятидесяти метрах от места происшествия и кормил воробьев, не замечая, что происходит у него за спиной. Когда семечки закончились, он поднялся с лавки и стал искать глазами, не идет ли его любимая женщина.

Словно электрическим током его ударило в грудь, когда он увидел, что офицер полиции заталкивает Елену Викторовну в машину.

- Стойте! Не смейте! - закричал Кирилл Сергеевич, но голос захрипел и осекся. Он побежал прямо через газон к уже тронувшемуся автомобилю. В сердце вдруг предательским клином вонзилась боль, ноги подкосились, и он упал на мягкую траву. Перед глазами поплыли размытые силуэты деревьев и людей и он потерял сознание.

Прошло слишком мало времени с того момента, как город лишился корпоративной головы и многие сферы жизни общества еще работали по инерции, выполняя свои функции.

В клинику по пересадке органов, поступила заявка на принудительную операцию и пока Елену Викторовну везли по городу в автомобиле, в спецотделе уже была готова операционная капсула. Остановить в одночасье эту гигантскую махину оказалось намного более сложной задачей.

Сотрудники подчиненных Корпорации ведомств, были вымуштрованными солдатами своей системы, четко выполняющими свои функции и не задающих вопросы.

Женские слезы и наивные просьбы отпустить ее, были в глазах офицера и врачей не более чем проявлением слабости человеческого естества, пытающегося сохранить свое сердце вопреки закону.

А закон говорил только то, что гражданин, сознательно избегающий пересадки сердца, подлежит принудительной операции и штрафу.

Могли ли в отлаженном механизме этого молоха, слова и слезы женщины отменить приговор? Словно раковые метастазы, городские ведомства продолжали свою жизнь.

Елену Викторовну раздели догола, обработали в камере предварительной санации и уложили в операционную капсулу.

Все мысли сжались в одну мольбу - Не надо! Она твердила ее с какой-то обостренной надеждой на чудо, но отчаяние все больше обессиливало волю.

- За что, Господи? За что? - раскаленным жалом пронзал ее один и тот же вопрос.

Ей надели маску и с первым вздохом мышечные спазмы исчезли, тело обмякло и сердце стало биться реже. Полуоткрытыми глазами, сквозь застывшие в них слезы, будто через толщу океана, она видела как закрывается над ней стеклянный колпак капсулы, а яркий свет, продолжал бить в глаза.

- Прости меня Кира…- была ее последняя ускользающая под наркозом мысль и она провалилась в небытие, даже не подозревая, что спустя двадцать минут в такой же капсуле, в соседнем блоке, окажется ее Кира.

Поверженный василиск издыхая, успел нанести удар.

Родион Аркадьевич находился у себя в квартире, когда раздался звонок и ему сообщили, что его друг Рязанцев в реанимации. Он мчался по городу, нарушая правила движения, не понимая, что могло произойти. Когда он очутился в кабинете дежурного хирурга, то был поражен приговором. Кирилл Сергеевич находился в критическом состоянии и третий по счету инфаркт не оставил никакой надежды на восстановление сердца. Требовалась срочная пересадка и добро на нее мог дать только Архангельский.

- Вот, ознакомьтесь - сказал хирург, протягивая Родиону Аркадьевичу планшет, с электронной медкартой Рязанцева. В ней в одном из пунктов было сказано, что в случае критического состояния пациента, решение должен был принять его ближайший друг, Архангельский Родион Аркадьевич.

- Времени крайне мало - произнес хирург, - Ваше решение необходимо прямо сейчас.

- Есть у меня пять минут? - спросил Родион Аркадьевич.

- Только пять - ответил хирург и взяв со стола пачку сигарет, вышел из кабинета.

Родион Аркадьевич закрыл ладонями глаза и опустил голову.

- Пять минут на жизнь или смерть…Могу ли я лишить его того, что он так ревностно берег всю жизнь, невзирая ни на что? Но… Речь сейчас не о принципах…речь о жизни и смерти…

Имею ли я право лишить его жизни ради идеи? Почему я?

Жить с искусственным сердцем, но жить…Или остаться верным себе?

О Боже! - воскликнул Родион Аркадьевич, Простит ли мне Кира потерянное сердце?!

Он открыл глаза, напротив, на стене, висел цветной постер с изображением солнечной лагуны. Настоящая жизнь только начиналась и он не мог, терять друга, он не был готов к этому, его слабость была главным аргументом дать согласие, потому что у него не было ответа на вопрос - Быть или не быть, идеи ради? Он не мог влезть в его душу и оценить все то чем он так дорожил, на что он был готов ради сохранения своего сердца. Не знал даже примерных границ, когда человек выбирает смерть, сохраняя в себе нечто другое, более ценное чем жизнь. Сейчас он был не готов взвесить все за и против, не было времени. Будь его друг в сознании, он возможно принял бы для себя единственно верное решение, но это тяжкое бремя выбора легло на него.

Он еще не знал, что совсем недавно, в соседнем блоке клиники, любимая женщина Кирилла, по глупому, случайному стечению обстоятельств, лишилась своего сердца. Родион Аркадьевич думал о том, что не вправе лишить эту женщину, ее любимого человека, пусть даже такой ценой.

- Для того, чтобы всю жизнь лишать людей сердец, теперешний выбор слишком очевиден - подумал он. Господи, дай нам всем шанс и мне и моему другу! Ведь жизнь это нечто большее? Ведь я еще не мертв, для тебя?!

Если ты слышишь меня сейчас, не в силах я вершить судьбу своего друга, как вершил судьбы других людей… Чувствую будто стою над пропастью отчаяния и покаяния…может это запоздалое прозрение, но оно коснулось моей души, даже не взирая на мое искусственное сердце!

Верю, что еще не поздно оживить свое очерствевшее существо, есть еще во мне нечто такое, что еще умерло для тебя окончательно. Я не знаю что это, но хочу узнать и может мой отчаянный вопль к тебе и есть последний шаг над пропастью? Дай нам шанс пройти над ней, если то, что в нас еще живо, дорого тебе!

Дверь открылась и в кабинет вошел хирург.

- Родион Аркадьевич, вы приняли решение?

Подняв голову, он посмотрел на хирурга и ответил - Он должен жить.

Прошло не более двух часов с момента операции, когда Кирилл Сергеевич очнулся в отдельной палате. Медицина научилась творить чудеса и ставить на ноги безнадежных больных. Стандартные операции были доведены до совершенства, и когда он открыл глаза, первое что он почувствовал, это прилив сил и бодрости.