Довольная Елена Викторовна, взяла фотоаппарат, яблоко и пошла в пологе леса, держась неподалеку от поляны.

Кирилл Сергеевич закрыл глаза и тут же свинцовым грузом, навалилась тяжесть и переживания этого дня. Месяц назад, когда они втроем с Эдиком обсуждали возможные непредвиденные варианты развития событий, они даже предположить не могли, что так все обернется. Циничное отчаяние говорило ему, что случилось страшное и что Эдику в данный момент очень тяжело, а слабая надежда цепляясь за край сознания, пыталась придумать хоть что-то, чтобы не сорваться в пропасть.

Еще и с Родионом неприятность приключилась. Как он там, ни еды, ни воды с собою нет? - размышлял Кирилл Сергеевич. Но больше других в данный момент, занимала его мысль о том, как люди в отсутствии живых сердец, лишенные глубинной воли, так чутко отозвались на его идею, не побоявшись последствий?

Кирилл Сергеевич вдруг явственно ощутил, что в теории Родиона оказался огромный просчет. И хотя все, что он ему рассказал о причинах и следствиях лишения человека живого сердца, все доводы разбивались о поступок Эдика и самого Родиона.

Несмотря на целый город безвольных созданий, лишенных всякой пассионарности, он будто нащупал нечто такое, что остается в человеке, невзирая на отсутствие родного сердца. Это “что-то”, подобно сгустку энергии, которая зарождается и концентрируется силой мысли и размышлений, это некая антитеза всему этому миру, лишенному добра и любви. Нагой духом человек, вдруг говорит - Нет! Что движет им в этот момент?

Что и где в нем, кроме сердца, есть такого, что способно пожертвовать собой для спасения близкого друга или общего дела?

Не хватало знаний, не хватало опыта и некоего метафизического чутья, чтобы окончательно нащупать и описать это “нечто”. С трагическим осознанием для самого себя, Кирилл Сергеевич вдруг понял, что всю свою жизнь потратил на никчемные атомы и молекулы, когда в каждом прохожем мимо человеке, живет целая вселенная, непознанная никем, огромное поле приложения ума.

Он, большой ученый, оказался бессилен, пред этой вселенной и ни что из его огромного опыта, не в силах ему помочь ответить на такой простой вопрос - Что движет человеком на границе жизни и смерти? Что его заставляет делать выбор? Сознательная жертва ради другого, это действо выходящее за границы рационального мышления, это утверждение нечто такого, что обличает весь этот мир вещей и человеческих законов, говоря - Есть закон неподвластный этому миру. Вы лишили меня сердца, но не лишили меня мысли! А мысль - это острая бритва, отсекающая добро от зла и пока она остра, я способен делать личный выбор!

Все силы этого мира брошены на то, чтобы лишить меня мысли, затупить мою бритву. Нас лишали мудрых книг, веры, жажды познаний, нам насаждали чуждые идеи и бросали в жернова страшного тоталитаризма, молотом и наковальней, огнем и мечом выбивали и выжигали в человеке эту несносную тягу к свободе и познаниям. Но как не старались, а настырный одуванчик, вновь и вновь пробивался сквозь асфальт. Они лишили моих друзей сердец, а они вопреки всему оказались выше.

Кирилл Сергеевич приподнялся и сел. Пошарив в кармане брюк, он достал небольшой перочинный ножик и вынув лезвие внимательно посмотрел на него.

- Чтобы нож был острый, нужен абразив…. Чтобы ум был острый, нужны книги и размышления… А что же нужно, чтобы духом был остр человек? Где тот “абразив”, что способен заточить его до состояния жертвенности, чтобы я мог поступить пред лицом смерти, также как Эдик?

Кирилл Сергеевич сложил нож и убрал его обратно в карман.

- Горе от ума - подумал он, - Я знаю как устроен атом, но не знаю как устроен человек.

Слева хрустнула ветка, он обернулся, Елена Викторовна возвращалась с прогулки.

- Леночка, моя апатия сменилась желанием срочно что-нибудь проглотить, давай перекусим, а то, чувствую, что голова отказывается мыслить?

- А как же Родион, мы не будем его ждать?

- Ну мы же пиршествовать не будем, а самое вкусное оставим ему, а он уж потом наверстает. Тем более ему сейчас явно не до еды, как бы он сам не стал пищей для комаров, посмотри пожалуйста, в сумке был реппелент.

Опушка на которой они расположились, еще была освещена заходящим солнцем, а лес вокруг быстро погружался в густые объятия сумерек.

Родион Аркадьевич в ожидании когда стемнеет, изучил всю флору вокруг себя, но ничего съестного не обнаружил. Очень хотелось пить и хотя озеро было довольно чистое, вряд ли бы он рискнул напиться из него. Но намного хуже жажды оказались несносные комары. Сидеть на месте без посторонних шумов и быть поедаемым этими безжалостными кровопийцами оказалось настоящей пыткой. Устав махать руками и ветками, которые не возымели ни какого результата, Родион Аркадьевич вспомнил, что когда то давно спасались люди березовым и сосновым дегтем от всяких летающих тварей. Правда при наличии деревьев добыть деготь не представлялось возможным, тогда уже в отчаянии он стал растирать свежие березовые листья в руках и выделившимся соком намазал кисти рук, шею и лицо. Эффект не получился настолько сильным как если бы он намазался чистым дегтем, но комары хоть и докучали и продолжали лезть в лицо, но кусать перестали. Дожить горожанину до темноты оказалось не так-то просто, но теперь появилась надежда.

Когда таким образом Родион Аркадьевич отделался от главной проблемы, он поймал себя на мысли, что он никогда за всю свою жизнь не испытывал чувства голода и жажды. Хотелось есть, он ел, хотелось пить, пил и всегда вода и пища были доступны. Всего лишь легкое прикосновение алчбы успел он испытать в этот вечер, но успел почувствовать, как она затмевает разум своей животной мощью.

Сглатывая в пересохшем горле слюну, он лишь отдаленно чувствовал настоящую жажду.

Насыщенный волнениями день выбил его из обычного, уравновешенного состояния, но он верил, что Кирилл его не оставит.

Лес уже погрузился в кромешную тьму, но дорога к озеру еще светлела лиловыми, густыми сумерками. Не в силах больше ждать и сидеть на месте, Родион Аркадьевич решил потихоньку двигаться по направлению к озеру. Не выходя на дорогу, а следуя вдоль нее, ориентируясь на лиловый свет, он аккуратно пробирался меж деревьев, благо не было буреломов. Темные силуэты стволов еще были видны и глаза привыкшие к темноте, стали различать даже крупные ветки. Неся в одной руке канистру, а другую держа перед лицом, чтобы не наткнуться невзначай на ветку, он какое-то время шел вдоль дороги, как по ориентиру.

У воды стоял туман и пахло сыростью и рыбой. Гладкая как стекло поверхность озера отражало звуки леса и водных существ, наполняя душу мистическим трепетом. Что делать дальше Родион Аркадьевич не знал, инструкций на этот счет никаких получить не удалось, поэтому он сел верхом на канистру у самого берега и стал ждать. Около получаса он глазел на фиолетовую гладь озера, как вдруг с другого берега блеснул мощный луч фонаря и рассекая молочный воздух, стал шарить по берегу на котором находился Родион Аркадьевич.

- Это Кира! - чуть не воскликнул он, но сдержался. Он встал в полный рост и когда луч наткнулся на него, ослепив ярким светом, он стал махать руками, а затем подняв канистру над головой стал сигнализировать, что она у него. Яркий луч вдруг стал слабее и перестал слепить, но вместо постоянного света стал моргать то чаще, то реже, передавая ему сигнал. Родион Аркадьевич протер глаза ослепленные светом и стал внимательно считывать сигнал.

- Это Кира. Плыви сюда. - прочитал Родион Аркадьевич.

- Как плыви? Ночью? - прошептал он.

Луч фонаря упрямо повторял туже фразу - “Плыви сюда”.