Наиль и Альберт были очень разными. Отец – человек настроения. Взрывной, прямодушный, категоричный, зачастую несдержанный на язык, громкоголосый. Не признавал полутонов и полумер, не умел подстраиваться, подавлять эмоции и скрывать свои чувства. Альберт на памяти Карины ни разу ни на кого не повысил голоса, юмор у него был мягкий, отношение к людям ровное. Выдержанный, тактичный, склонный критиковать скорее себя, нежели других, он умело сглаживал углы и находил компромиссы.

Сегодня дверь ей открыл он сам. Жены дома не было: гостила у сестры. Взглянув на друга отца, Карина с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть. Он и на похоронах выглядел плоховато, но теперь…

Невысокий, полненький, крепко сбитый, дядя Альберт всегда напоминал Карине Карлсона из мультика. Сейчас перед ней стояла тень прежнего «мужчины в самом расцвете сил» – совсем седой, измождённый, худой до прозрачности маленький старичок. Кожа сухая и жёлтая, губы посинели, глаза провалились. В довершение всего он опирался на палочку.

Как ни старалась скрыть потрясение, взгляд её, видимо, выдал, потому что он заметил с мягкой улыбой:

– Да, Кариша, выгляжу я неважнецки. Сам-то к себе уже привык, а окружающие пугаются.

– Что вы, дядя Альберт! – промямлила Карина. – С чего вы взяли? Я и не думала…

Но он только махнул рукой.

– Проходи, проходи, детка! Давай на кухне посидим – мы, советские люди, привыкли всё за столом обсуждать.

Она сняла сапоги и пошла за ним. Дядя Альберт сел на маленький угловой диванчик, предоставив ей возможность похозяйничать. Она много раз бывала в этом доме, знала, где что лежит, и быстро выставила на стол чашки, налила им с дядей Альбертом чаю, достала из холодильника молоко. Вымыла принесённые фрукты, выложила в вазочку халву.

Дядя Альберт равнодушно глянул на некогда любимое лакомство, но, перехватив озабоченный взгляд Карины, тут же попытался изобразить удовольствие:

– Вот спасибо, детка! Знаешь, чем побаловать!

Сказал – и обоим стало не по себе. Карина не сумела сделать вид, что верит этому фальшивому оживлению, дядя Альберт смутился вымученности своего тона.

– Вы мне так и не сказали, что случилось? Почему попали в больницу?

Он помолчал, пожевал губами, потом вздохнул, словно решившись на что-то, и ответил:

– Небольшой сердечный приступ. Но ничего, обошлось. А вообще, у меня, Кариночка, рак желудка. Но ты не пугайся, – быстро проговорил он, заметив ужас в её глазах, – операбельный. Диагноз поставили в конце января. Надежда есть, операцию скоро будут делать. Могли бы и раньше, просто смерть твоего отца… Сердце стало прихватывать, врачи боялись. Ведь уверен был, что Наиль меня будет хоронить. Я и старше его. А видишь, как вышло.

– Дядя Альберт, прогнозы…

– Нормальные прогнозы, Кариша. Это правда, я тебя не успокаиваю. Стадия не самая страшная. Завтра ложусь на операцию. Поэтому и позвал тебя сегодня. Придётся, конечно, по больницам помотаться, но это ничего. Я выносливый. Зоинька у меня – молодцом! Говорит, не отпускаю тебя – и точка! Не вздумай сдаваться! Ну, хватит об этом. Хватит.

Дядя Альберт отломил чайной ложкой кусочек халвы, подержал на весу, положил на место. Заметно нервничал и никак не мог сказать то, что собирался.

– Ты, конечно, не знаешь… Папа с октября не работал в «Мастерской».

– Не работал? – растерялась Карина. – Почему?

– Решил отойти от дел и продал мне свою долю.

– Как же так? Он не мог! «Мастерская» – это… Это как ребёнок для него! Его жизнь!

– Мне ли не знать. Наиль всегда говорил: отнять у меня «Мастерскую» – как руку отрубить. Лет восемь назад нам предлагали выкупить её. Хорошие деньги сулили, но мы и думать не думали! А в конце лета он приходит и говорит: всё, Алька, устал. Не хочу больше.

Карина вскочила, с грохотом отодвинув стул.

– Вот хоть убейте – не верю! Он бы в жизни до этого не додумался!

– Я тоже так считаю, – спокойно согласился дядя Альберт. – Он и не додумался.

Они молча смотрели друг на друга. Карина медленно села обратно.

– Близко к городу продавался большой участок под застройку. Место отличное, земля с годами будет только дорожать. Хочешь – в аренду сдавай, хочешь – перепродай с накруткой. Скорее всего, со временем окажется в черте города, и станет ещё дороже. Азалия уговорила Наиля купить участок. Но нужной суммы у него не было. И она потихоньку-полегоньку подвела его к мысли продать бизнес.

– Боже мой, да зачем?! Жил он без этой земли и… Что ему, денег не хватало?

– Ты погоди, детка. Это ещё не все.

– Куда уж больше! – Она отхлебнула из чашки и поморщилась: терпеть не могла остывший чай.

– К сожалению, есть куда. Отговаривал я его, убеждал – он ни в какую. Упёрся и всё. Ну, я и отступился. Даже обиделся, а потом подумал: чего уж тут, не в себе человек. Пусть делает, как хочет. Нашёл средства, собрал, что мог. Выплатил даже больше, чем надо было. Наиль, вижу, мучается: знает, как мне тяжело нужную сумму набрать. Понимает, что дело под удар ставит, а отступиться не может. Продал он долю, все накопления снял – всё равно не хватает больше миллиона.

В общем, дачу вашу он тоже…

– Что?! Он эту дачу… Сам проект придумал, строил, деревья сажал… А баня…

– Карина, успокойся, – почти строго произнёс дядя Альберт. – Нужна ясная голова. Не кипятись. Совершено ясно, что Азалия преследовала свои цели. Землю они купили, когда уже были женаты, да и покупка оформлена на двоих! Теперь, когда Наиля не стало, половина так и так у Азалии, а вторая половина делится между тобой и ею. То есть теперь у неё – три четвёртых, у тебя – только четверть. Ты понимаешь? Я не говорю, что она имеет отношение к его смерти – упаси Бог! Но ты же видишь, как всё для неё удачно сложилось!

Она опустила голову и промолчала. Да уж, удачно… А если учесть, что никакой тоски по мужу Азалия не испытывает, то всё и вовсе выглядит подозрительно. С другой стороны, было вскрытие. Папина смерть вызвана естественными причинами.

– Накануне смерти отец приезжал сюда, ко мне. Сидел на этой самой кухне. Тогда я и узнал, что землю они с женой пополам оформили. Слышала бы, какую я ему головомойку устроил! Для чего, говорю, всю жизнь горбатился? Чтобы невесть кому досталось? Думал, ударит меня. Он ведь про Азалию слова худого никому не давал сказать. А он посмотрел на меня и говорит тихо-тихо: «Скажи честно, что ты о ней думаешь?» Я как думал, так и сказал: гнилой человек, лживый. Улыбается, а глаза холодные. Взгляд неподвижный, змеиный.

– А папа? – севшим голосом спросила Карина.

– Что он… Смотрит на меня, глаза несчастные, молчит. Потом говорит: «Завтра поеду и оформлю дарственную на Каринку. Свою долю ей передам. Чтобы у них всё пополам было, если что». А ночью она звонит. – Голос его дрогнул, подбородок затрясся.

Карина стиснула зубы, сдерживая слёзы.

– Детка, послушай меня. Тебе нужно бороться с Азалией за имущество: и за квартиру, и за машину отцовскую. Тем более что это приобретено до брака с нею! Что касается земли, можно доказать, что его вклад при покупке был значительнее. У отца где-то лежат документы о продаже дачи, выписки из банка о закрытии вкладов, поищи потихоньку. У меня есть бумаги о продаже доли в бизнесе. Ты сможешь через суд доказать! Мы подключим юристов…

Карина никогда не видела его таким взбудораженным.

– Дядя Альберт, ну, что вы! Не волнуйтесь…

– Да не обо мне сейчас…Ты не понимаешь! Надо чётко продумать и разработать план действий. Я помогу!

Он ещё долго и горячо говорил, растолковывал, что и как ей следует сделать, убеждал пойти в суд. Она соглашалась, чтобы не расстраивать его, однако точно знала: судиться не станет. Слушала рассуждения дяди Альберта, но почти не вникала в суть. Азалия лишила папу всего: любимого дела, отрады-дачи и, в конце концов, отношений с единственной дочерью. Какой же властью над человеком надо обладать, чтобы заставить настолько потерять голову…

Впрочем, кому бы удивляться, но только не ей. Достаточно вспомнить Жана.