– Робинзон Крузо!

– Дефо не указал IQ Робинзона. Но он явно не был дураком.

– Но Пятница точно не был интеллектуалом!

– В любом случае колхозник окажется на острове в привычной среде, а вот IQ будет постоянно попадать впросак и выглядеть глуповато. Что и подтверждает тезис об относительности ума.

– Относительно кого? Робинзона? Или Пятницы?

– Точка отсчета действительно нужна. Можно взять и Пятницу.

– Принято! Считаем IQ Пятницы равным нулю. Это как раз уровень доцента, который преподавал нам научный коммунизм на четвертом курсе. Как он издевался над нами! Страшно вспомнить…

– А что делать? Среди доцентов тоже встречаются людоеды.

– Значит, мы с тобой обсуждаем теорию относительности ума?

– Ну да. Ее отдельные положения.

– А дедушка Эйнштейн до нее не допер?

– Увы. Старик остановился на общей теории относительности.

– В полушаге от величайшего открытия! Всемирного значения. Которое мы с тобой только что совершили.

– Скромнее надо быть, юноша. Его совершили более умные люди, задолго до нас. А короче всех сформулировал Уильям Блейк: если бы другие не были дураками, то мы сами оказались бы ими.

– Ну вот, опять убил мечту…

– Так кто, по-твоему, окажется успешнее на необитаемом острове – интеллектуал или колхозник?

– В полевых условиях IQ должен подчиняться прапорщику!

– А вот это неоднозначно. В нестандартных ситуациях народный умелец тоже тычется, как слепой котенок. Потому что не понимает сути явления, действует по шаблону. Спросишь его: а почему именно так? А в ответ слышишь раздраженное: делай, как сказано, и не задавай глупых вопросов!

– Но результат достигается?

– Как правило, да. Многовековой опыт не подводит. В общем, если IQ договорится с колхозником, они смогут выжить на острове…

– Постой! Кажется, наклюнулся сюжет. После кораблекрушения на необитаемый остров попадают два путешественника – интеллектуал и работяга. При этом они полные антиподы – по образованию, менталитету, культуре. Между ними ничего общего, но они понимают, что поодиночке им не выжить. Одному не хватает практических навыков, другому – знаний и ума. И вот реальная угроза гибели заставляет их объединить умственные и физические усилия…

– А что? Забавный эксперимент. Микромодель человеческого общества в экстремальных условиях. Вдали от шума городского. Но для полноценного опыта не хватает женской составляющей…

– Да, в сценарии должна быть тема любви. Иначе Голливуд не примет. Итак, на следующее утро, как раз в пятницу, волна прибивает к берегу шлюпку, в которой лежит бесчувственное тело молодой блондинки, их попутчицы. В платье, изорванном бурей в самых соблазнительных местах. Кстати, героям нужно дать имена…

– Ну, колхозника, конечно, зовут Джон. Сам он попал на судно в попытке бежать от британского правосудия. За то, что в пьяной драке на деревенских танцах пырнул ножом парня с соседней фермы. А было это мокрое дело в графстве Норфолк, в сочельник.

– Идет. А молодой интеллектуал, только что с отличием окончивший Кембридж с дипломом по кризис-менеджменту, направлялся в Америку. Чтобы строить карьеру и реализовать свои непомерные амбиции. Ему подойдет аристократическое имя Джордж.

– А может, более теплое Генри?

– Ладно. А красавицу, для достоверности, можно назвать Мэри. На этом фрегате она возвращалась из круиза по Европе, вместе со своим мужем, толстым, безобразным бизнесменом. Который вечно сидел в кают-компании за бриджем, пыхтя своей вонючей сигарой. Наши герои пытались ухаживать за скучающей леди, но тут налетел ужасный шторм и вдребезги разбил о прибрежные рифы их любовные планы. А заодно утопил весь экипаж и пассажиров, включая ее мерзкого мужа. И вот герои видят полуобнаженную Мэри и поднимают друг на друга глаза. И бешеный взгляд темпераментного Джона упирается в непробиваемую сталь голубых глаз Генри…

– И кого из них выберет красотка Мэри?

– Не спеши. Это главная интрига сюжета. Но сейчас они бережно поднимают бесчувственное тело девушки и несут к самодельному шалашу, крытому пальмовыми листьями. Там «робинзоны» дают ей глоток кокосового молока. Мэри томно раскрывает глаза, и с ее бледных губ срывается слабый выдох: «Где я?» «В раю», – отвечают наши герои и начинают наперебой ухаживать за ней, стараются угостить ее чем-то вкусным. Кстати, чем они там питались?

– Как и положено, в обломках корабля нашлось немало подмокших сухарей и даже бочка солонины. А разнообразили рацион местным подножным кормом…

– Мне вспомнилась фотография под названием «Обед пигмея» из журнала «Вокруг света». На пальмовом листе были аппетитно разложены парочка бананов величиной с огурец, несколько жирных белых гусениц такой же величины, горсть каких-то ягод и орехов, кучка бледных корешков и жареная птичка размером с воробья.

– А чего? Сбалансированный набор белков, жиров и углеводов.

– И витаминов. Но это, конечно, далеко не шведский стол.

– А ты попробуй хотя бы это добыть! Я думаю, они там быстро лишний жирок сбросили…

– И все же, окруженная заботой любящих мужчин, Мэри осваивается на острове и становится хозяйкой их общего дома. Когда они уходят за добычей, Мэри готовит обед, наводит в хижине уют…

– И это все? Так и будут жить втроем до конца сеанса? Как шведская семья с пигмейским столом? Нет, искушенного зрителя этим не проймешь. Нужна интрига. Фильм должен иметь не только коммерческий успех, но и оставить заметный след в искусстве.

– Не проблема. Они же соперники. То, что им приходится делить тяготы жизни, не значит, что они согласны делить женщину. Кстати, насчет искусства. Чем они там развлекались? Как обходились без радио, телевизора, свежих газет?

– Очень прекрасно. Вместо того чтобы тупо пялиться в зомбирующий людей ящик, читать глупости, которыми заполнена пресса, или часами трепаться по телефону, они сидели на веранде хижины, потягивали пивко, которое наловчились гнать из забродившего кокосового молока, наслаждались океанскими бризом, негромкой беседой и любовались восхитительными закатами…

– Тем более что в те благословенные годы безрассудное человечество еще не изобрело бессмысленные электронные игрушки, отнимающие у людей и без того короткое время жизни и уводящие их в виртуальный мир фальшивых иллюзий.

– К счастью, ни грохот промышленной революции, ни бурные политические события девятнадцатого века не нарушали душевный покой наших героев. Правда, поначалу им не хватало спортивных новостей, а Мэри – светской хроники. Но Генри начал развлекать ее интеллектуальными беседами, которые, однако, не вызвали восторга у Джона. Бедняга мог поделиться с Мэри разве что своими футбольными пристрастиями да перипетиями открытого первенства Йоркшира по скоростной стрижке овец. Скрипя зубами, он еще как-то выдержал лекцию Генри о нюансах живописи Тернера и Констебла, и даже его мнение о тонкостях поэзии Байрона, Шелли и Блейка. Но когда тот по неосторожности заговорил о лирике Китса, творчеством которого, как известно, восхищались прерафаэлиты, и даже процитировал его знаменитую «Оду к Психее», терпение Джона лопнуло…

– И его можно понять. Как они вообще там терпели друг друга? А как спали в одном шалаше? Не смыкая глаз или по очереди?

– Давай оставим зрителям простор для фантазии. Короче говоря, в чопорной британской шведской семье назревает конфликт. Который в один прекрасный день выливается в жестокую драку. Ее провоцирует Джон, недовольный тем, что Мэри отдает предпочтение его сопернику. Поединок разворачивается на опушке леса, с использованием лиан, бамбуковых палок и кокосовых орехов.

– А кто победит?

– Конечно, более сильный работяга. Поверженный интеллектуал остается на окровавленном песке, а жестокосердый Джон возвращается к Мэри и объявляет ей, что Генри к ужину ждать не стоит, потому что тот устал, отстал и заблудился в лесу.

– Но он останется в живых?

– А как же! У нас не так много персонажей, чтобы разбрасываться ими направо и налево. Придя в себя, Генри доползает до кромки прибоя, омывает раны и, пошатываясь и поминутно падая, уходит в мрачные джунгли. Он бредет в неизвестном направлении и молит небеса о том, чтобы скорее закончились его мучения. Но вот на тропический лес опускается беспросветная ночь, и несчастный забывается тяжелым сном под сенью гигантского папоротника…