Известно, что в мужских компаниях без мата общения не бывает. Он является естественной реакцией на производственные и бытовые ситуации. Если суппорт никак не хочет вставать на положенное ему место, какими словами можно его уговорить? А как охарактеризовать поведение коллеги, который уронил тебе на ногу разводной ключ? Или оценить умственные и физические способности нападающего любимой команды, промазавшего с пяти метров по пустым воротам? В таких случаях соответствующие выражения непроизвольно рождаются в глубине души и сами собой изливаются наружу. А некоторые превосходные анекдоты вообще теряют свой смысл без конкретной терминологии. Конечно, в те застойные годы грубый мат еще не украшал речь старшеклассниц и поэтесс и не считался признаком духовной свободы интеллектуальной элиты, каким стал в наше просвещенное время. То, что актрисы, как и грузчики, заговорили на полной версии «великого и могучего», а могильщики в «Гамлете» стали выражать философские мысли в доступной современным коллегам форме, либеральная интеллигенция считает символом духовного раскрепощения. Но в те наивные времена матерщина воспринималась как признак распущенности и низкой культуры. Площадной лексикон, вошедший в моду в начале нового века в театральной и художественной среде, был прерогативой малообразованной части населения. Конечно, матерились не только в цехах и на фермах. Грязный мат был обычной формой общения партийных и советских руководителей всех уровней и звучал даже в самых высоких кабинетах, что можно считать признаком ментальной близости партии и народа. Мы тоже не были белыми воронами в неоднородной среде нашего общежития и общались с окружающими в соответствующем стиле. Однако в его исполнении это был отнюдь не тот примитивный жаргон алкашей, который мы порою слышим на улице и который вызывает у нас досаду, как будто нас испачкали. Он обогащал общеизвестный лексикон весьма необычными словообразованиями. В результате соединения ненормативной лексики с научными и литературными терминами, а также префиксами латинского происхождения вроде «поли», «моно», «мега», «супер», «гипер», «макси», «псевдо» и так далее, рождались очень нетривиальные выражения. С этим изысканным матом он имел успех в любых мужских компаниях.
Нет, он не был белой вороной. Он был золотой вороной.
Невзирая на идеологическое давление и скудость быта, те далекие годы вспоминаются мне в светлых тонах. Я знаю, что на этот счет существуют прямо противоположные мнения. Многие считают это десятилетие, последовавшее за пражской весной, временем подавления любого свободомыслия и окончательной заморозки хрущевской «оттепели». И все же, прожив сознательную жизнь во второй половине двадцатого века, полагаю, что именно семидесятые годы были лучшими в истории того государственного образования, которое называлось Союз Советских Социалистических Республик. Это десятилетие, часто называемое периодом застоя, стало высшей фазой экономики социализма, вершиной воплощения социалистической идеи. В предыдущие, послевоенные годы страна восстанавливалась после разрухи, бедствовала, мучительно строилась. В пятидесятые, после смерти тирана и двадцатого съезда КПСС, словно очнулась от страшного сна, провела молодежный фестиваль, запустила в космос спутник, но жила по-прежнему очень бедно. Потом, в шестидесятые, разворачивала огромные стройки, поднимала промышленность, энергетику, напрягала силы, стараясь выйти на передовые позиции в науке, технике, экономике, культуре, спорте. Мощный импульс развитию СССР придала космическая экспансия – полет Гагарина и неистовая воля великого Королева. Это были годы промышленного подъема, энтузиазма, идеологической оттепели, раскрывшихся общественных перспектив. Но людям все так же не хватало самых обычных товаров и продуктов, а в начале шестидесятых возникали даже перебои с хлебом. Я сам стоял в многочасовых очередях у нашего продуктового магазина, на страшном солнцепеке, и помню, как одна женщина упала в обморок от теплового удара. Правительству пришлось срочно закупать зерно за границей, и это надолго вошло в практику советской экономики. И все же положительная динамика начала шестидесятых, волюнтаристски-наивно экстраполированная в будущее, дала малограмотному Хрущеву основания заявить о планах построения коммунизма. Конечно, даже в те годы трезвомыслящие люди не верили в эту утопию. И все же в стране строились заводы, фабрики, электростанции, автомобильные и железные дороги, развивались космонавтика и оборонка, воздушный, железнодорожный и морской транспорт, внедрялась вычислительная техника и многое другое. Советский Союз имел все, что требовалось для самостоятельного существования и развития. Однако население, как и в прежние годы, жило плохо, а все ресурсы направлялись на развитие индустрии и оборону. И только в семидесятые годы появились возможности для более-менее сносной жизни. Это относительное благополучие обычно связывают с ростом цен на нефть и поступлением валютной выручки от ее экспорта. Так или иначе, жить действительно стало лучше и веселее, а завершающим аккордом семидесятых стала Олимпиада 1980 года. К сожалению, в дальнейшем из-за афганской авантюры и агрессивной внешней политики, от которой не хотело отказываться косное партийное руководство, СССР оказался втянут в изнурительную гонку вооружений. Военно-промышленный комплекс требовал все больше ресурсов. Большая часть общественного продукта тратилась на затратные оборонные проекты и устаревающую военную технику, производимую в избыточных количествах. В восьмидесятые годы международная обстановка и экономическая конъюнктура резко ухудшились, наступил окончательный застой, и СССР во главе со своими бездарными, престарелыми лидерами и ортодоксальной идеологией зашел в общественно-политический тупик. В итоге политическая и экономическая система социализма рухнула, и Советский Союз развалился. Причин было много, включая субъективные. Беда в том, что в отличие от Китая, которым в те годы управлял мудрец Дэн Сяопин, нашу страну возглавил недалекий политик Горбачев. И все же главной была объективная: административно-командная экономика проиграла свободной, рыночной. СССР всегда уступал Западу в производительности труда, а именно общественная производительность труда является, по Марксу, признаком более прогрессивного общественного строя. Все остальное, включая безработицу и линчевание негров, вторично. Я не считаю социалистическую идею ошибочной, но тот уродливый партийно-бюрократический социализм с его распределительной системой и принудительным трудом был исторически обречен. Он был тормозом общественного развития, потому что подавлял личность, любую инициативу, не позволял в полной мере реализовать трудовой и интеллектуальный потенциал населения. Усилия советских людей не давали реальных результатов для улучшения личной жизни, поэтому граждане великой страны без особого сожаления расстались со светлым прошлым и его опостылевшими атрибутами – вечным дефицитом, очередями, скудным бытом, оскопленной культурой, идеологическими заклинаниями и сказками о светлом будущем. А «красные» директора и ушлые жулики с радостью воспользовались возможностью «прихватизировать» некогда общенародную собственность. Но мало кто предполагал, что вместе с грязной водой партийно-бюрократической системы перестройка выплеснет и общественные блага социализма. Качественное бесплатное среднее и высшее образование, доступная медицина, финансирование науки и культуры были безусловными ценностями социализма. Но в те годы это, как все хорошее, казалось естественным, поэтому не ценилось. Да, мы однозначно проигрывали Западу в уровне жизни, в количестве и качестве предметов потребления и продуктов питания, но прав был и лирический герой Визбора насчет того, что мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей. Страна действительно имела высокие цели и была устремлена в будущее, ставила перед собой большие задачи и добивалась их исполнения. Советский Союз был конкурентоспособен на мировой арене, а надежность и стабильность советского государства в чем-то была даже уютной. Даже морщась от фальши официальной пропаганды, мы чувствовали себя гражданами великой страны и гордились ее успехами.
