По окончании заседания некоторые из товарищей пригласили нас к себе на обед.
Так как я должен был побывать в конторе Мешади-Кязим-аги, а оттуда отправиться к Нине, я отказался.
Мешади-Кязим-ага ждал меня в своей конторе.
Он снова выразил радость по поводу того, что я остановился у него.
- Дом, в котором вы живете, принадлежит вам, - сказал, между прочим, Мешади-Кязим-ага. - Мы его выстроили для нашего племянника, но он погиб во время революции. Теперь вы заменяете нам его. Дом и всю обстановку считайте своими. Я прошу вас, в чем бы вы ни нуждались, сказать нам, и мы постараемся тотчас исполнить все ваши желания. Прошу ни в чем не стеснять себя. В своем письме Мешади-Саттар-ага поручает вас нашим заботам. Но и без того мы питаем к вам глубокую симпатию и уважение. Я знаю вас давно. Мы приготовили для вас и повара и прислугу. Наш дом расположен сейчас же за вашим. Мы с вами соседи.
- Очень вам признателен. Действительно, я чувствую себя, как дома. Гусейн-Али-ами и его жена Сария-хала очень славные и исполнительные люди. Я бы просил оставить их.
- Вы еще не знаете Гусейн-Али-ами, - засмеялся Мешади-Кязим-ага. - Это интереснейший собеседник. Он бывший садовник Музаффереддин-шаха и его сына Мамед-Али-Мирзы. И он и его жена - испытанные, верные люди. Мешади-Саттар-ага пишет о деньгах, но он мог бы и не делать этого. Деньги к вашим услугам. Когда бы и сколько бы ни понадобилось, дайте только знать, и ребята занесут вам, - закончил он.
Я поблагодарил.
- Пока ничего не нужно, в дальнейшем же, когда работа развернется, я сообщу вам, - добавил я.
ВСТРЕЧА С НИНОЙ
Получив рано утром мое письмо, Нина осталась дома и не пошла на работу в консульство. Более часа она просидела у Тахмины-ханум в ожидании меня. Придя к ней, я застал там Тахмину-ханум и ее дочерей. Нина, увидев меня, словно не верила своим глазам. Окинув меня быстрым взглядом, она закрыла лицо руками. Это было верным признаком того, что она собирается плакать. Жест этот хорошо был известен Тахмине-ханум и ее дочерям, и они незаметно вышли в другую комнату.
Все существо Нины содрогалось от рыданий. Я гладил ее волосы и старался мягко отвести от лица ее руки. По всему моему телу разливалась горячая волна любви и признательности.
"Почему, умея все понять и изучить, я не могу постигнуть тайны женского сердца? - думал я в эти мгновения.- Почему поэты и даже некоторые философы и мыслители Востока упрекают женщин в неверности и даже несправедливо ставят их ниже животных? Разве эта судорожно рыдающая передо мной женщина не является ярким образцом женской верности и постоянства?!"
Углубившись в эти мысли, я не заметил, как руки Нины очутились в моих руках.
- Плакать незачем, - сказал я. - Друг мой, я снова в Тавризе. Вместе с тобой мы будем работать над осуществлением нашей заветной, святой цели. Мы снова заживем веселой, счастливой жизнью; молодость снова покажет нам свое смеющееся, ликующее лицо, и, забыв горечь временной разлуки, мы сделаем все, чтобы создать всеобщее счастье.
Выдернув свои руки из моих, Нина обняла меня.
- Я не верила, что ты снова вернешься в Тавриз. Теперь я убедилась, что романисты зря забивают женщинам головы ложными понятиями о неверности, непостоянстве и вероломстве мужчин, - проговорила она дрожащим голосом. - И даже я сама после твоего отъезда начала верить им.
- Несомненно, романист, внушающий такой ложный взгляд на мужчин, женщина, постоянно донимающая своего мужа ссорами и упреками и доводящая его до бегства. Ты прочла ее роман и захотела поверить ей, - сказал я, желая рассмешить и позабавить Нину. - Мой милый друг, писатели и даже некоторые философы и мыслители часто определяют характер человека не в результате изучения его психологии, а по своей мерке. Но если суждения писателей и психологов о различных людях расходятся друг с другом, мнения и взгляды двух искренних друзей могут и должны совпасть. Думаю, что мы очень хорошо знаем друг друга. И тут нам ничем не помогут ни взгляды романистов, ни определения ученых психологов, ни запутанные рассуждения философов. Плакать совершенно не к чему. Мой приезд не носит временного характера. Он только еще больше укрепит нашу дружбу, сделает ее прочной. А теперь расскажи о себе.
- Положение крайне тяжелое. Я говорю не о себе, сама я лично ни в чем не нуждаюсь. Главная причина моей тревоги - это отсутствие какого-либо поля деятельности.
- Поле деятельности огромное. Мы это наладим. Работы будет по горло.
- В Тавризе все перепуталось, - начала рассказывать Нина. - В результате бездеятельности местных властей, Саттар-хан и Багир-хан организовали каждый свое правительство. В районах Ардебиля, Сэраба и Эхара царит полная анархия. Рахим-хан, снабжаемый русским оружием, разоряет деревни Карадага. Гоч-Али-Султан громит деревни, расположенные по Джульфа-Тавризскому шоссе, и нападает на проходящие по дорогам караваны. Все это вместе взятое облегчает захватнические планы царских колонизаторов в отношении Азербайджана. На днях Имам-Джума и мучтеид Мирза-Гасан послали в царское консульство официальное письмо с просьбой принять их под покровительство царя. Консул сообщил об этом русскому послу в Тегеране. Люди Саттар-хана облагают налогами и разоряют деревни, принадлежащие лично Мамед-Али-шаху, и этим подрывают престиж Саттар-хана в народе.
Царский консул всячески содействует усилению беспорядков, старается показать массам, что конституционное правительство, занявшись грабежами, не способно управлять страной; в глазах масс выставляет народных героев грабителями и разбойниками. Никто этого не понимает, а если и понимает, не может помешать этому. Сейчас многие в Тавризе сидят сложа руки. Они думают, что кажущаяся бездеятельность царского правительства будет длиться вечно. Вожди тавризской революции не предполагают, что в царском консульстве шьют для них саваны.
Несколько дней тому назад здесь горячо обсуждался вопрос о назначении Мухбириссалтане главой тавризского правительства. Царское правительство было несогласно с этим назначением, так как в бытность в Тавризе Мухбириссалтане не сумел выказать себя русофилом. Но, судя по разговорам в консульстве и по тому, что англичане не поддерживают русскую точку зрения, царское правительство вынуждено будет согласиться на назначение Мухбириссалтане.
Сейчас в русском консульстве составляют списки духовных лиц, поддерживающих революцию. Ассигнована особая сумма для привлечения их на сторону царского правительства. Имеется много таких лиц, которые примкнули к революции с определенной целью и которые сейчас, несмотря на то, что революция победила в центре, начинают появляться у консульства. Революция и в Тавризе должна показать себя, вернуть себе свей былой авторитет.
Я с большим вниманием слушал Нину. Она говорила о необходимости укрепления революции, но не указывала, какими путями добиться этого. Я счел необходимым разъяснить ей это.
- Дорогой друг! - сказал я. - Революционных кадров в Иране слишком мало, настолько мало, что, если они и будут действовать со всей энергией, они не сумеют возглавить революционное движение масс и справиться с задачами, стоящими перед ними. Это первый недостаток. Второй недостаток заключается в том, что во главе революционного движения стоят лица с различными взглядами на основной вопрос революции - вопрос о власти. Несчастье Ирана в том, что революция не поставила вопроса об образе правления в стране. В продолжение трех лет вожаки революции вели борьбу против личности Мамед-Али-шаха, они не осмеливались и не хотели ставить вопроса об изменении существующего образа правления. Революционная власть в Тегеране сосредоточена в руках крупных и мелких феодалов, духовенства и купечества. Иранские социал-демократы, на словах называя себя революционными марксистами, на деле настроены соглашательски, насквозь пропитаны духом национализма и монархию свергать не собираются. Они защищают сейчас свои личные интересы. Все эти особенности иранской революции учат нас одному: в Иране необходимо создать новые революционные кадры. И эти кадры должны быть созданы не из среды нынешней аристократичной по внешности и по характеру демократии, их надо искать и найти среди рабочих и трудящихся. В Тавризе сколько угодно неорганизованного пролетариата, десятки тысяч рабочих, выделывающих ковры и ткани. Одним словом, следует сказать, что у иранского рабочего и иранского трудящегося есть революционные взгляды, но нет людей, которые могут направить революционное движение по пути классовой борьбы. Нынешним же вождям на этот путь стать не выгодно.
