Несомненно, он хотел выпытать у меня, как я реагирую на эти события. Но я сказал лишь:

- Да, и я слышал эти выкрики. Мое посещение его превосходительства связано именно с этой возней на улицах Тавриза. Хотел бы знать, чем вызвано это движение и какую оно преследует цель.

Сардар-Рашид немного подумал, потом, подняв голову, озабоченно ответил:

- Ума не приложу, кто этим занимается. Это не члены партии "Интизариюн". Все они отправились в паломничество к святым местам. По-моему, разъяснить нам могут все моллы и мучтеиды, движение носит, как вы видите, чисто религиозный характер. Вы ведь знаете, все эти моллы - изрядные плуты. Не успеешь им слова сказать, как они сейчас же прикажут закрыть магазины, лавки, базары, соберут всех в мечети и начнут вопить, что правительство святотатствует, наступает на религию, а чернь сразу готова забросать нас камнями. Не знаю, как быть, что предпринять? Проклятые ублюдки, каждый день выдумывают что-нибудь новое, а царский консул требует: "Уйми свой народ".

Я понял, что он не хочет раскрывать мне тайну, а разными увертками старается успокоить меня. Я тоже прикинулся наивным, сделал вид, что ничего не понимаю и верю ему. Я надеялся, что из письма Махру узнаю правду. Поэтому я больше ни о чем его не спрашивал и сказал:

- Его превосходительство должен держать связь с духовенством, чтобы узнать у них обо всем.

После этого я хотел откланяться, но Сардар-Рашид удержал меня.

- Турки ушли, но порядок в Савудж-булаге и Мяндабе еще не установлен, всюду царит неразбериха, население не признает правительства, - заговорил он. - Оно думает, что турки через несколько дней опять вернутся. Грабеж, убийства продолжаются.

- Вы едете один? - спросил я.

- Нет. Со мной едет назначенный в Савудж-булаг консул. Его сопровождают войсковые части. Дай бог ему здоровья! Он приложит усилия, чтобы водворить порядок и покой, ничего для этого не пожалеет.

Все было ясно: царские войска должны были оккупировать Савудж-булаг. Сардар-Рашид добровольно сопровождал чужеземных захватчиков.

Я снова хотел встать и уйти, но он сказал:

- Садитесь. Я хочу поговорить с вами об одном очень важном деле - о Махру.

- О Махру-ханум?

- Да, она очень заботит меня. Теперь вы не посторонний мне человек, большие тайны роднят нас. Я хочу с вами говорить откровенно.

- Прошу. Ваше превосходительство всегда можете быть откровенны со мной.

- Вы не задумались, почему она заболела?

- Коль скоро его превосходительство не поставил меня об этом в известность, я даже не знал о ее болезни.

- Вот как обстоит дело. Девушка до сего времени ничего не говорила мне о вашем брате Асаде. Сказать правду, я замечал, что она увлечена им, и всегда предостерегал ее, не давал согласия на брак с ним. Я хотел выдать ее замуж за кого-нибудь из нашего круга. Не было случая, чтобы она возразила мне. Она мне не перечила. Несколько дней назад опять зашла речь об этом. И вдруг она заговорила: "Теперь уже поздно! Дело сделано!" Что греха таить! В состоянии аффекта я ударил ее. Конечно, я не должен был допускать этого. С того дня она захворала. Господин Абульгасан-бек, очень прошу вас, помогите мне.

- Я готов сделать для вас все. Но я не понимаю, чем могу быть полезен?

- Вы человек культурный, уважаемый всеми нами. Ага-Асад тоже парень хороший, застенчивый, воспитанный, благородный. Передайте ему мой привет и скажите, что я очень прошу его оставить нашу семью в покое. Пусть выберет себе невесту в другом месте. Как только найдет, я устрою ему свадьбу в два счета, все расходы беру на себя, как родной отец. Пусть он откажется от Махру. Поймите: нельзя игнорировать традиции, сложившиеся веками. Если простой купец женится на сестре губернатора, это может вызвать кривотолки в народе. Такое родство ляжет пятном на вашего брата, и он никогда ничем не сможет смыть его.

Он умолк. Я давно знал, что он сам имел на Махру виды и ни за что не хотел отпускать ее из своего дома. Он не мог жить без нее. Я несколько раз обещал Махру вырвать ее из его цепких лап, но Революционный комитет считал, что еще некоторое время она должна жить у Сардар-Рашида, чтобы мы могли контролировать его действия. Несчастная женщина ради общего дела вынуждена была терпеть этого развратника, эту бесчестную тварь. В то же время брак Асада и Махру был уже совершен. Я не знал, что ответить Сардар-Рашиду и потому решил придраться к одной его фразе, смысл которой не совсем понял.

- Мне непонятно, ваше превосходительство, что вы имели в виду, говоря о кривотолках в народе. Какие сомнения может вызвать женитьба молодого человека на любимой девушке?

- В Иране испокон веков существует традиция, в силу которой девушка из аристократической семьи может выйти за простого человека лишь, скажу откровенно, в случае недозволенного, незаконного прелюбодеяния. Если какая-либо девушка будет обесчещена или забеременеет, не будучи замужем, родители вынуждены бывают выдать ее за простолюдина, чтобы замаскировать свой позор, или просто навязывают ее своему слуге, который ни сном, ни духом неповинен в ее позоре. Именно этого я и боюсь. Если Махру выйдет за Асада, ее заподозрят в бесчестии, об этом будут говорить по всему Тавризу. В результате мой авторитет среди населения будет сильно подорван, а на Ага-Асада ляжет несмываемое пятно позора. Скажите сами, так или нет?

Я постарался его успокоить:

- Ваше превосходительство сами знаете хорошо, что все можно уладить. К тому же свадьба Асада и Махру должна быть не сегодня и не завтра. Мне кажется, она ни в коем случае не повлияет на ваш авторитет. Вам не стоит заниматься столь незначительными делами. Перед нами большие и нелегкие задачи. Я верю, что наш договор о сотрудничестве ничем не может быть разрушен. Мы ограждаем вас от огромного несчастья. Каждый секретный документ, взятый в отдельности, представляет огромную опасность для вас, но мы щадим вас. Вы возглавили заговор против меня, хотели выдать меня Хелми-беку, хотели уничтожить меня его руками. Затея ваша позорно провалилась. Я мог бы свести с вами счеты. Мы имели и всегда имеем возможность отплатить вам. Но для счастья родины, я прощаю вашему превосходительству подобное коварство. Вы не можете сейчас расправиться со мной и моими друзьями. В ваших руках нет ни одного клочка бумаги, который мог бы свидетельствовать против нас. Мы спасли Тавриз от разгрома и разорения бандой Хелми-бека. Это делает нам честь. Мы спасли армян от погрома. Я полагаю, не найдется ни одного здравомыслящего человека, который бы не воздал нам должное за это...

Сардар-Рашид прервал меня:

- Ага, разве я не одобряю ваши действия? Разве я отрицаю ваши благодеяния в отношении меня?

- Если это так, тогда вы должны быть искренны. Вы не должны подводить нас.

- Уверяю вас, я до конца дней своих буду сотрудничать с вами, буду помогать вам. Но и вы в свою очередь должны помочь мне сохранить мое положение.

На этом мы простились. Я сел в фаэтон. Как только мы завернули за угол, я достал письмо Махру и начал читать:

"Дорогой друг!

Мне стыдно писать вам обо всем, но я должна. Как жаль, что я не погибла вместе с матерью от руки отца этого изверга! Теперь меня мучает сын ее убийцы, дьявол в человеческом образе!

Дорогой брат! Если бы не ваши поручения, я давно рассталась бы с жизнью. Ради нашего общего дела я терплю все, и каждый вечер до двух часов ночи наполняю его чарку. О! Как хотела бы я посыпать туда яду.

Неделю назад он был вдребезги пьян. Завел речь об Асаде, а потом покушался на мою честь. Со всего размаху я бросила в него рюмку. Осколок попал ему в глаз. Чтобы в таком виде не показываться консулу, он уезжает в Савудж-булаг.

Нервы мои до того взвинчены, что я вынуждена была слечь в постель. Вот уже неделя, как я не выхожу из дому, а по телефону говорить с вами боюсь.

Вот что я хочу сообщить вам. Неделю назад консул написал резкое и оскорбительное письмо Сардар-Рашиду и требовал выдать подпольщиков, работающих в Тавризе, всех, кто разоблачил партию "Интизариюн", выпускал прокламации, направленные против царского правительства и Англии. Чтобы удержаться на своем посту, Сардар-Рашид способен на все. Дорогой брат, будьте очень осторожны