Час спустя Сазонова принимают в Петергофском дворце, чтобы тот сделал доклад императору. Он находит монарха расстроенным телеграммой, которую император Вильгельм отправил ему ночью и тон которой звучит угрозой:
«Если Россия мобилизуется против Австро-Венгрии, миссия посредника, которую я принял по твоей настоятельной просьбе, будет чрезвычайно затруднена, если не совсем невозможна. Вся тяжесть решения ложится на твои плечи, которые должны будут нести ответственность за войну или за мир».
Прочитав телеграмму, Сазонов делает жест отчаяния:
– Нам не избежать более войны. Германия явно уклоняется от посредничества, которого мы от нее просим, и хочет только выиграть время, чтобы закончить втайне свои приготовления. При этих условиях я не думаю, чтобы ваше величество могло более откладывать приказ об общей мобилизации.
Очень бледный император с судорогой в горле ему отвечает:
– Подумайте об ответственности, которую вы советуете мне принять! Подумайте о том, что дело идет о посылке тысяч и тысяч людей на смерть!
Сазонов возражает:
– Если война вспыхнет, ни совесть вашего величества, ни моя не смогут ни в чем нас упрекнуть. Вы и ваше правительство сделали всё возможное, чтобы избавить мир от этого ужасного испытания… Но сегодня я убежден, что дипломатия окончила свое дело. Отныне надо думать о безопасности империи. Если ваше величество остановит наши приготовления к мобилизации, то этим удастся только расшатать нашу военную организацию и привести в замешательство наших союзников. Война, невзирая на это, все же вспыхнет в час, желательный для Германии, и застанет нас в полном расстройстве.
После минутного размышления император произносит решительным голосом:
– Сергей Дмитриевич, пойдите телефонируйте начальнику Главного штаба, что я приказываю произвести общую мобилизацию.
Сазонов спускается в вестибюль дворца, где находится телефонная будка, и передает генералу Янушкевичу приказ императора.
Часы показывают ровно четыре часа.
Броненосец «Франция», на котором находится президент и премьер, прибыл вчера в Дюнкерк, уклонившись от посещения Копенгагена и Христиании.
В шесть часов я получаю телеграмму, отправленную из Парижа сегодня утром и подписанную Вивиани. Подтвердив лишний раз мирные намерения французского правительства и возобновив свои советы об осторожности русскому правительству, Вивиани прибавляет: Франция решила исполнить все обязательства союзного договора.
Я отправляюсь объявить об этом Сазонову, который чрезвычайно просто отвечает мне:
– Я был уверен во Франции.
Пятница, 31 июля
Приказ об общей мобилизации опубликован на рассвете.
Во всем городе, как в простонародных частях города, так и в богатых и аристократических, единодушный энтузиазм.
На площади Зимнего дворца, перед Казанским собором раздаются воинственные крики «ура».
Император Николай и император Вильгельм продолжают свой разговор по телеграфу. Царь телеграфировал сегодня утром кайзеру:
«Мне технически невозможно остановить военные приготовления. Но пока переговоры с Австрией не будут прерваны, мои войска воздержатся от всяких наступательных действий. Я даю тебе в этом мое честное слово».
На что император Вильгельм ответил:
«Я дошел до крайних пределов возможного в моем старании сохранить мир. Поэтому не я понесу ответственность за ужасные бедствия, которые угрожают теперь всему цивилизованному миру. Только от Тебя теперь зависит отвратить их. Моя дружба к Тебе и Твоей империи, завещанная мне дедом, всегда для меня священна, и я был верен России, когда она находилась в беде во время последней войны. В настоящее время Ты еще можешь спасти мир Европы, если остановишь военные мероприятия».
Сазонов, по-прежнему желающий привлечь на свою сторону английское общественное мнение и готовый до последней минуты делать всё возможное, чтобы предотвратить войну, принимает, без возражений, некоторые изменения, которые сэр Эдвард Грей просит его внести в предложение, удивившее вчера Берлинский кабинет. Вот новый текст:
«Если Австрия согласится остановить продвижение своих армий на сербской территории и если, признавая, что австро-сербский конфликт принял характер вопроса, имеющего общеевропейское значение, она допустит, чтобы великие державы обсудили удовлетворение, которое Сербия могла бы предложить правительству Австро-Венгрии, не умаляя своих прав суверенного государства и своей независимости, Россия обязуется сохранить выжидательное положение».
В три часа дня германский посол испрашивает аудиенцию у императора, который просит его немедленно приехать в Петергоф.
Принятый самым приветливым образом, Пурталес ограничивается тем, что развивает мысль, изложенную в последней телеграмме кайзера: «Германия всегда была лучшим другом России… Пусть император Николай согласится отменить свои военные мероприятия, и спокойствие мира будет спасено…»
Царь отвечает, указывая на значение средств к примирению, которые предложение Сазонова, дополненное Греем, еще предоставляет для почетного улаживания конфликта.
В одиннадцать часов вечера в Министерстве иностранных дел докладывают о приезде Пурталеса. Принятый тотчас же, он заявляет Сазонову, что, если в течение двенадцати часов Россия не остановит своих мобилизационных мер как на германской, так и на австро-венгерской границе, вся германская армия будет мобилизована.
Затем, глядя на часы, которые показывают двадцать пять минут двенадцатого, он прибавляет:
– Срок окончится завтра в полдень.
Не давая Сазонову времени сделать какое-нибудь замечание, он говорит дрожащим торопливым голосом:
– Согласитесь на демобилизацию!.. Согласитесь на демобилизацию!.. Согласитесь на демобилизацию!..
Сазонов очень спокойно отвечает:
– Я могу только подтвердить вам то, что вам сказал его величество император. Пока будут продолжаться переговоры с Австрией, пока останется хоть один шанс на предотвращение войны, мы не будем нападать. Но нам технически невозможно демобилизоваться, не расстраивая всей военной организации. Это соображение, законность которого не может оспаривать даже ваш штаб.
Пурталес уходит с жестом отчаяния.
Суббота, 1 августа
В течение вчерашнего дня император Вильгельм объявил, что Германия находится в состоянии «угрозы войны». Объявление «угрозы войны» означает немедленный призыв резервистов и закрытие границ. Если это не официальная мобилизация, то во всяком случае это прелюдия к войне и первый шаг к ее началу.
Получив эти новости, царь телеграфировал кайзеру:
«Я понимаю, что ты вынужден мобилизоваться, но я хотел бы иметь от тебя ту же самую гарантию, которую сам дал тебе – что эти меры не означают войны и что мы продолжим наши переговоры, чтобы спасти всеобщий мир, столь дорогой для наших сердец. С Божьей помощью наша продолжительная и испытанная временем дружба будет в состоянии предотвратить кровопролитие. С верой в это я жду от тебя ответа».
Срок, назначенный германским ультиматумом, истекает сегодня в полдень; только в семь часов вечера Пурталес является в Министерство иностранных дел.
Очень красный, с распухшими глазами, задыхающийся от волнения, он торжественно передает Сазонову объявление войны, которое оканчивается следующей театральной и лживой фразой: «Его величество император, мой августейший монарх, от имени империи принимает вызов и считает себя находящимся в состоянии войны с Россией».
Сазонов ему отвечает:
– Вы проводите здесь преступную политику. Проклятие народов падет на вас.
Затем, читая громким голосом объявление войны, он с изумлением видит там, в скобках, два варианта, имеющие, впрочем, очень мало значения. Так, после слов «Россия, отказавшись воздать должное…» написано «не считая нужным ответить…» И далее, после слов «Россия, обнаружив этим отказом…» стоит «этим положением…». Вероятно, эти варианты были указаны из Берлина и по недосмотру или по поспешности переписчика были, как тот, так и другой, вставлены в официальный текст.
