О том, что Декалог – не просто моральный кодекс, а описание духовного пути, свидетельствует сама его структура. В этом отношении прежде всего выделяются две заповеди: первая и десятая, та, с которой начинается Декалог, и та, которой он заканчивается. И первая, и десятая заповеди представляют собой с точки зрения структуры сложные предложения, чего не скажешь об остальных. Правда, если посмотреть на первую часть Декалога (т. е. на первые пять заповедей), может показаться, что это не так, но важно понимать, что их текст включает в себя, помимо собственно текста соответствующей заповеди, еще и ранний комментарий к изначальному тексту. Эти комментарии связаны с основным текстом соответствующей заповеди еврейскими союзами, в переводе означающими «потому, что» («ибо» Синодального перевода) или «для того, чтобы» (появляется однажды в тексте комментария к пятой заповеди). В целом Декалог с включенными в его текст комментариями выглядит так, как показано на схеме (курсивом обозначены ранние комментарии, вошедшие в текст соответствующей заповеди; в Синодальном переводе на месте священного имени везде «Господь»)[2].

1. Я Яхве, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов пред лицом Моим.

2. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли;

не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Яхве, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои.

3. Не произноси имени Яхве, Бога твоего, напрасно, ибо Яхве не очистит того, кто произносит имя Его напрасно.

4. Помни день субботний для освящения его;

шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой – суббота Яхве, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришелец, который в жилищах твоих; ибо в шесть дней создал Яхве небо и землю, море и все, что в них, а в день седьмой почил; посему благословил Яхве день субботний и освятил его. (Исх.) \ и помни, что был рабом в земле Египетской, но Яхве, Бог твой, вывел тебя оттуда рукою крепкою и мышцею высокою, потому и повелел тебе Яхве, Бог твой, соблюдать день субботний. (Втор.)

5. Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Яхве, Бог твой, дает тебе.

Особо следует обратить внимание на разные комментарии к четвертой заповеди в Книге Исхода и в Книге Второзакония. Не вдаваясь сейчас в рассуждения о том, какой из двух комментариев древнее, заметим лишь, что второзаконнический вариант прямо возвращает нас к первой заповеди, где упоминается Яхве, выведший Свой народ из Египта. Четвертая заповедь при такой интерпретации становится тем, что можно было бы назвать актуализацией Исхода, или, вернее, того откровения и той Встречи, которая сделала Исход возможной. Как видно, первой части Декалога издавна (возможно, еще до Вавилонского плена) комментаторы (вероятно, из среды книжников) уделяли особое внимание. В центре их внимания оказывалось священное имя, имя Яхве, открытое Моисею на Синае. С этим именем связывалось богоявление, а значит, и молитвенная жизнь – как личная, так и общинная. Использовалось оно и в храмовом богослужении, притом использовалось как для призывания Бога при жертвоприношении, так и при благословении. В тексте первых пяти заповедей священное имя встречается дважды: в первой заповеди, центральным моментом которой оказывается богоявление и Встреча с Богом, пришедшим, чтобы вывести народ из плена, и в третьей, где речь идет о молитве, о призывании священного имени молящимся или молящимися. Сам текст первых трех заповедей становится таким образом текстом, посвященным Встрече и молитве, а священное имя становится соответственно главной темой этого текста. Очевидно, Встреча предполагает молитву, притом молитву непрерывную или, по крайней мере, регулярную. Что же до комментариев, то тут священное имя появляется повсеместно: оно повторяется в комментарии к третьей заповеди, равно как и ко второй, и к четвертой, и к пятой.

Такая структура вряд ли могла быть случайной. Она, возможно, была связана с той практикой молитвенного или медитативного чтения, которая, можно думать, была известна яхвизму уже до плена. Одной из основ такой практики было молитвенное размышление, связанное с теми или иными строками священных текстов. В яхвизме и позже в иудаизме существовал обычай запоминания наизусть больших объемов священных книг. После плена нередко встречались люди, помнившие наизусть все Пятикнижие целиком. Это, конечно, удавалось не всем, но текст Декалога знал наизусть каждый. Особенно выделялась тут как раз именно первая его часть, первые четыре заповеди, отражавшие в своих комментариях-расширениях мысль о необходимости очищения (третья заповедь), воздержания от того, что может отвратить душу и сердце от Бога плодами человеческого воображения (вторая заповедь) и о важности хранения внутреннего мира, который возвращает человека к той первой Встрече, когда на Синае народу была дарована Тора (четвертая заповедь). Эти комментарии были, вероятно, главными темами молитвенного размышления-медитации, которое было хорошим фоном для внутренней молитвы, для призывания священного имени, без которого молитва была немыслима. В самом деле, молитве всегда мешают те посторонние мысли, чувства, эмоции, которые мы обычно не контролируем и которые постоянно теснятся в нашей душе, мешая сердцу сосредоточиться на молитве, на обращении к Тому, без Кого никакая духовная жизнь, да и жизнь вообще, невозможна. Если же ум и чувства заняты строками из Св. Писания (в данном случае из Декалога), весь случайный мусор остается вовне, в душе ему места не находится. Оттого-то и появляется так рано практика молитвенного чтения-медитации: оно помогало создать то внутреннее пространство, без которого молитва если и оставалась возможной, то была, по крайней мере, сильно затруднена. Очевидно, и смыслом Декалога (по крайней мере, первой его части) была как раз непрерывная молитва, молитва как можно более сосредоточенная и свободная от лишних мыслей и эмоций (в православной духовной традиции такую молитву называют обычно «чистой»).

Что же касается второй части, то тут тоже все не так просто, как кажется на первый взгляд. Уже один тот факт, что главной заповедью оказывается тут десятая, запрещающая зависть, а не шестая, к примеру, или восьмая, заставляет задуматься: неужели зависть страшнее воровства и даже убийства? Между тем, если вспомнить о намерении, которое приравнивается к поступку, многое становится понятно: чтобы соблюсти вторые пять заповедей, надо не просто воздерживаться от тех или иных действий – надо стать другим человеком, таким, в сердце которого не будет места намерениям, ведущим к тому, что запрещает вторая часть Декалога. Для того-то и нужно было пребывание в молитве и во внутренней тишине – без этого жить в подлинной чистоте невозможно даже перед лицом Спасителя. Не случайно Он Сам указывает на необходимость воздержания не только от действий и поступков, но также от намерений, к ним ведущих (в новозаветных книгах, и в частности в Евангелиях, так же, как и в православной русскоязычной аскетической литературе, намерения-интенции называются обычно «помышлениями», или «помыслами»). Путь заповедей и есть путь молитвы и воздержания от намерений, ведущих к греху. Как же пройти путем заповедей?

Я Яхве, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов перед лицом Моим.

В тексте первой заповеди читающие обычно обращают внимание прежде всего на содержащийся там запрет: да не будет у тебя других богов, кроме Меня («перед лицом Моим» Синодального перевода – калька с еврейского, как раз и означающая «кроме Меня»). Между тем на самом деле первая заповедь начинается с благовестия: «Я Яхве, Бог твой, выведший тебя из земли Египетской, из дома рабства» (как и в большинстве переводов, в Синодальном священное имя повсеместно заменено титулом «Господь»). Это благовестие и есть, в сущности, ядро и главный смысл всего Декалога. Бог открывается человеку, а человек оказывается лицом к лицу с Богом. Без такой Встречи и без непрерывного предстояния Богу невозможна никакая духовная жизнь, да и жизнь вообще окажется неполноценной. Исключение из своей духовной жизни всех иных богов и культов оказывается для человека естественным следствием такого предстояния, ведь служить двум господам, как говорит Спаситель, невозможно. Конечно, тут, как во всех заповедях Декалога, есть первый, ближайший смысл, который как раз и сводится к тому, что поклоняющимся Богу Библии, Богу Авраама и Моисея, участие в любых языческих культах и поклонение любым другим богам запрещены, абсолютно и безоговорочно. Этому правилу строго следовали и следуют представители всех авраамических духовных традиций, не только иудаизма, но и христианства, и ислама. Первая заповедь между тем предполагает и еще одно правило: недопустимость какого бы то ни было принуждения в вопросах веры. В самом деле, можно ли принудить человека к богообщению? Очевидно, нет. Можно лишь заставить его исполнять те или иные религиозные обязанности, читать Св. Писание, вычитывать общепринятые молитвенные правила, присутствовать на богослужении и прочее в том же роде, но заставить человека общаться с Богом, раскрыть Ему сердце, очевидно, невозможно, это решение каждый принимает сам, и принимает свободно. Как говорит известная русская пословица: «Невольник – не богомольник».