Вот и заготовитель сунул журнал в дипломат, приготовился. Значит, скоро идти и ему. Когда его очередь подходила, он обычно чувствовал сильный соблазн встать у двери, караулить, чтобы сразу же войти, как только кабинет освободится, потому что, мало ли, вдруг кто-нибудь захочет пройти без очереди. А что он ему сделает? Скажет: Ты куда прешь, сволочь? Или, наоборот, очень достойно: Извините, но я занимал раньше вас! Он, конечно, так не скажет, да если бы и сказал, все равно неизвестно, чем бы это кончилось. Можно войти с тем нахалом в кабинет, начать там что-то объяснять: Он, главное, позже меня пришел, а теперь, главное..., а врач скажет, наверное, что-нибудь вроде: Граждане, соблюдайте порядок, охота ей разбираться, кто пришел раньше, не устраивать же расследование, вызывать свидетелей из коридора. И он не вставал у двери, все-таки ему было неловко походить на полоумную бабку, каких в поликлинике нагляделся, но - весь напрягался, подавался к двери, и глаз было от нее не оторвать. В воздухе что-то мелькнуло. Он заоглядывался: заготовитель встал и пошел к кабинету. А, это лампочка. Теперь, когда заготовитель выйдет, ему нужно будет войти. Он сразу представил, что у него в бумагах окажетс что-то не так; или окажется, что тут принимают только по номеркам, а номерка у него нет, а когда придется излагать свои жалобы, то он не будет знать толком, что сказать, не говорить же, что у меня на носу вскочил прыщик, и сразу представил, как это будет не то что смешно, а просто дико звучать. И сам на себя все это навлек. Он еще немного посидел на своей кушетке, потом встал и пошел ни о чем не думая. Когда он проходил мимо гардеробщика, тот оторвался от газеты и посмотрел на него, и, кажется, даже немного проводил его глазами, ему это очень не понравилось. Чего смотришь-то? Цветы на мне растут, что ли? Читаешь себе свою газету - и читай, - часто он думал в каком-то утрированно-развязном тоне, хотя в жизни от него никто ничего подобного не слышал. На улице некоторое врем шел без всяких мыслей, просто шел, но потом вдруг обернулся. До поликлиники было уже довольно далеко. Снекоторым сомнением двинулся дальше, но просто так идти, и все, он уже не мог, он уже чувствовал какой-то дискомфорт внутри, не выдержал и опять обернулся. Поликлиника стала еще дальше. Ей было все равно, что с ним будет, а может быть, это его последний шанс. Он опять вспомнил про заражение мозга, которое в поликлинике представало перед ним таким же малореальным, каким оно представало до самых последних дней, и в нем все разом оборвалось. Как он мог сделать такую непростительную глупость - уйти из поликлиники, когда речь идет о жизни и смерти, как он мог обращать внимание на какую-то ерунду, на какие-то номерки, когда... Ему захотелось дубасить кулаками по своей идиотской, дурной, тупой, лопоухой башке! Он быстро-быстро пошел к поликлинике, наклонившись вперед как только возможно, чтобы быть как можно ближе к ней, и ругал себя изо всех сил, точь-в-точь так же, как еще совсем недавно ругал поликлинику за то, что она была слишком далеко, и точь-в-точь так же прихныкивал и сжимал кулаки. Вот и опять поликлиника. Он решительно отворил дверь - и тут же вспомнил, что ему придется проходить мимо гардеробщика, который, наверное, будет считать его каким-то придурком- ходит взад-вперед, сам не знает, чего хочет. Он едва не попятился, но тут же сказал себе: А, плевать! - и решительно вошел в поликлинику, но как только заприметил краем глаза фиолетовый служебный халат гардеробщика, сразу весь кураж в нем пропал. Он поспешно напустил на себя озабоченный вид, и, проходя мимо гардеробщика, еще более озабоченно нахмурился, и походку сделал еще более озабоченной - все это для того, чтобы гардеробщик понял, что он что-то забыл здесь, а не просто так шляется. Ну забыл что-то человек! С кем не бывает, в конце концов! Даже когда он поднимался по лестнице, где гардеробщик его уже не видел, озабоченное выражение не сразу сползло с его лица. Подниматься он начал бойко, через ступеньку, но, когда дошел до второго этажа, начал чувствовать, что здесь что-то не так, здесь не может быть все так просто. И понял, что здесь не так: ведь когда он сидел в очереди, за ним еще занимали, а он ушел, никому ничего не объяснив, надо ему было на всякий случай сказать: Я тут отойду ненадолго, - и не сказал, думая, что уходит насовсем, и теперь его, конечно, могут не принять обратно в очередь. Черт, и того хуже, он ушел, как раз когда подходила его очередь, так что его уже точно никто не пропустит. Он стоял на площадке между вторым и третьим этажами и мучился, мялся, обдумывал, идти или не идти, если идти, то что сказать, или, может быть, занять очередь заново, в конце концов решил посмотреть из-за угла на очередь в семьдесят шестой кабинет, и тогда, возможно, обстановка прояснится. Он так и сделал - встал за углом и высунул из-за него голову - и тут же встретился глазами с заготовителем, который шел по коридору по направлению к выходу с третьего этажа, то есть туда, где стоял он; заготовитель был где-то на расстоянии двух метров и шел близко к стене, казалось, еще бы немного, и он бы уперся лбом заготовителю в подбородок. Он отпрянул, буквально как ошпаренный, и, сделав несколько нетвердых, блуждающих шагов, стал спускаться по лестнице уже твердыми, можно даже сказать - чеканными, шагами, хотя у него было желание припустить отсюда во весь дух, но не городить же одну нелепость на другую. Он чеканил шаг и чувствовал, как горят его уши, слышал сзади шаги заготовителя, который, похоже, шел медленнее. Дойдя до второго этажа, он не раздумывая юркнул в коридор, слишком уж невыносимо было чувствовать взгляд заготовителя на своей спине. Он был полностью раздавлен, уничтожен. Это ж надо - устроить чуть ли не целое представление перед гардеробщиком, придумывать, что говорить в очереди, - и разыграть такого идиота: только что стоял в очереди, а теперь подглядывает, как будто в женскую баню. Он брел по коридору, не замечая, что шевелит губами и пожимает плечами, со стороны можно было подумать, что он бормочет что-то вроде: Ну уж я и не знаю, чего вам тогда надо... Он вспомнил про прыщик, который совсем недавно довел его до безумия, и только мысленно махнул рукой, и на душе стало еще обиднее. Он вдруг очутился перед уборщицей, которая мыла пол, елозила шваброй туда-сюда, она недовольно оглянулась на него из своего согнутого положения. Он не решился следовать дальше, помявшись на месте, медленно пошел назад, еще не зная, что ему надо делать, дошел до выхода на лестницу, но как-то так сразу взять и уйти не решился, некоторое врем топтался перед выходом. На него, кажется, уже начали поднимать глаза сидящие в очереди. Он решительно подошел к первому попавшемуся стенду и принялся его читать. Большими буквами, написанными фломастером: Кабинет физиотерапевтических процедур. И ниже довольно объемистый текст, написанный шариковой ручкой: Наша поликлиника располагает... и т. д. и т. п., он прочитал все это от первой строчки до последней, потом с каким-то заторможенным интересом разглядывал фотографии. Изучение стенда его успокоило. Он вышел на лестницу и спустился в вестибюль, мимо гардеробщика прошел совершенно спокойно, потому что знал, что не дает поводов гардеробщику считать его придурком - вернулся за чем-то, что забыл, а теперь возвращается обратно, так что все нормально, да и тем более гардеробщика он больше не увидит.

Выйдя из поликлиники, он еле дотащился до ближайшей скамейки и плюхнулся на нее, раскидав ноги. Он внезапно почувствовал себя страшно измочаленным еще бы, после такого напряжения, - и в голове не было ничего, кроме какого-то гада, а про все еще такие недавние переживания, связанные с поликлиникой, он просто забыл. Свою роковую роль поликлиника уже сегодня сыграла - и сразу же утонула в серой массе других зданий, до которых ему не было никакого дела. Прыщик все так же грозил заражением мозга, и опасность заражения ничуть не уменьшилась с тех пор, как он посреди урока вышел из класса, но - это уже было не его дело. Как будто знал, что выполнил то, что было предписано ему на сегодня, и какой-то верховный судья уже не спросит с него больше. Сегодня. И он уперся взглядом в кончик своего ботинка и постепенно погрузился в оцепенение самое приятное из всех ощущений, которые испытал сегодня за день.