Поехали.
***
Он сидит на кровати, зажимая сложенные вместе ладони коленями. Маленький без своей огромной байки. Взъерошенный. Уязвимый.
— Снимай всё, — сообщаю я.
Он краснеет и смотрит на меня недоверчиво.
— Всё значит всё, Макс. Живее.
Его колотит. Уж извините: ни уговаривать, ни успокаивать не буду. За что боролись, на то и напоролись. Сам предложил. Он кое-как управляется с футболкой, с ширинкой джинсов, даже носки у него не получается снять с первого раза. На трусах окончательно застревает. Снова смотрит на меня.
— Ну в бассейне же ты как-то раздеваешься.
Аргумент срабатывает. Он решительно стягивает последний элемент одежды и поворачивается ко мне спиной. Я подхожу ближе, беру подушку и кладу на середину кровати.
— Ложись на живот, подушка должна быть под бёдрами.
Он выполняет все приказы, хотя тело слушается плохо. Страшно, сынок, я в курсе. Но ты пока не знаешь, чего именно боишься. И это хорошо. Потому что знал бы — боялся бы в сто раз больше. Здесь поговорка «у страха глаза велики» не работает. Скорее наоборот.
— Постарайся сильно не крутиться, — тихо прошу я.
Он молча утыкается в сложенные предплечья. Я замахиваюсь и на выдохе первый раз опускаю руку.
— Ау! — он подскакивает и орёт.
Садится на кровати, поджимая под себя ноги, зло смотрит на меня. Я молчу и жду. Отступать нам обоим некуда. Раз уж мы как-то в эту точку пришли — надо её пройти. Он тоже что-то подобное понимает, кажется. Опускается обратно, вцепляется в матрас пальцами.
Надо быстрее с этим заканчивать. Он вскрикивает после каждого удара, первое время пытается прикрыться ладонями, но раз получает по запястьям и убирает руки под себя.
— Пап, я всё понял! Ау! Хватит! Ай! Пожалуйста!
Да уж конечно. Понял он. Задница слегка розовая только, с еле уловимыми росчерками-полосами. Только до десятки дошли… Нет уж, так просто не отделаешься.
Я быстро нахожу нужный ритм и ремень начинает опускаться с выверенным интервалом. Он успевает только вскрикнуть и слегка вскинуть задницу, но на мольбы или ёрзания ему просто не хватает времени. Он закусывает кулак и протяжно ноет — орал бы, если бы не закусил. Вообще он не так уж плохо держится. Для первого раза даже очень неплохо. А второго раза не будет.
Завывания постепенно превращаются в откровенный рёв. Он беспомощно лупит ногами по матрасу, крутит задницей, дрожит, но не пытается избежать ударов. Чему-чему, а ответственности за свои решения я его научил. Сейчас вот ещё научу не шляться по ночам чёрт знает где — и будет золотой ребёнок.
Задница приобретает оттенок чуть недозрелого помидора, красновато-розовый. Я останавливаюсь на тридцатом ударе, потому что он уже захлебывается слезами.
— Я больше не буду-у-у-у, — как-то совсем по-детски рыдает в матрас он.
Я устало сажусь рядом с ним. Не успокаиваю, не пытаюсь поговорить. Ему сейчас это не нужно. Ему нужно хорошенько прореветься. Слушаю его рыдания, которые постепенно сменяются на всхлипы. Всхлипы в свою очередь сменяются размеренным сопением. Он засыпает. И только тогда я встаю и выхожу из комнаты.
***
Мы не разговариваем три дня — до возвращения Тани из командировки. Ну, здороваемся, конечно, желаем друг-другу приятного аппетита и спокойной ночи. Всё на этом. Вечера он проводит у друга Дениса и возвращается за полчаса до одиннадцати. Я уже начинаю думать, что мои худшие опасения превращаются в реальность. И не очень понимаю, как это исправить. Но моя прекрасная жена как всегда приходит мне на помощь.
«Он не злится на тебя, Миш, он просто не понимает, где новые границы. Можно сказать, он боится. Иди и покажи ему, что ты всё ещё тот отец, которого он знает».
Он смотрит какой-то фильмец. Вроде, боевик. Лежит на кровати на животе, поставив ноутбук на подушку, подбородком упирается в сжатые кулаки. Ну не может же быть, чтобы до сих пор не прошло…
— Как ты? — тихо интересуюсь я, аккуратно вытягивая из его уха один наушник.
— Нормально, — перекатывается на спину.
Вроде не морщится. Да сто раз там всё прошло уже. Ему так просто удобнее лежать было.
— Слушай, Макс, я хочу, чтобы ты знал: такого больше не повторится. Я только хотел, чтобы ты понял как это.
— А если это повторится с моей стороны? Не то чтобы я планировал завтра прийти домой заполночь, просто интересно. Мало ли как ещё я накосячу?
— Я найду другие способы воздействия. Точка.
Он кивает. Думает ещё о чём-то. Поворачивается на бок, лицом ко мне.
— Тебе ведь от дедушки сильнее доставалось, да?
Ох… Ты даже не представляешь, как я тебя пожалел, сынок.
— Ну, немного сильнее, да, — вместо этого отвечаю я.
— Прости, пап.
— И ты прости, сын.
========== Сын ==========
Это ж надо было так вляпаться. Чем только думал? Точно не головой. Вот сто процентов. И как теперь ему в глаза смотреть? Такой фигни он от меня точно не ожидал. Да я и сам не ожидал, если честно. Вообще не дорубаю, как на это подписался. Идиот.
Папа садится в машину, кидает на меня короткий усталый взгляд, пока заводит двигатель, качает головой и газует. Я ёрзаю на сиденье, пытаюсь подобрать слова, которые меня хоть как-то бы оправдали. Но не то чтобы они были.
— Я дурак, — отчаянно сообщаю я.
— Мягко сказано, — зло отвечает отец, не отрываясь от дороги.
Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт.
— Па, я не знаю, как так вышло…
— Я за рулём, Максим. Закрой рот.
Оу. Это уж как-то совсем жёстко. Во-первых, он почти никогда не использует полное имя. Даже когда ругается. Во-вторых, «закрой рот»? Прям грубо. Будто пощёчину отхватил. Закрываю лицо ладонями, дышу. Перед глазами мелькают фрагменты сегодняшнего дурацкого дня.
Мы с Серым и Дёней летим на великах вниз по главной улице. Ветер в лицо. Свобода. Кайф. Не знаю, что может быть круче. Разве что тот парашют, который к яхте цепляют и тянут тебя над морем. Мы как-то с папой катались на таком. Блин, ну вот зачем я это вспомнил?
Вернись в сегодняшний день, Макс. Найди что-нибудь, чтобы объяснить, на кой-чёрт ты это сделал. Не ему — он видимо даже слушать не будет. Хотя бы себе.
«Гребаные светофоры» — плюётся Дёня. «Пиздец бесят» — соглашается Серый. Я только киваю. Весь кайф обламывают. Потом снова разгоняйся, задавай темп, находи равновесие. Но с другой стороны… Они созданы, чтобы движение регулировать, верно?
«А слабо на красный?» — кидает Серёга на следующем светофоре. Переход маленький. Дорога на две полосы всего, движение не особо активное. Проскочить — раз плюнуть. Но страшно как-то. Мало ли что. «Да без базара» — смеётся Дёня. Они выжидающе смотрят на меня. Я не знаю, что ответить. Очень хочется попробовать. Прям ОЧЕНЬ. Уверен — кайфа не меньше, чем в реку с тарзанки прыгать. А может даже больше. Но, блин, стрёмно. «Чё ты, Мэд Макс, ссышь?» Серый знает, как меня спровоцировать. «Погнали» — киваю я.
Пролетаешь за мгновение. Раз — и ты на другой стороне. Водитель не то что затормозить, даже заметить тебя не успеет. Звучит как-то жутко, но на самом деле это офигенное чувство. Будто можешь проходить сквозь стены.
«А слабо прямо перед машиной?» — повышает ставки Серый. Это уже хрень какая-то. Я понимаю это. Где-то там, глубоко внутри. Но снаружи кровь кипит адреналином, а башню сносит от свободы и вседозволенности.
Первым проскакивает зачинщик Серёга. Орёт от восторга. Вторым стартует Дёня. Я готовлюсь. Но не успеваю нажать на педали. Потому что машина чуть не сносит Дёню. Не сбивает, но он теряет равновесие, летит на проезжую часть, стёсывает ладони, колени об асфальт. Водитель тормозит.
«Или вы звоните родителям. Или я звоню в ГАИ».
Я не буду убеждать отца, что я в этом не участвовал. Да, я не успел испытать судьбу. Наверное, к счастью. Но я бы сделал это. Я собирался это сделать. Так что можно считать, что сделал.
Я даже думать боюсь, что мне за это светит. Ремнём я получать больше не хочу. Но папа вроде как обещал, что это будет только один раз. Правда, в тот момент он вряд ли мог предположить, что уже через пару месяцев я буду на спор гонять на велике через проезжую часть… Но всё же. Не хочу. Но и сидеть дома до конца лета не хочу. Хотя я бы себя вообще больше никуда ни с кем не выпускал. Вот дерьмо.
