Реакция детектива не заставила себя долго ждать. В его глазах взыграла неподдельная, в отличие от Коннора, злость. Рид придвинулся к андроиду настолько близко, что в любой момент мог просто вынести того одним ударом головы. Внутренний зуд заставил меня напрячься. Может, солдат и не мог сохранить весь организм под контролем, но он отчетливо реагировал на все притязания к жизни наставников. Свою работу он все еще выполнял.

– Слушай меня, Коннор-питонор. Если ты будешь умничать, то я запихну тебе эту пустую бутылку прямо в задницу, ты понял меня?

– Если вы запихнете ему бутылку прямо в задницу, – я медленно встала с дивана. Проклятые каблуки едва держали не привыкшие к шпилькам ноги, но мне удалось стоять гордо и уверенно. – Я запихну свой кольт вам в глотку. Угадайте, кого быстрее настигнет смерть.

Всем своим видом я показывала свою боеготовность, несмотря на плотное платье и высокую обувь. Гэвин явно это ощутил. Он отстранился от андроида, мирно сидящего за столом, и встал напротив меня. Каждый присутствующий смотрел на нас, словно на остросюжетный фильм-боевик, который разворачивается не на экране, а прямо здесь, на глазах у всех. Рид улыбнулся своей фирменной ехидной улыбкой, и ткнул пальцем мне прямо между ключицами. Касание было настолько отвратительным, что я едва подавляла свои солдатское желание перекинуть детектива к чертям собачьим через плечо, отправив его бороздить просторы барной стойки.

– А ты еще у меня ответишь за кофе, милашка, – последнее слово было выделено особенно сильно. – Пойду я отсюда. А то машинным маслом уже воняет.

Детектив, все еще улыбаясь, сложил указательный и средний палец в пистолет и сделал вымышленный выстрел в сторону Коннора. Внутри меня негодовал холодный рассудок и защитные установки, но больше всего негодовало человеческое начало. Я злилась, краснела от ярости, искренне желала разбить удаляющемуся под общие взгляды Гэвину Риду лицо. Солдат, ощутив такой резкий мотиватор, как ненависть, вдруг не стал подавлять эмоции. Боец и человек внутри впервые были направлены в одну сторону, и их цели и желания были одинаковыми. На мгновение я почувствовала легкость в душе. Хоть ненадолго, но все же мне удалось проконтролировать обе стороны баррикад одновременно.

– У вас с собой оружие? – Коннор с улыбкой на лице наблюдал, как я сажусь обратно за стол. Постепенно чужие взгляды спали на «нет».

– Коннор, я солдат. Мне не обязательно иметь оружие, чтобы нагнуть какого-то там Рида. Мне и каблука вполне хватит.

Андроид вместе со мной усмехнулся. Прежняя напряженная тишина спала, и руки Коннора вновь покоились на белом столе. Я же с упоением допивала вино, радуясь маленькой победой над собственным сознанием.

– Почему он такой нервный?

– Полагаю, что существует два варианта, – андроид выставил два пальца, загибая каждый по очереди. – Первый: у детектива Рида был неудачный опыт работы с такими, как мы. Второй: у него психическое расстройство. Я склоняюсь ко второму варианту.

– По-моему, здесь и то, и другое, – я слегка наклонилась над столом, ехидно подтрунивая над ушедшим прочь детективом.

Лицо Коннора озарила улыбка, и в этот раз она была неподдельная. Он улыбался искренне, насколько был способен, обнажая каемку белых идеально ровных зубов. В глазах плескалась маленькая радость. И, черта с два, мне это понравилось. Впервые взращенный солдат внутри не стал подавлять нахлынувшее чувство симпатии. Он словно бы отмахнулся от чувств, дав организму на минуту отдохнуть от постоянного внутреннего конфликта. Однако разум все еще был при мне, и я, всего лишь ненадолго залюбовавшись прекрасным обликом андроида, резко отдернула себя и стерла с лица благоговейную улыбку. Это не ушло от внимания андроида. Он, как и я, резко перестал улыбаться. За столом вновь повисла напряженная тишина.

– Пошли искать Хэнка.

Андроид, услышав слова, тут же вскочил с места и принялся поправлять свой внешний вид. Пиджак и без того сидел ровно, но Коннор тщательно разглаживал плечи, затягивал галстук, приглаживал волосы. Я встала со стола, допив последний глоток, и уже хотела сделать шаг в сторону выхода, как вдруг остановила себя. Внутри все сковало цепями, было трудно даже вздохнуть. В воздухе бара текла мягкая мелодия. Ее звуки отдавались внутри меня ворохами воспоминаний и чувством боли, но я сдерживала себя, чтобы ничего не ляпнуть.

– Что-то не так? – мягко осведомился Коннор.

Звучащая песня была одной из самых значимых в моем прошлом мире. Нежный, но израненный голос мужчины рассказывал о том, как старался найти выход, сбежать, покинуть свою клетку. Он пытался спрятаться, надеялся когда-нибудь исчезнуть из этого мира, словно туман. Но она не давала ему этого. И он терпел.

На душе стало паршиво. Я знала эту песню когда-то наизусть, и на то были свои причины. Ведь под эту песню всплывали самые счастливые, и в тоже время скорбные воспоминания. Отец включал по вечерам мелодию, зажигал камин и приглашал маму на танец. Они медленно кружились в центре гостиной, поглощенные грустью и радостью одновременно. Они были счастливы. Я была счастлива. Весь мир был счастлив.

– Это была любимая песня моего детства, – я не видела Коннора, не знала, что он делает, но остро ощущала его встревоженный взгляд на своем лице. Внезапно мне вновь захотелось стать бесчувственной и холодной. И счастливой. По-своему. – Родители часто танцевали под эту песню, когда весь мир еще что-то значил для меня. Я всегда думала, что смогу найти то, что было между ними. Это было так глупо. «Ты разрываешь меня на части, до самой плоти»…

«Здравствуй. Добро пожаловать домой» закончил уставший, измученный вечным одиночеством и страданиями, женский голос. В моем желудке образовалась дыра размером с само тело, но я была не в силах пошевелиться. Лишь смотрела перед собой, вслушиваясь в эту истязаемую душу мелодию.

– Желаете потанцевать?

В поле зрения попало какое-то движение. Я недоуменно обернулась к Коннору. Его рука была протянута в знак приглашения, в глазах отражалось смятение и тревога. Я смотрела на руку, и ощущала, как вновь теряю контроль над собственным мозгом.

Да, Коннор. Я желаю станцевать. Я желаю дотронуться до тебя, ощутить тепло под твоим пиджаком. Желаю стискивать грубую ткань руками на твоей спине. Желаю узнать, источаешь ли ты запах, так ли прекрасны твои руки, как выглядят. Я желаю уткнуться носом в твою белоснежную рубашку, и оставить этот мир навсегда. Мне хочется дотронуться до твоих волос, узнать их на ощупь, и сравнить с теми волосами, что я ощущала во сне. Я хочу услышать, бьется ли твое механическое сердце, холоден ли ты под своей бионической кожей. Хочу утопать в тебе, как утопала мать в объятиях отца. Я хочу узнать тебя. И быть счастливой. По-своему.

– Нет.

Проигнорировав руку и сковывающие душу слова песни, я стремительно направилась к выходу. Пусть во мне стало больше человеческого, пусть внутри все заставляло меня истязаться в вечной психофизиологической войне сердца и разума, но я все еще старалась реанимировать умирающего в конвульсиях солдата внутри. Он был истощен, и не мог самостоятельно подавлять захватывающие власть чувства. Ему требовалась помощь. Я ему ее обеспечила.

Время перевалило за десять, когда мы выбрались из душного бара на улицу. Ночь опустила на город не только темноту, но и мороз. Температура упала до пятнадцати ниже нуля, и мне, чтобы не резать глаза прохожим своими голыми плечами, все же пришлось взять с собой бежевый теплый плащ. Улицы были покрыты снегом, но сам снег с неба не спускался. Выйдя наружу, я ощутила, что была близка к катастрофе: глаза были полны мокрой влаги, которая тут же обожгла слизистую из-за резкого перепада температуры. Коннор вышел вслед за мной, но говорить ничего стал. Он был удручен и нахмурен.

Поиск лейтенанта оказался не простой задачей. Мы потратили два часа на объезд каждого, даже самого захудалого, бара. Каждый из них встречал нас крайней враждебно. Конечно, выгонять нас не выгоняли, ведь андроид был не один, а с человеком – потенциальным клиентом. Но бармены и посетители смотрели в нашу сторону недружелюбно. Нам же хватало не больше трех секунд, чтобы определить наличие объекта. Коннор быстро просматривал помещение, и каждый раз отрицательно качал головой.